Фанатик - Эрик Флинт

Юрий продолжил развивать успех:

— Смотрите, вы же сами сказали: маньяк ещё даже не покинул орбиту. Так давайте воспользуемся имеющимся у нас временем и разберёмся со всем, пока он не вернулся. Если мы будем работать вместе, то к моменту его возвращения — что произойдет через шесть, а скорее даже через восемь недель — даже этот фанатик больше не сможет ни к чему прицепиться. Он смотается восвояси, и больше мы его не увидим.

Подозрительность Галланти была не менее печально знаменита, чем её темперамент. Она сузила глаза:

— А с чего такое внезапное дружелюбие?

Он развёл руками.

— А что, я когда-то проявлял недружелюбие? Не моя вина, что вы плохо меня знаете. Не мог же я сам пригласить себя к вам на обед, так ведь?

Остальное он оставил недосказанным. «А вот ты могла, о Высочайший Капитан Супердредноута — если бы не была с момента своего прибытия такой законченной стервой в отношении офицеров оперативного соединения».

Тяжёлые челюсти Галланти сжались. Поначалу в смущении. Но, как и все люди её темперамента, Галланти не была склонна к сомнениям в себе, тем более к самокритике. Так что через пару секунд смущение начало трансформироваться в гнев.

Юрий пресёк процесс в зародыше.

— Бросьте, ладно? Если думаете, что вы терпеть не можете маньяка, попробуйте оказаться избитой с его подачи.

Он прикоснулся ко всё ещё немного распухшей скуле и приоткрыл рот, чтобы было видно отсутствующий передний зуб. Регенерация уже была запущена, но брешь пока была очевидной. И перевязывая нос перед тем, как покинуть свою каюту, Юрий позаботился, чтобы повязка получилась как можно более объёмной.

Уловка сработала. Галланти выдавила полуулыбку прохладной симпатии и плюхнулась в стоящее у неё за столом кресло.

— Не правда ли он — нечто бесподобное? И где гражданин Председатель его откопал? В Девятом Круге Ада?

— Насколько я понимаю, этот круг предназначен для предателей, — мягко заявил Радамакэр, — что, боюсь, является как раз тем грехом, обвинить в котором его не получится. Во всяком случае, если вы не хотите, чтобы вас подняли на смех. Давно не перечитывал Данте, но, если память меня не подводит, неистовые фанатики содержаться на другом уровне.

Галланти уставилась на него:

— Кто такой Данте?

Не дожидаясь ответа, она перевела взгляд на дисплей на столе.

— Как только я буду уверена, что ублюдок ушёл в гиперпространство, я отошлю с курьером комплект исключительно едких донесений. Можете на это рассчитывать! То же самое сделает и Вези. — Она практически выплюнула: — Посмотрим, что будет, когда на Хевене узнают, что натворил этот маньяк!

Радамакэр деликатно откашлялся.

— Хотел бы напомнить вам о двух моментах, гражданка капитан Галланти. Во-первых, ответа мы можем ожидать не ранее, чем через шесть недель, учитывая время на дорогу между Ла Мартином и столицей. Я бы предположил, что рассчитывать стоит скорее на два месяца. Надо полагать, Госбезопасность тщательно изучит все донесения, прежде чем дать какой-либо ответ.

Она вперила в него свирепый взгляд, но через пару секунд, похоже, даже до Галланти дошло, что глупо смотреть так на человека, просто изложившего хорошо известные астрографические факты. Она нехотя кивнула и, цепляясь за угасающие злость и возмущение, выпалила:

— А что во-вторых?

Юрий пожал плечами.

— Боюсь, я не разделяю вашей уверенности в благожелательном отношении Нового Парижа к нашим жалобам.

На его взгляд, это был изящный ход. На самом-то деле, имени Юрия Радамакэра не было и не будет ни на одном из «едких донесений». Но, как он и предполагал, женщина типа Галланти всегда была готова принять, что все вокруг, кроме сумасшедших, согласны с ней. Так что небрежное упоминание «наших» жалоб прошло на ура. И помогло разрядить гнев, вызванный его сомнением в её мнении.

— Почему нет? — возмутилась она. — Он пристрелил почти дюжину офицеров ГБ…

— На самом деле семерых, — спокойно перебил Юрий, — остальные были младшими чинами Госбезопасности. Мясом, грубо выражаясь. И каждый из них был виновен — в этом нет сомнений, гражданка капитан, даже и не думайте — в наиболее вызывающих преступлениях и нарушениях устава ГБ. Вы не хуже меня знаете, что все и каждая из этих казней получат полнейшее одобрение Нового Парижа.

