Порт семи смертей - Сергей Зверев

Голицын толкнул створку, болтавшуюся на одной петле, та начала тихо визжать, проворачиваясь.

Морпехам показалось, будто до этого они не могли видеть проходящих мимо людей, будто они не слышали шума городской суеты. Хлипкая конструкция ворот представилась им огромной монолитной стеной разделяющей два абсолютно противоположных мира.

Мимо них прокатила старая обшарпанная легковая машина, набитая какими-то подростками в майках, темных очках и бейсболках. Аборигены приветственно помахали солдатам и спокойно покатили дальше, будто они видят вооруженных белых каждый день. А наверное, так и есть.

Три женщины, одетые в очень яркие платья, прошли мимо, спокойно таща нехитрую поклажу в своих руках. У одной был бидон с молоком, две другие несли сумки, сделанные из мешков, из которых торчали венчики неочищенной кукурузы.

Стали продвигаться вперед. Людей становилось все больше. Пришлось идти открыто… Забросили автоматы на плечо, выпрямили спины и как ни в чем не бывало, а туристы, они и в Африке туристы, потопали в нужном направлении.

Заасфальтированная площадь, по которой во всех возможных направлениях сновали местные, встретила их яркими вывесками магазинов и гигантской пробкой, выяснением отношений между водителями на повышенных …

Быстро преодолев открытое пространство и поймав на себе пару удивленных взглядов, посланцы севера свернули с площади на узкую улицу, шириной не более трех метров.

Чтобы выйти с территории порта и пройти в район трехэтажных светло-серых домов с плоскими крышами, им потребовалось не более пяти минут. То, что их еще не начали угощать свинцом из подворотен, было приятно осознавать. Похоже, маневр остался незамеченным. Другое дело, им никто не гарантировал, что снайпер остался на позиции, а не находится уже где-то далеко от места стрельбы.

Скрывшись от взглядов зевак, морпехи побежали трусцой мимо крохотных крылечек домов, выходящих на закрытую от солнца улочку. Метров через сорок они снова вышли на открытое пространство. Большая, можно сказать, живописная улица, бульвар, если отмыть от грязи. Судя по бумагам, бутылкам и сломанной мебели, лежащей прямо на улице, с дворниками тут не очень. Выставленные лотки с товаром у крохотных магазинчиков. Тряпки, фрукты, бижутерия и керамика.

Верблюд. Его вел за собой парнишка в драных джинсах и в майке с истлевшей надписью «I «сердечко» Paris». На верблюда были навьючены какие-то мешки, бурдюки, видимо с водой, и небольшой коврик. Все это нехитрое барахло подросток с помощью своего большого слуги перемещал к только ему ведомому пункту назначения.

Не говоря друг другу ни слова, пехотинцы снова выпрямились и небрежно так, вальяжно, протопали через оживленную улицу, пока опять не скрылись в каком-то закутке.

Шорох тихих шагов метался между стен, а затем уносился прочь. Шагая мимо бедных окон и давно не ремонтированных домов, по выложенной из тысяч булыжников улочке они быстро продвигались в район, где действовал снайпер.

Впереди, на маленьких каменных ступеньках сидел старик и курил козью ножку. Его лицо было настолько блаженно, что Голицын невольно позавидовал ему. Человек у себя дома, сидит в тенечке, балдеет, и ему неведомы никакие проблемы и страхи. Ему глубоко наплевать, кто придет к власти в этой Аллахом забытой стране. Главное, чтобы Аллах не забыл его. Согнув ноги, он сидел на камне и млел от своего маленького счастья. Все его существо жило от затяжки к затяжке. Ему не нужны были рассказы о том, что где-то кого-то убивают или кто-то не получает свою миску с водой, в которую жадный представитель гуманитарной миссии всыпал всего одну ложку муки. Мир прекрасен.

Диденко шел следом за Голицыным. Он тоже видел старика. Дедок приоткрыл глаза, поглядел на них сквозь глубину прожитых лет и показал им гнутым пальцем в ту сторону, куда они и двигались.

– Посмотри, – дернул напарника старший мичман.

– Да, – согласился Голицын, – а ведь он не бредит. Дед, мы русские, дед. – Старший лейтенант подсел к старику. – Ты тут военных людей видел, вооруженных? – И Голицын, постучав по своему автомату, показал рукой то в одну сторону улицы, то в другую.

Курилка снова закивал, как китайский болванчик, и снова стал показывать направление, которое выбрал изначально.

– Пошли, – поторопил Диденко. – О чем с ним разговаривать. Он не понимает ни единого слова.

Человек продолжал сохранять на лице безмятежность и, словно отмахиваясь от Голицына, как от назойливой мухи, махнул все туда же. Когда до очередной улицы, пролегающей поперек выбранного ими вектора, оставалось метров десять, навстречу им неожиданно, как, собственно говоря, всегда и бывает в городах, где очень маленькие расстояния между домами, вывалились в песочных камуфляжах два легионера.

