Рубежник - Дмитрий Билик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя нельзя сказать, что и новгородский князь без дела сидел. Слушал, вникал, пусть и не высовывался. А когда время пришлось, всеми правдами и неправдами уговорил царя людского, чтобы город на болотах возвел. А когда в град на Неве и столицу перенесли, Новгород смог свои интересы продавливать. Хотя до нынешней независимости было еще далеко.
Ох, давно это все происходило, словно в другой жизни. Шеремет тогда совсем пацаном несмышленым был. Даже забылась половина. Ладно, то все дела давно минувших дел. Теперь нынешними заботами надо заниматься.
Шеремет взял телефон и набрал номер.
— Ты далеко? Зайди ко мне. Только не в главный зал, а в кабинет.
А сам сел на диван, закинув ноги на подлокотник.
Нелегко жилось Шеремету. Это до первой сотни все интересно, да весело. После будто и еда приедается, и ничего нового уже не происходит. Все события повторяются изо дня в день, только в разной интерпретации. А чего всегда вдоволь — так это проблем.
К примеру, третьего дня с застав донесение пришло — пробился с суомских земель к ним глусун. Рядовая нечисть, которая у чухонцев обитает. С виду на кабана походит, разве что глаза горят, да из-под копыт искры летят. Ну, и больше раза в три. Такая тварь и рубежника неопытного задерет, а если человек попадется, тому совсем худо будет.
В былое время Шеремет бы что сделал? Собрал охоту, до которой и он сам, и все его предки большие любители были. Конечно, свой хист с глусуна не усилишь. Шеремет десять рубцов имел, в самое начало кощеевского пути встал. А вот молодым да необстрелянным можно нож в руку дать, да хист побаловать. Но лень было Шеремету. Не мальчик уже по полям да весям бегать. Потому приказал он ратникам глусуна обратно, к чухонцам выгнать. Их тварюга, пусть сами и разбираются.
Или вот к нему, в Выборг, по величайшему дозволению князя новгородского должен был прибыть сам Николай Шуйский из Твери. Потомок тех самых Шуйских. Тоже не просто так. Что ему здесь делать — непонятно. Но умысел какой-то имелся. А воеводе теперь сиди, да разгадывай.
К тому же, имелись дела и поважнее, чем нечисть гонять и члена великой семьи встречать. Умерла старуха Спешница, которая по силе почти ровней Шеремету была. А ее смерть совсем странной вышла.
По годам она и за сотню не перевалила. Единственное, рубежницей стала поздно, потому и выглядела старухой. Захоти, конечно, так помолодела бы. Женщины подобным часто балуются, когда хист получают. Да что там говорить, и мужики многие. Да вот только Спешница мудра была не по годам, не стала на такое промысел тратить.
И по силе почти равна Шеремету, хотя он вон сколько прожил. Тут дело, конечно, в хисте. Тот у нее особый был. С таким можно возвыситься быстро, но сгореть, как спичка.
Жаль было Спешницу Шеремету, очень жаль. Сколько она ему помогала — уже и не перечесть. Он ей даже квартиру новую выбил, куда почти насильно старуху вселил.
Но больше всего сейчас воеводу интересовало вот что — отчего молодая и полная сил рубежница умерла. И у кого теперь ее хист?
Кончину ее почуяли. Уж на то у него обученные люди есть. К примеру, Федя Моровый, у которого благодать на смерти чужан завязана. Хист старый, ему от отца перешел, а тому от деда. И у каждого было прозвище Кровавый. Потому что во всех войнах участвовали, не жалея себя врагов губили.
А вот Федя оказался более сообразительным. Смекнул, что не обязательно лично людей убивать. Достаточно находиться рядом с ними, когда те умирают. И, не будь дураком, устроился в дом престарелых медбратом. Точнее, числился. Трех лет не прошло, как рубеж ведуна перешагнул. Дальше, конечно, дело застопорилось, хист с каждым рубцом все большего и большего хочет. Потому Феде выбор пал, либо душегубцем великим быть, либо пыл свой поумерить, да довольствоваться, чем есть. Моровой выбрал второе.
Но именно он первым и сообщил про Спешницу. У каждого рубежника, когда он грань после пяти рубцов переходит, умение особое открывается. Кто-то говорит, что хист дает то, что человеку больше всего хочется. Другие заявляют, что скорее самое необходимое.
Так или иначе, но Федя Моровой стал чувствовать смерть знакомых ему рубежников. Как наступившую, так и предстоящую. Кто ведает, может будь он сильнее, кощеем, к слову, а не ведуном, может, и удалось бы старуху спасти. Или хотя бы ее хист в нужные руки передать.
А таких у воеводы было предостаточно. Семей рубежников много, а вот хист у каждого свой. Ладно, если родитель отпрыску своему отдаст при смерти, это одно. А что делать, когда детей трое или четверо? То-то и оно.
Бывает, что великие семьи между собой передерутся, чтобы в очередь встать. Да такие взятки предлагают — можно несколько Выборгов купить.
А ведь есть еще и приспешники. Это те из людей, кто в рубежные тайны посвящен и прислуживают всю жизнь, в надежде на промысел. По закону такие через двадцать пять лет право на хист имеют, если свободный будет. Ведь рубежники за них налог в казну платят. Зачастую, конечно, приспешников волындают или дают тот промысел, который не особо и нужен кому. Но и подобным смердам надобно иногда кость бросать. Чтобы понимали, рубежникам служить выгодно и приятно. Всегда есть шанс вырваться из своей обрыдлой жизни.
Бывали еще и захожие люди. Самые скверные, как считал Шеремет. Кому хист буквально на голову свалился. К примеру, случайно рубежник передал или, еще чего доброго, хист сам человека нашел. Подобное вообще редко было. Например, когда рубежник умер, а промысел свой передать не успел. Смерть в таком случае мучительная, жуткая. Такую многие слышат и чувствуют.
Вот потому воевода и мучался вопросом, что же стало с хистом Спешницы? Куда он делся? В былые времена бывало, что промысел после смерти хозяина вовсе из мира уходил. Но то не старухин случай. Шермет за ее хистом следил почти две с половиной сотни лет. Сменил он трех хозяев, а засыпать и не думал. Потому что уж слишком людям нужен. А промысел такое чувствует. Он же вроде живого.
Снаружи поскребли, а после, без всякого стука, в кабинет зашел Врановой. Нет, имя у чухонца было — Пентти.
