Изгнание в рай - Анна и Сергей Литвиновы

Дочка сердито тряхнула головой, снова вышла в коридор. Возле лестницы он расширялся, превращался почти в зал. И прямо здесь располагались несколько огромных, под потолок, книжных шкафов – они придавали дому чрезвычайно интеллигентный вид. Дочка надолго застряла у полок. Достала одну из книг.

Камера услужливо – сама – исполнила приближение.

«Остров сокровищ», – прочитала я на обложке. В восемь лет – самое то, что надо. Интересно, возьмет она Стивенсона с собой?

Но девочка быстро полистала страницы, сморщила нос – и вернула книгу на место.

А я вдруг устыдилась. Зачем за собственной-то дочкой шпионить? Ну, хочется ребенку побыть наедине с собой. Исследовать чудо-дом. Или она для Мити экскурсию готовит. Какая разница? Мое дело сейчас – пирог с клубникой.

Я вернулась на кухню.

Коронное блюдо требовало не только вдохновения, но и тщания. Отделишь неаккуратно желтки – и все, белок не взобьется. Плохо просеешь муку – вкус будет грубоват. Не до конца разотрешь масло с сахаром – станут попадаться неприятные комочки. А каких бед – это вам любая хозяйка подтвердит! – может натворить непривычная духовка!

Но в «умном доме» кухня оказалась напичкана столь неимоверным количеством полезных гаджетов, что я себя не кухаркой ощущала, но творцом, шеф-поваром крутейшего ресторана.

Например, имелась в моем распоряжении специальная рыбка для разбивания яиц – она сама раскалывала скорлупу и лихо затягивала желток в пасть. А чего стоил миксер – чуть не с тысячей различных режимов и скоростей? Форма для пирога тоже оказалась не простая, а с датчиком: при малейшем намеке, что тесто может подгореть, обещался звуковой сигнал.

И даже хвостики у клубники выдергивать не пришлось: я обнаружила специальное устройство, которое так и называлось: «strawberry tails remover».

С тестом я справилась быстро. Перелила его из миски с функцией «антибрызги» в чудо-противень, антипригарный, с датчиками готовности. Поставила пока на рабочий стол. Рядом установила блюдо с клубникой. И только приготовилась украшать пирог, когда услышала Маришкин зов:

– Мам! Иди скорее сюда!

Голосок, мне показалось, встревоженный.

Ну почему у детей всегда возникают проблемы в самое неподходящее время?

Ведь один из ключевых моментов клубничного пирога – готовое тесто нужно как можно быстрее украсить ягодами и засунуть в духовку, иначе оно осядет.

Я высунулась из кухни:

– Маришка, у тебя что-то срочное?

– Да, очень! – отозвалась дочь.

Но просто бросить тесто – значит, насмарку весь труд.

И я, прежде чем выйти из кухни, нашла на панели управления духовкой функцию «keep warm». «Максимум +35», – заверила меня электроника.

Отлично. Это сбережет мой пирог. Ненадолго.

Я поставила противень в духовку.

Выходя из кухни, обернулась. Удостоверилась: функция «keep warm» показывает тридцать пять градусов.

Но через полчаса тесто все равно осядет безнадежно.

Я весьма раздраженно крикнула:

– Мария, что ты хотела?

– Мам, – голос доносился откуда-то сверху, – ты только посмотри, куда я забралась!

Я задрала голову.

Лестница и холл второго этажа снизу просматривались отлично и были пусты.

– Ты где?!

– На чердаке! – радостно доложила дочка.

Вот юная негодяйка!

Прежде чем бежать за ребенком, я заглянула в мониторную – все равно по пути. И с удивлением увидела: все экраны были темные. Чердак оказался в систему слежения не включен. Да и дверь туда я тоже, кажется, не встречала.

– Мама! – требовательно выкрикнула дочь. – Я тебя жду!

Я взбежала на второй этаж. Огляделась. Холл, книжные стеллажи, закрытые двери в комнаты. Никаких лестниц. И никаких следов Маришки. Что за наваждение!

– Мама! – Голосок Маришки теперь звучал весело. – Ты меня видишь?

Я задрала голову и опешила.

В первую секунду мне показалось, дочка стоит на самом верхнем книжном стеллаже, под потолком. И лишь потом я разобрала, что полка является порогом и за ней виднеется вход в комнату.

– Как ты залезла туда? – ахнула я.

– Нашла секретную лестницу! – с восторгом доложила дочь. – Иди к самому дальнему книжному шкафу. Ключ ко всему – «Алые паруса»!

Я ненавидела эту книгу. Красивое вранье – для наивных маленьких девочек. Все они, как когда-то и я, ждали, что их приведут во дворец. А повезло лишь одной Кейт Миддлтон.

