В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора - Даниил Галкин

Поцеловав маму, проснувшуюся сестренку, которая радостно защебетала, и меня, он быстрым шагом ушел на работу. Отец был добрейшим человеком, но по-мужски сдержанным в проявлении чувств. Женская половина редко удостаивалась поцелуя перед уходом и после прихода его с работы. Ласковое слово «сынок» я слышал лишь в последнее время, когда остепенился и стал меняться в лучшую сторону. Зато отец как бы «оттаивал» при общении с рыжекудрой дочкой, которой старался посвятить все свое свободное время. Он любил ложиться на диван, сажать ее верхом и вместе с ней распевать песни. Яна слов не знала, но старалась подпевать, как могла. Вот как это было:

…Время между тем бежало,И девчушка подрастала,Очень говорливой сталаИ дуэтом распевалаС папой песни тех временВ красном мареве знамен.В духе эволюционном,В стиле революционном…

Отец отличался пунктуальностью и ответственностью. На работу выходил из дома в одно и то же время, с точностью до минуты. Путь до завода по улице Парижской Коммуны, затем вниз по Панянскому спуску[14] на Подол занимал у него не более двадцати минут. За многие годы он ни разу не опоздал. Кстати, в те суровые времена служебные опоздания приравнивались чуть ли не к преступлению.

…Отец уже возвратился с работы, когда я проснулся. Быстро собравшись, я помчался на свидание с Наталкой. Мы договорились встретиться у памятника Кобзарю в Петровском парке. В глубине аллеи, ведущей к памятнику, я увидел ее изящную, стройную фигуру. При встрече она прижалась ко мне и заплакала. По наивности я решил, что это слезы радости от встречи со мной. Однако причина оказалась в другом. Во время ночной прогулки она поведала мне о планах на летние каникулы. Как правило, каждое лето родители отправляли ее на Черное море, в Гурзуф. Там проживал брат отца, занимавший довольно высокую должность. У него был большой дом с садом прямо на берегу моря. Наталка в порыве нахлынувших чувств предложила мне вместе с ней провести в Гурзуфе часть летних каникул. Но ее ждал неприятный сюрприз.

Между всхлипываниями, вытирая слезы, Наталка рассказала:

– Когда мы с тобой расстались и я пришла домой, папа уже готовился спозаранку выйти на работу. Он почти всегда в добром настроении. А сейчас… с ходу, не расспросив даже, как прошел наш вечер, озабоченно объявил, что мои планы на лето меняются. С мамой мы через пару дней уедем к его стареньким родителям в Ивановскую область, в маленький город Юрьевец на Волге[15]. На мой вопрос, почему так сразу все изменилось, папа непривычно резко отрезал: «Все решено, так надо». И ушел. Я не понимаю, что происходит.

Я тоже не понимал, что происходит. Смутные мысли хаотично вертелись в голове. Настораживала совпадающая по времени и схожая озабоченность наших отцов. Они ничего конкретно не говорили. Но ведь не бывает дыма без огня. Атмосфера неспокойных будней давно уже была пропитана зловещим шепотом обывателей: ждали чуть ли не конца света. Да и официальная пресса и громкоговорители практически ежедневно передавали осторожную, взвешенную информацию о событиях, связанных с захватом Германией новых европейских стран. Но резюме, как правило, было успокаивающее. Между нами заключен надежный пакт о ненападении. Поэтому можно спать спокойно.

С Наталкой мы тогда больше не встретились. Ее подруга через несколько дней передала короткое прощальное письмо. В нем искренние признания были окрашены горечью расставания из-за вынужденного отъезда по воле отца. По неискушенной чистоте и непосредственности, она просила меня вместо несостоявшейся встречи в Гурзуфе навестить ее в Юрьевце на Волге. Поскольку мир тесен и непредсказуем, встреча произошла, но только через четыре десятилетия… Но об этом после.

Я места себе не находил после стремительного отъезда Наталки. Но жизнь берет свое, особенно в молодом возрасте. Начались каникулы. До отъезда в пионерский лагерь было более полутора месяцев. Развлечения и проказы полностью перестали меня интересовать. Я даже переключился на чтение книг более серьезного содержания. Много времени уделял рисованию с натуры, в основном пейзажей, с обязательным включением построек различных стилей. Стал помогать маме в хозяйственных заботах. Чаще гулял с подрастающей любознательной сестренкой, на ходу придумывая ей всякие сказки. Мне пришла мысль временно, до отъезда в пионерский лагерь, поработать на заводе, чтобы немного пополнить скромный семейный бюджет. Отец с пониманием отнесся к моему желанию и обещал подумать, как меня использовать на трудовой ниве. Но все благие пожелания и планы рухнули в одночасье.

Июнь 41-го…

Итак, незримый тяжелый занавес, как в театре после драматического спектакля, опустился. Он как бы резко отсек короткое прошлое начала жизни моего поколения от черного будущего. Что-то неизведанное началось в устрашающий момент объявления войны. Светлым мечтам и планам, присущим молодости, не суждено было сбыться.

На улицах пока еще спокойного города горожане собирались стихийными группами и надрывно обсуждали страшную новость. Из магазинов очень быстро стали исчезать дефицитное курево, спички, соль и другие нужные и не очень нужные продукты и промышленные товары.

К сожалению, надежда на быструю победу стремительно таяла, сменяясь растерянностью и отчаянием. Довоенный победный пафос – в одночасье разгромить любого противника! – сменился настораживающими и пугающими сводками о вынужденном отступлении в связи с внезапностью нападения Германии. Буквально через несколько дней после объявления войны над городом безнаказанно стали появляться самолеты со зловещей свастикой. Первым бомбежкам подвергся район аэродрома и прилегающих территорий. Просачивались сведения о большом количестве убитых и раненых.

Отец дни и ночи проводил на заводе, который, по его словам, перешел на военный режим. Как-то поздним вечером, после прихода с работы, он нам объявил, что не исключено перебазирование завода на восток. Возможна и наша эвакуация в числе многих тысяч горожан. Мама и ее брат Яков попытались прорваться в Кременчуг, чтобы вывезти оттуда наших старичков. Но все их попытки оказались безуспешными. Дороги в западном направлении были напрочь перекрыты для гражданских лиц. Пускали только по специальным пропускам. Мама была в полном отчаянии. Яков в поисках выхода из сложившейся ситуации обратился к одному из знакомых высоких партийных чиновников. Надежда была почти нулевая. Но, к нашему удивлению, в условиях общей беды и невиданной суматохи, он обещал оказать посильную помощь. Из Кременчуга в сторону Полтавы на машинах срочно должны были вывезти какие-то архивы. Водитель одного из грузовиков получил распоряжение захватить наших старичков.