Ангел в аду - Люсинда Эдмондз

Он с интересом смотрел на нее. При дневном свете он был красив. Джина отметила, что ему очень идет короткая стрижка. Необычного цвета серо-зеленые глаза блестели.

– Привет, ваш платок у меня в сумке.

– Ну что ж, прекрасно. Тогда достаньте его и воспользуйтесь опять. Мне кажется, что за использование дважды моего платка бесплатно, вам следует угостить меня кофе в знак благодарности.

Джина заказала еще одну чашку кофе и достала платок, чтобы высморкаться.

– Я носила его два месяца, чтобы отдать при встрече, – Джина смеялась. – Но сейчас я не могу его вернуть, пожалуй, мне надо взять его домой и постирать.

– Странное вы существо, однако, вы что, так и плачете с того момента, когда я вас видел в последний раз, или делаете короткие передышки, чтобы поесть? – Чарли улыбнулся ей. – Кому-то может показаться, что вы идете по стопам мисс Эллен Терри.

– Да, я учусь на актерском курcе.

– Хочешь совет? – он нагнулся поближе и шепнул: – Я думаю, ты прекрасно сыграла трагедию, пришло время открывать новую главу.

Джина улыбнулась:

– Ты учишься на режиссерском, не так ли?

– Вот именно, там я и прокладываю себе тернистый путь в жизнь.

– И после окончания ты будешь режиссером?

– О Господи, конечно же нет, – ответил он с выражением ужаса на лице. – Вообще-то, и да, и нет. Хотя ты можешь и не понять этого. Может быть, ты смотришь сейчас на самого выдающегося режиссера двадцатого столетия. Мир литературы, а не мир речей – вот мой кумир. Я пришел сюда изучать техническую сторону, чтобы потом не пришлось нанимать сладкоречивых эксхористов-сценаристов, которые придут и уничтожат мой шедевр.

– Я понимаю.

– Беда в том, – продолжал он, – что, обитая в Финсбери Парк, поблизости с метро, сотрясающем дома до самого фундамента, и с соседями, убежденными, что Мартин Гий – новый мессия, и поклоняющихся алтарю пороков и бездуховности, трудно поверить, что станешь следующим Оскаром Уайлдом. И пока они борются с туберкулезом, мы боремся с невежеством, все это в одинаковой мере вредно по-своему, – Чарли задумчиво пил свой кофе.

– Ты много пишешь?

– Моя маленькая девочка, я жгу полночную свечу, вернее, тысячи свечей, чтобы, насытившись Марвином, счастливо уснуть в своей конуре. Сейчас вырубается много лесов, потому что груды бумаги я выбрасываю в корзину.

– Ты живешь с родителями? – спросила Джина.

Чарли откинулся назад и громко засмеялся.

– Что тут такого смешного?

Он вытер глаза.

– Прости, пожалуйста. Просто представил Ма и Па, живущих в большом доме в лесистом пригороде Соррей, на Финсбери Парк. Дело в том, что я был изгнан из Кембриджа, когда меня застали в моей ванной с шестью существами неопределенной национальности. После этого мои предки выкинули меня без гроша в кармане.

– Выгнали из Кембриджа?

– Да, выгнали, вышвырнули, дали пинок под задницу и с позором отправили домой.

– Что ты сделал такого ужасного?

– Я преспокойно читал английских великих драматургов и их продолжателей в Тринити, когда какой-то сын лорда, съехав с колес, представил, что он рыба, и нырнул в бассейн, не утруждая себя выныривать, чтобы глотнуть воздуха. Я в этот момент оказался поблизости и вытащил его. Неблагодарное животное. Лучше бы я оставил его там умирать. Понимаешь, я ему жизнь спас, а он стал плакаться декану, что какой-то вонючий второкурсник хотел его утопить. И меня выгнали. Достаточно вонючий, точно. Я подозреваю, что это было связано с тем, что, в свое время, его отец пожертвовал им свою библиотеку. И всю вину свалили на мою голову. Иначе, пришлось бы расставаться с библиотекой. Последнее, естественно, победило. Еще кофе?

– Твоя вина была только в этом? Ты дал ему какие-нибудь наркотики?

– Очень хороший вопрос. Дай мне подумать, дорогая леди, – его глаза сверкнули. – Поставь они так вопрос, думаю, суд бы признал меня виновным. В любом случае, вот объяснение, почему я торчу в милом, старом Финсбери Парк и околачиваюсь в Теско, чтобы быть в состоянии оплатить мой путь к режиссерскому Эвересту.

– Ты все еще принимаешь наркотики?

– В мои лучшие дни мне нужно было лишь немного травки, но сейчас я чертовски разбит.

– Я живу около Финсбери Парк.

– Чудесно, – он допил свой кофе. – К сожалению, нам придется сейчас расстаться, моя милая девушка, и я направлюсь к своей долгожданной массе сушеных бобов. Тем не менее, хотя я и оставляю тебя так негалантно, жду тебя и мой носовой платок в следующую среду, двадцать девятого, 61, Семь Сестер Роуд, в девять тридцать. Я увижу тебя? – Чарли вопросительно посмотрел на нее.

– Хорошо, – ответила Джина, не задумавшись.

– Замечательно, – он нагнулся и поцеловал ей руку. – Прощайте, о, Джина?

– Да?

– Мое место – это зона, свободная от слез. Так что, прежде чем войти, оставьте их у входа в мой дом. Адью, пока.

Возвращаясь домой в метро, Джина уже не чувствовала такой тяжести от расставания с Фрэнки. Ей понравился Чарли. Он ей очень понравился. И она с нетерпением ждала встречи с ним.

Глава 11

Наступило Рождество. Джина без удовольствия сходила с матерью в церковь, съела праздничную индейку и целый вечер провела у телевизора. Под елкой лежало четыре подарка: три для Джины и один для Джойс. Бетина подарила ей гравюру с Эллен Терри в роли Джульетты, Фрэнки – великолепный кашемировый джемпер василькового цвета, который очень шел к ее глазам. От матери Джина получила дешевый грязно-зеленый свитер.

Джойс отметила, что ее подруги, должно быть, очень богаты, если могут позволить себе такие дорогие вещи. Джина в ответ просто кивнула головой. Единственным проблеском унылого дня был звонок Фрэнки. Немного выпившая, она позвонила и стала смешить Джину рассказами о Тинсел Тауне.

– Я буду дома через десять дней, так что будь готова снять шляпу. Пока, малышка.

После телефонного звонка Джина вернулась в кухню помогать матери мыть посуду.

– Звонила Фрэнки, это из Лос-Анджелеса.

– Да, дорогая. Положи, пожалуйста, остатки индейки в кастрюлю, завтра я сварю суп.

Джина считала часы до возвращения Фрэнки, когда она сможет опять переехать в их роскошную квартиру. Мать оставалась холодной, и это выводило Джину из себя. «Я ей абсолютно безразлична», – думала она ночью, тщетно пытаясь заснуть. Затем встала, включила свет, нашла блокнот и карандаш и записала свои расчеты. Она подсчитала, что если будет работать каждый день до конца каникул, помогая своему боссу, мистеру Джонсу, с январской распродажей обуви, то сможет заработать достаточно денег, чтобы проучиться следующий семестр без воскресных подработок. А это значит, что к матери можно приходить только на воскресный ланч. Это необыкновенно ее взбодрило.