Повседневная жизнь Арзамаса-16 - Матюшкин Федорович

В 1724 году Петр подготовил указ о монашестве и монастырях. «Нетерпимый ко всякому инакомыслию, даже пассивному сопротивлению, царь не мог допустить, что в его государстве могут жить люди, проповедовавшие иные ценности, иной образ жизни, чем тот, который проповедовал сам Петр и который он считал лучшим для России», — писал историк Е. В. Анисимов[10]. Не удивительно, что в монашеской среде было много недовольных реформами, проводившимися Петром и Феофаном Прокоповичем. Архимандрит Маркелл Родышевский, написавший несколько произведений, в которых полемизировал с Феофаном Прокоповичем, был осужден и сослан, а его сочинения попали в список запрещенных.

Продолжалось ужесточение политики в отношении монашества и после смерти Петра I. В 1732 году вышел указ Синода, в котором предписывалось ужесточить учет и надзор за монахами, закрепить их за монастырями, в которых чернецы находились на момент издания указа. Переходы из обители в обитель разрешались только с благословения архиерея. Этот указ положил конец некоторой монашеской вольнице. До него монахи свободно могли перемещаться по своему усмотрению из монастыря в монастырь, в пострижении тоже не было строгости. В масштабах государства наведение порядка имело смысл — оно препятствовало укрывательству в монастырях беглых солдат и крестьян, мужей от живых жен, несовершеннолетних.

К нарушителям указа, тем, кто постригался и постригал незаконно, применялись строгие меры. В 1731 году императрица Анна Иоанновна восстановила учрежденную Петром I, но впоследствии ликвидированную Тайную канцелярию. В это ведомство попадали дела, которые квалифицировались как «государственная измена» или «попытка государственного переворота». За малейшее подозрение или незначительную провинность человек мог попасть на каторгу в Сибирь до конца своих дней. В ходу были доносы, и даже священников обязывали сообщать в «органы» услышанное ими на исповеди что-либо подозрительное.

Именно в это время один из монахов Саровской пустыни Георгий (в миру Зворыкин из Костромского уезда, из шляхетства) 13 декабря 1733 года явился в Московскую синодальную контору, чтобы покаяться в страшных грехах: вероотступничестве, общении с нечистой силой и т. п. Его показания были выслушаны и записаны служащими конторы. В конце своих показаний Зворыкин заявил, что обо всем этом он рассказывал на исповеди своему духовнику саровскому иеромонаху Иосии и что, «…заявляя о своем грехопадении, по приказанию отца своего духовного, просит у ее императорского величества милосердия, а у св. Синода милостивого разсуждения, чтоб повелено ему было окончить жизнь в покаянии, в Саровской пустыни, потому что он весь дряхл и скорбен». Следует отметить, что было Георгию Зворыкину всего-то 26 лет, происходил он из обедневшего, но «хорошего» рода, однако страдал эпилепсией и не раз тяжело болел. Пострижен был как раз «в болезни при смерти», но излечился. В Синодальной конторе его продолжали допрашивать и он продолжал давать все новые показания, в том числе на своего духовника Иосию. Надо сказать, Иосия (в миру Яков Самгин, из купеческого сословия) имел обширные связи среди высокопоставленных лиц в Москве. По некоторым источникам, он и в Сарове-то оказался по просьбе царевен Марии и Феодосии. Не без использования своих московских связей Иосия был назначен строителем подмосковной Берлюковской пустыни. В частности, прошение о назначении его настоятелем Берлюковской пустыни поддержала княгиня Мария Долгорукова, которая имела поместье в Арзамасском уезде и была вкладчицей Саровской, а потом и Берлюковской пустыней. По показаниям (сделанным уже позднее, в ходе следствия) берлюковского монаха Никодима, «Иосия часто езжал в Москву исповедовать детей духовных, потому что у него много в духовности знатных персон». С 1733 года Иосия стал духовником в семье Алексея Васильевича Макарова, некогда могущественного кабинет-секретаря Петра I.

К этому времени испортились отношения Иоанна с Иосией, которого сместили с поста казначея Саровской пустыни. Обиженный Иосия удалился в келью недалеко от монастыря, начал переманивать монахов, призывая создать другой монастырь в противовес Саровскому, а Иоанна сместить. Подоспевшее назначение в Берлюковскую пустынь предотвратило открытое столкновение двух священнослужителей, но, уезжая, Иосия грозил, что он добьется смены настоятеля. Вот уж действительно: «О времена! О нравы!»

Оставшиеся в Саровской пустыни испугались не столько угроз Иосии, сколько назначения настоятеля со стороны. Они поспешили избрать вместо Иоанна нового руководителя, Дорофея. Не исключаю, что в принятии такого решения участвовал и сам Иоанн. Прошение о назначении было послано в Москву в октябре 1731 года, но указ об этом вышел лишь в январе 1733-го. По этому указу Дорофея следовало именовать строителем пустыни, а Иоанна — первоначальником. Интересно, что с этим официальным титулом Иоанн в списке монашествующих Саровской пустыни (табели) 1733 года шел первым — перед строителем, в знак признания заслуг и, наверное, в знак того, что, несмотря на назначение Дорофея, первым лицом в монастыре все же оставался Иоанн.

Узнав о показаниях Зворыкина, Иосия решил, что лучшая оборона — это нападение, и сам настрочил донос. Принял он это решение не без колебаний, о чем свидетельствуют его обращения за советом к своим покровителям. Князь И. Одоевский не советовал давать делу ход, а А. В. Макарова не оказалось дома. И все-таки Иосия решился на донос. Он пересказал, что поведал ему Зворыкин на исповеди, и сообщил, что бумаги хранятся в Саровской пустыни (думается, он прекрасно понимал, что тем самым он «подставляет» Иоанна).

В Саровскую пустынь нагрянул отряд солдат для изъятия документов. В указанном Иосией месте были найдены бумаги (писанные углем и кровью), в которых Зворыкин письменно отрекался от Бога, его же покаяния, разрешительное письмо Иосии, отпускавшее Зворыкину его грехи. Среди этих бумаг попалось и запрещенное вышеупомянутое сочинение Родышевского «Возражение на объявление о монашестве», переписанное в тетрадях от руки. Эти тетради придали делу саровских монахов политический поворот. Служащим Синодальной конторы дело показалось достаточно серьезным, о нем было сообщено в московскую контору Тайной канцелярии. Та приказала арестовать Зворыкина, а также всех упомянутых им монахов, в том числе Иоанна и Иосию. В записях монахов сохранился рассказ о том, как арестовывали Иоанна.

«За первоначальником послали чиновника с двумя инвалидами; приехали в пустынь; первоначальника не было в обители: отлучился по нуждам монастырским до города Темникова. Чиновник взял монаха, чтобы отыскать вскорости. Поехали к Темникову, не доехали до города 12 верст; первоначальник навстречу ехал, на одной лошади, с послушником; взяли его, обнаживши сабли, чтобы везти в Москву; но первоначальник упрашивал их со слезами заехать в монастырь проститься с назначенным в строители и с братиею и едва мог убедить оных. Приехавши в обитель, не допустили его до нареченного строителя и братии сажен 10; сделал он со слезами как настоятелю, так и братии троекратное поклонение до земли, такожде и братия сделала поклонение; и, не допустивши его и до кельи, в чем застали, в том и увезли в Москву».