Падение Запада. Медленная смерть Римской империи - Адриан Голдсуорти

Надежная статистика отсутствует. Возраст, указываемый на могильных плитах, не обязательно соответствует действительности — числа, кратные пяти, попадаются подозрительно часто, невероятным представляется и число людей, доживших до столетнего возраста в африканских провинциях. Более важно, что до нашего времени сохранилось лишь незначительное меньшинство могильных камней; их недостаточно, чтобы отвести им приоритет в качестве источника информации. Данные переписи из Египта опять-таки являются лишь крохотным фрагментом от общего массива имевшихся сведений; они представляли ситуацию только в этой стране. Согласно исследованиям, тридцать пять процентов тех, о ком мы имеем сообщения, не достигли пятнадцатилетнего возраста, но вопрос, можно ли сделать на этом основании вывод, что наличие меньшего по сравнению с этим числа молодых совершеннолетних людей обусловливалось высокой смертностью, остается открытым. Гораздо более вероятно, что люди, достигшие восемнадцати лет, предпочитали покинуть свою деревню или хотели избежать переписи и следовавшего за ней налогообложения. В отсутствие статистических данных нам приходится довольствоваться догадками. Вероятно, разумнее всего было бы предполагать наиболее неблагоприятные из возможных условий; по крайней мере в высшей степени маловероятно, что цифры были ниже предлагаемых. Они могут быть выше — не исключено, что весьма значительно. Я подозреваю (правда, лишь подозреваю), что цифра будет постепенно увеличиваться по мере накопления археологических свидетельств о численности и размерах поселений в провинциях{27}.

Какой бы ни была общая численность населения, большинство его жило в сельской местности, в усадьбах и деревнях. Некоторые города отличались особо крупными размерами. Вероятно, численность населения Рима приближалась к миллиону. Александрия была вполовину меньше, однако если суммировать численность населения ее, Антиохии и Карфагена, то мы, вероятно, получим еще один миллион. В нескольких городах проживало население сто тысяч человек, хотя большинство было гораздо меньше и их население насчитывало десятки тысяч или даже тысячи человек. Люди часто жили в тесноте (прежде всего это касалось Рима), в особенности бедные. Многоэтажные инсулы (многоквартирные дома) часто имели дефекты постройки и могли рухнуть в любой момент. Существовала постоянная угроза пожаров. Даже если не учитывать эти опасности, жилищные условия были стесненными, а само жилье дорого, удобства отсутствовали. Самые бедные не могли оплачивать его и жили в маленьких городах, в лачугах, стоявших на голой местности или даже на кладбищах. В условиях подобной скученности легко распространялись болезни.

Часть исследователей полагают, что численность населения древних городов поддерживалась за счет постоянного притока иммигрантов, так как нездоровые условия жизни приводили к тому, что смертность превышала рождаемость (или, если использовать клинический термин, города являлись сетевыми потребителями людей). Гигиенические условия улучшали общественные бани, однако использование одной и той же воды столь значительным количеством людей также служило причиной распространения ряда болезней. В римских городах имелись общественные туалеты, а также система стоков и канализация (подобным могли похвастаться лишь немногие поселения до- и послеримского периода), но все же могло быть и так, что они не вполне обеспечивали нужды города. Даже такая насущная необходимость, как устранение мертвых тел, составляла проблему в столь крупном и тесно населенном городе, как Рим. Историки, стремящиеся нарисовать мрачную картину тогдашней жизни, обожают пересказывать случай, когда обед императора Веспасиана прервала собака с человеческой рукой в пасти. Но не следует забывать, что это расценили как ужасное знамение, а не как нечто повседневное{28}.

Условия в городах могли быть ужасны. Однако здесь имелся шанс раздобыть работу. Одна из причин возведения такого количества великих памятников состояла как раз в необходимости обеспечить занятость бедняков. Кроме того, в Риме имелся список горожан, в соответствии с которым производились раздачи хлеба; здесь проходили большие праздники, устраивались развлечения. Большой цирк (Circus Maximus) мог вместить примерно двести—двести пятьдесят человек, а Колизей — по крайней мере пятьдесят тысяч. Даже в наши дни найдется немного спортивных сооружений, способных принять столько зрителей. В сельской местности не было ничего подобного, хотя было бы ошибочным считать, что между городом и деревней пролегала непреодолимая черта — большинство деревень располагалось в непосредственной близости от городов. Огромный амфитеатр в Дугге, в Тунисе, имел больше мест, нежели нужно было для горожан, а это означает, что немало зрителей специально приезжали посмотреть игры.