Он снова деликатно откашлялся.

— И лучше бы вам не забывать о том, что специальный следователь также отправит — уже отправил, правильнее сказать — собственные донесения. Так уж получилось — не важно как, — что мне известно о том, что эти донесения включают в себя многочисленные образцы порнографических записей, обнаруженных в личных покоях Джамки и его пособников. Не знаю, видели ли вы, гражданка капитан, какие-либо из этих записей, а вот я видел — и могу заверить, что реакцией столичного ГБ не будет «за что же Каша вышиб им мозги?» Нет, нет и нет. Вопрос будет задан совершенно другой. «Почему ни о чём подобном не было доложено до прибытия Каша — особенно командирами супердредноутов, послуживших центром криминальной активности?»

Наконец, похоже, что-то пробило броню веры Галланти в собственную праведность. Она слегка побледнела.

— Я не… чёрт подери, это не моё дело! Я командую супердредноутом, я не занимаюсь оперативным соединением! Джамка был народным комиссаром — приписанным к оперативному соединению — а не одним из моих подчинённых.

Как она не старалась, её словам недоставало убедительности. Радамакэр снова пожал плечами.

— Гражданка капитан Галланти… кстати, вы не против, если я буду называть вас Джиллиан, когда мы разговариваем наедине?

Галланти поколебалась, а затем отрывисто кивнула.

— Ладно, давайте. Только наедине. Э… Юрий, правильно?

Радамакэр кивнул.

— Итак, Джиллиан. Давайте посмотрим фактам в лицо. У нас у всех есть свои оправдания, и мы с вами знаем, что они вовсе не такие шаткие, по крайней мере, если жить в реальном мире, а не в фантазиях Каша. Но…

Он позволил фразе повиснуть в воздухе.

— Взгляните фактам в лицо, Джиллиан. Оправдания мира реального проигрывают фантастическим обвинениям, стоит только фантазирующему указать на реальные преступления. Давайте не будем обманывать сами себя. Буйство Каша очень хорошо будет воспринято Новым Парижем, даже и не думайте по-другому. — Продолжение последовало несколько циничным тоном: — Однажды, я из чистого любопытства провел анализ текстов нескольких выступлений гражданина Председателя на собраниях сотрудников Госбезопасности, приуроченных к различным событиям. Раньше, когда он ещё был директором Государственной Безопасности. Как вы думаете, какое слово, не считая местоимений и союзов, употреблялось чаще всего?

Галланти сглотнула.

— Слово суровость, Джиллиан. Или суровый. Так скажите-ка мне ещё раз, какое сочувствие встретит у босса наш скулёж о том, что фанатик Виктор Каша был слишком суров при наказании девиантных личностей, использовавших свой статус в Госбезопасности для прикрытия собственных преступлений?

К этому моменту Галланти выглядела так, словно что-то перекрыло ей дыхательное горло. Юрий плавно двинул разговор к тому, что про себя называл «сделкой». Прежде всего, он выпрямился, немного подавшись в кресле вперёд. Ничего театрального, просто… неброский невербальный сигнал человека предлагающего безвредный — нет, благотворный и выгодный — сговор. Лучше даже сказать частную договорённость.

— Гораздо вероятнее, что удача нам улыбнётся с тем, что, я уверен, вы отразили в прочих своих жалобах. То, как Каша перемешал персонал действительно возмутительно. Можете быть чертовски уверены, что Новый Париж косо посмотрит на его вариант использования морской пехоты.

— Да уж наверняка! «Косо посмотрит» — это ещё мягко выражаясь! Их удар хватит!

Юрий помахал рукой.

— Н-ну… и да, и нет. Каша — сообразительный ублюдок, Джиллиан. Не совершайте ошибку, недооценивая его. Фанатики не обязательно тупы. Не забывайте, что нести службу рядом с морпехами он повсюду предусмотрительно назначил ровно такое же количество отборных охранников Госбезопасности.

Юрий не видел нужды упоминать, что отбор, в сущности, проводили сами морпехи, и продолжил гнуть своё:

— Да, Каша согнул устав в бараний рог. Но не нарушил его напрямую — нет, не нарушил, я проверял — и всё ещё может в качестве оправдания заявить, что действовал в необычайно сложной обстановке, поскольку Джамка разложил обычный дисциплинарный персонал. К сожалению, пять из семи казнённых офицеров — и все четверо нижних чинов — принадлежали к подразделениям внутренней полиции супердредноутов. Он заявит, что у него не было выбора — и это заявление не будет на самом деле таким уж безосновательным. Во всяком случае, если смотреть на дело из Нового Парижа.