Я не успела додумать мысль, добежала до шкафа, замерла в изумлении. Стеллажи книг (утром – я сама видела – они стояли друг к другу вплотную) разъехались в две стороны, между ними появилась узкая лестница.

«Алые паруса» Грина валялись на полу – несчастные, будто подбитая птица. Лестница выглядела совсем ненадежной. Но там, наверху, была моя дочь, и я бесстрашно взлетела по шатким ступенькам. И первым делом убедилась: с Маришкой все в порядке, она румяная и улыбается.

А вот чердак произвел на меня впечатление гнетущее. Опасностью от него веяло. Холодом. И безумием.

Представьте себе комнату без окон, площадью не больше кухоньки в хрущевке, потолок нависает над самой головой. И в это крошечное, пропыленное пространство напихано ужасающее количество золотого, пурпурного, хрустального. На низком потолке висит массивная – только лоб об нее разбить – дворцовая люстра. У стен, обитых красным бархатом, притулились отделанные золотом низенькие шкафы. В углу – потемневшее от времени старинное зеркало, пыльный комод. Перед ним – безвкусный ярко-малиновый пуф.

– Мам, мам! – прыгала дочка вокруг меня. – Смотри, все какое маленькое! Это ведь настоящий дворец – для девочек, для меня! Представляешь, как здорово?

Возможно, восьмилетней дочери безвкусно раззолоченная комнатенка и казалась дворцом. Но я видела в ней совсем другое. Плесень на ярко-желтом. Прорехи на бархате. Клубы пыли по углам. Не убирали здесь пару лет, это как минимум, в носу у меня сразу зачесалось. А для Маришки – мы ведь сдавали тест на аллергены! – пыль и плесень самое опасное. Ей ни в коем случае нельзя находиться здесь!

– Дочь, а ну, быстро вниз! – сурово велела я. – Пока у тебя приступ не начался!

– Мама, – снисходительно молвила дочь, – ну разве ты не понимаешь? Мы с тобой сейчас в сказке, и никакой астмы в ней быть не может.

Глупое маленькое упрямое создание! Я прежде никуда не тащила свою девочку силком, но сейчас – сделаю это!

Хитрюга будто почувствовала – отскочила от меня в глубь комнатухи. От прыжка из старого ковра взвился буквально столб пыли, и я простонала:

– Мариша! Пожалуйста!

– Какие все взрослые скучные, – презрительно молвила дочка. Топнула ножкой, заявила: – Никуда отсюда не уйду.

Повернулась ко мне спиной, распахнула платяной шкаф и ахнула от восторга:

– Мама! Ты только посмотри!

Пыльный шифоньер оказался забит нарядами.

Десятки платьев. На турнюрах, со шлейфами и пеною кружев. Нежных, девичьих цветов. И – детских размеров.

Дочка схватило одно – и тут же чихнула.

Я решительно вырвала яркую тряпку у нее из рук, рявкнула:

– Вниз!!!

Но Маришка упряма. Прежде чем исполнить приказ, сдернула с плечиков другой наряд, подбежала к порогу своего «дворца», сбросила платье на пол. И лишь потом начала спускаться.

Едва мы оказались в безопасном – без единой пылинки – холле, я потребовала:

– Как закрывается твой тайный ход?

– Элементарно, – снисходительно молвила восьмилетка. – Смотри.

Она подняла книгу Грина, поставила ее в пустую ячейку на полке, чуть надавила – и я рот от изумления разинула. Со скрипом, с каким в провинциальных театрах меняются декорации, ряды фолиантов поползли друг к дружке и плотно сомкнулись.

– Но я обязательно туда пойду еще раз, – заверила меня дочь.

Обняла, просительно потерлась щекой о мое предплечье:

– Мам, я разумная, понимаю: пыль, все дела. Но и ты меня пойми: я никогда в жизни не бывала во дворце. Специальном, для девочек. Давай туда затащим суперпылесос и все вымоем. Пожалуйста!

– Ладно. Там видно будет, – буркнула я.

И подняла с пола платье.

В полумраке комнаты-«дворца» оно мне показалось типичной карнавальной дешевкой. Однако сейчас я увидела шелковую подкладку, пену дорогих кружев. И даже камешки, которыми был отделан лиф, казались не стекляшками, но по меньшей мере гранатами и цирконами.

– Мам, мам, можно я примерю! – прыгала вокруг меня Маришка. – Оно такое красивое, просто вообще обалдеть!

И видно было по ее упрямому личику: не отстанет. А если я заикнусь, что нельзя надевать чужие вещи, – просто расплачется.