Количество информации, которое пропускает за доли секунды во время стресса морпех, не переварится в голове ни одного самого быстрого компьютера в мире.

Время остановилось.

Двое. Метр восемьдесят, метр восемьдесят пять. Телосложение плотное. Слева европеец, справа азиат, не исключено, японец. Набиты костяшки. Высокий уровень владения рукопашным боем. Форма французского легиона. Европеец – офицер, азиат – сержант. В легких бронежилетах, одетых под камуфляж. В руках у японца «Famas-G2» с лазерным целеуказателем. У второго, судя по стволу, торчащему из-за спины, – винтовка. Модель? Не определяется, мало данных.

Русским повезло, что легионеры с освещенной улицы свернули в темный переулок. Зрение – это химия. Глаза не могут быстро перестроиться на иную освещенность. Зрачки расширяются не мгновенно. Колбочки с палочками перестраиваются не мгновенно. При попытке резко сосредоточиться начинает кружиться голова и темнеет в глазах. Морпехам этой секунды хватило, чтобы навести стволы.

Сзади послышалось интенсивное шуршание. Голицын без подсказки и не оборачиваясь, сообразил, что это дед быстренько собрал себя в кучку и ретировался из переулка в дом. Поворачивать кому-то из двух пар и давать деру было бессмысленно – не успеть. Так уж вышло, что легионеры оказались на прицеле у морпехов, а не наоборот.

– Какая встреча! – заулыбался сержант-японец, начиная общение на чистом русском. Быстро они учатся, эти узкоглазые. Выходит, это не японец, казах, наверное. Европеец с винтовкой, как шедший, так и остановившийся чуть сзади, сделал маленький шажок влево, практически коснулся плечом серой стены.

– Какие люди в Голливуде! – радостно воскликнул узкоглазый на безупречном русском, что на миг смутило и расслабило Голицына и Диденко. Свой человек где-то далеко от дома. Ну как же, надо пообщаться. Легионер без напряжения сделал один шаг к морпехам, но на расстоянии трех метров застопорился, потому как Дед почесал спусковой крючок своего верного друга. Японо-казах смекнул, что не нужно подходить вплотную. – Мужики, вы чего?! Заблудились что ли, базар в другой стороне.

– Да не, гуляем, расслабься, – ответил Голицын, – и не закрывай мне своего голубоглазого друга, а то я не вижу, что он там за твоей спиной вытворяет.

– Ты чего такой напряженный, старший лейтенант? У вас свои дела, у нас свои. Раскланялись и разбежались. Так?

Чтобы снять напряжение, Диденко спросил:

– И много там платят, в легионе?

– На жизнь хватает, не жалуюсь, – ответил успевший родиться в СССР и резко сделал шаг в сторону.

Европеец присел на одно колено и выстрелил из пистолета, выхваченного из кобуры, висевшей на бедре. Но за мгновение до этого старший мичман, несмотря на тяжеленную амуницию на нем, оторвался от земли. Блин! Голицын такое только в «Матрице» видел! Старый вояка пролетел мимо Поручика, оттолкнулся от противоположной стены, и прокручиваясь вокруг своей оси на триста шестьдесят градусов расстрелял длинной очередью и одного и другого

– Член те в жопу, сынок, – прокомментировал поступок азиата Диденко, вновь включая гравитационное поле.

Схватка длилась полторы секунды.

– Это было шедеврально, – прокомментировал действия старшего мичмана продолжающий находиться в легком аховом состоянии Голицын, снимая с плеча убитого офицера снайперскую винтовку. Понюхал ствол. Кислый, тяжелый дымный химический запах сгоревшего пороха, остающийся в канале ствола после выстрела, не спутать ни с чем. Явно из оружия недавно велась стрельба.

– Знаешь, что это? – тряханул снайперской винтовкой Голицын, глядя на мичмана.

– Судя по стволу, 7.62. Пуля, которая убила Кривошеева, тоже была 7.62, а больше я тебе ничего сказать не могу, – обиделся Дед. – Все знать нельзя.

– Не кисни. Я тоже не знаю, что за штуковина. Пошли Татаринову снесем и доложим, он нам расскажет, что это. Судя по всему, французики, или кто они там, теперь с нас не слезут.

Голицын перешел на заранее определенную частоту и сообщил командиру о нейтрализации снайпера. Не исключено, что противник сканировал все радиочастоты, поэтому трепаться в эфире было себе дороже. Легионеры могли быстро понять, о чем идет речь, благодаря опять же «нашим людям», и поэтому приходилось выражать свои мысли не напрямую, а иносказательно.