Воспоминания. Книга об отце - Лидия Иванова

— Я с вами.

Вячеслав сказал:

— Что бы ни случилось дальше в нашей жизни, я этого момента не забуду.

Мы вышли в соседнюю комнату, где ждала Вера.

— Она с нами, — сказал Вячеслав.

Несколько дней спустя мы уехали втроем — Вячеслав, Вера и я, — во Францию и поселились в Neuvecelle, около Эвиана, на озере Леман.

III. ЭВИАН. РИМ. МОСКВА

Башенный период кончился. Наступила совершенно новая пора жизни. У меня было ощущение, точно рассеялись та туча и тот морок, которые висели над нами в Петербурге даже и в радостные минуты. Точно наступило утро.

Не только мое отношение к Вячеславу стало иным, но он сам сделался совсем другим: простым, полным юмора, лирическим, беспомощным. Я долго не могла опомниться от удивления, что вот сижу за столом с совсем простым человеком, с другом, товарищем, с которым можно говорить и об умном и о всяком вздоре, который всем интересуется во всех подробностях, с которым можно даже играть. Я стала писать музыку на его стихи и одну балладу мы сочинили совместно. Я написала мелодию для первой строфы песни, спела ему и заказала стихи в форме баллады, в которых говорилось бы о лесе, волках и луне. Он обрадовался (он всегда любил, когда ему заказывали стихи) и написал «Уход царя».

Вошел, — и царь челом поник.Запел, — и пир умолк.Исчез… — «Царя позвал двойник», —Смущенный слышен толк.Догнать певцаЦарь шлет гонца…В долине воет волк.Царевых вежд дрема бежит;Он бродит, сам не свой:Неотразимо ворожитНапев, еще живой…Вся дебрь ясна:Стоит лунаЗа сетью плющевой.Что вещий загадал напев,Пленительно — уныл?Кто растерзал, как лютый лев,Чем прежде счастлив был?..В душе, без слов,Заветный зов, —А он забыл, забыл…И царь пошел на смутный зов,Тайком покинул двор.Широкошумных голосовВзманил зыбучий хор.И все родней —О ней, о ней! —Поет дремучий бор.И день угас; и в плеске волн,Где лунною игройСпит, убаюкан, легкий челн, —Чья песнь звенит порой?Челнок плывет,Она зоветЗа острой той горой.На бреге том — мечта иль явь? —Чертога гость, певец:Он знает путь! — и к брегу вплавьКидается пловец…Где омут синь,Там сеть закинь —И выловишь венец[29].

Первая строфа соответствовала моей мелодии. Я пыталась сочинить музыку на остальные строфы, решив дать всей балладе форму канона, но замысел превышал мои композиторские технические возможности того времени: баллада осталась неоконченной. В то же лето я написала песню на слова Вячеслава — «Амалфея». Мы шуточно основали совместное творческое содружество с девизом: «Лапа об лапу». На нашем гербе изображался куб, называемый основой, на нем стояла лира, а по бокам два кота подавали друг другу лапы. Кот был тотемом нашей семьи[30].

Вспоминаются мне Вячеслав и Вера идущими по дороге. Они возвращаются с прогулки. Как всегда, каждый вечер — они были у Мадонны: в крошечной часовне на берегу озера. Там же бил маленький ключ. Почему‑то, глядя на них, сердце сжимается: солнце закатывается, они идут тихие, покорные, хрупкие. За них как‑то страшно, их жалко.

КАПЕЛЛАСердце, сердце, ты мир несешь,и еще есть в тебе место, ещеесть место — для Бога.

Л. Зиновьева — Аннибал. «Тени Сна».

У замка, над озером, ключ и капелла Мадонны:

Туда на закате приходим с тобой богомольно.Цветы полевые вплетешь ты в решетку оконца;Испить ключевой — дотянусь до студеной криницы.На камне сидим перед славой вечернего солнца:Не больно глазам, и покорному сердцу не больно.Над ласковой гладью промчатся пугливые птицы —То чайки, то ласточки. Смолкнут недолгие звоны:То Angelus дальний… И мнится: у милой гробницыМы побыли вновь, и родная прошла, нашепталаНам Ave — и с нею молились уста мимовольно;С улыбкой склонилась, улыбкой двоих сочетала…Но мглою прозрачной лесные подернуты склоны;Звезда разгорелась; как розовый пепел — дорогаМеж темных деревьев… Обителей светлых не малоВ просторе Господнем; и в сердце простора — для Бога[31].

В это лето в Эвиане родился мой брат.

— А ты, какое ты хотела бы дать ему имя? — спрашивает меня Вячеслав.

— Одно из трех — Димитрий, Алексей или Александр.

— Алексей и Димитрий, понимаю. Но почему Александр?

— Мне кажется, что это имя талантливое, обещающее.

Брат был назван Димитрием.

Нас посетила в «Villa des bosquets», как назывался (и называется до сих пор) домик, где мы жили, А. Н. Чеботаревская. Она заехала по делу. Издавался роман Madame Bovary в ее переводе под редакцией Вячеслава. Когда дело шло о редакции перевода, Вячеслав обыкновенно спокойно, не желая думать о сроках, назначенных издателем, брал сначала текст оригинала, с любовью в него вчитывался, затем брал поданный ему перевод и начинал не торопясь его перечитывать, переделывать, перерабатывать во всех тонкостях, так что от первоначального текста не оставалось камня на камне. Это обычно вызывало бурные реакции переводчика и нередко кончалось серьезной ссорой. Вячеслав не обращал на это внимания: ему прежде всего важно было спасти художественное произведение.

На этот раз дело шло о стиле Флобера. Они с Александрой Николаевной засели работать вдвоем на многие часы; потом стали слышаться отчаянные крики, рыдания; из окна наверху стали вылетать какие‑то предметы. Переводчица была в ярости, и ссора разразилась, но, слава Богу, не на всю жизнь. После этого в России было много дружественных встреч, но о Мадам Бовари лучше было больше не упоминать.

В конце осени приехала Маруся. Мы переехали в Рим и поселились на Piazza del Popolo в пансионе одной англичанки, мисс Dove. Место было восхитительное, на углу via del Babuino. Некоторые окна выходили прямо на площадь, а некоторые в парк Monte Pincio.

Вячеслав был счастлив и весел в своем любимом Риме. Он много и успешно работал. Знакомых было мало. Были встречи с проезжими друзьями; но самое ценное было то, что в Риме окрепла дружба с Владимиром Францевичем Эрном. Дружба на всю жизнь, до смерти Эрна в 1917 г. Ему посвящено много стихов Вячеслава[32].