Условия жизни бедняков в сельской местности отличались от условий жизни в городе, однако, вероятно, жизнь деревенской бедноты также являла собой весьма безрадостную картину. Нам известно, как богатые землевладельцы или их люди тревожили своих соседей, наводили на них страх (в особенности на тех, что были победнее), как грабили их, когда власти находились слишком далеко или не желали вмешиваться. Очевидно, истории о злоупотреблениях властью — во многом напоминающие рассказы о нападениях разбойников или пиратов — имели куда больше шансов быть записанными и потому присутствуют в наших источниках в отличие от описаний обыденного мирного существования. Та же проблема существует в отношении обычая оставлять нежеланных детей на помойках или на навозных кучах: это привлекает массу внимания авторов античных источников (и еще большее — современных исследователей). Этих младенцев часто подбирали, чтобы вырастить и продать в рабство; в Египте они, бывало, получали несчастливое имя Копрос (навоз). Вероятно, источники (среди них немало христианских рукописей) преувеличивают частотность подобных случаев, подавая их в соответствующем моралистическом тоне; были и случаи, когда «Копрос» становилось гордым фамильным именем и передавалось последующим поколениям, после того как найденыш выбивался в люди{29}.

Рабство было неотъемлемой частью жизни Римской империи, да и, по правде говоря, любого древнего общества. Требований отменить его никогда не выдвигалось, хотя во II веке некоторые императоры издали законы, призванные смягчить ряд наиболее жестоких обычаев, таких как кастрацию мальчиков-рабов с целью продажи их за большую цену в качестве евнухов. Какую часть всего населения составляли рабы, опять-таки неизвестно. Рабы в качестве домашней челяди использовались повсюду — мы уже встречались с женой Барата Региной, — а численность слуг в больших домах легко могла доходить до нескольких сотен. В качестве основной рабочей силы рабы использовались редко; исключение составлял труд в крупных италийских поместьях, а также более сложные и трудные задачи, такие как работа на рудниках. Домашняя челядь часто жила в лучших условиях, нежели свободные бедняки, и имела хорошие шансы получить волю. Для рабов (и рабынь) также обычным делом было ведение бизнеса в свою пользу; в конечном итоге они освобождались, внеся заранее оговоренную сумму выкупа из полученных средств. Но в конечном итоге рабы все-таки оставались собственностью и страдали от жестких ограничений в правах. Обычной практикой являлось применение пыток к рабам, если их владельца подозревали в преступлениях, хотя в других случаях считалось, что их свидетельство против хозяина не имеет веса{30}.

В наши дни видение римского мира, демонстрируемое многими специалистами, отличается упрощенностью: согласно ему, по одну сторону находятся богатые — сенаторы, всадники и в крайнем случае также класс куриалов; по другую — бедные, то есть все остальные, причем рабы образуют отдельную группу, занимающую низшее положение. В значительной степени эта картина есть следствие снобизма письменных источников, которые практически все создавались представителями элиты для элиты же. Различия среди широких слоев населения были незаметны для тех, кто смотрел на них «сверху». Сенатор вполне мог быть в десять раз богаче магистрата в маленьком городке, но это не значит, что последний был бедняком. Если следовать этой логике, то получилось бы, что всякий, кто получает в наши дни меньше, чем директор-менеджер транснациональной корпорации, живет в крайней бедности.

Конечно, в империи не наблюдалось ничего даже отдаленно напоминающего средний класс в Британии в эпоху правления королевы Виктории или в более поздние времена. Даже всадническое сословие не образовывало группы, интересы и позиции представителей которой гармонировали бы друг с другом, так что это не должно нас удивлять. Равным образом все источники (наравне с простой логикой) свидетельствуют, что значительная часть населения империи обладала вполне сносным доходом и пусть и не очень большой, но собственностью. В каждой деревне были жители побогаче и победнее; в городах различия в статусе и богатстве были еще значительнее. Респектабельность не всегда обеспечивалась одними деньгами (фигура богатого вольноотпущенника широко встречалась в литературе и неоднократно высмеивалась), однако преуспевающие вольноотпущенники, очевидно, играли важную роль во многих общинах. Характерно, что города поощряли учителей открывать школы. Дети представителей элиты получали образование дома (к ним специально приходили наставники), тогда как эти общественные школы обслуживали менее состоятельное население. Умение писать и читать было достоянием отнюдь не только высших слоев, хотя научиться правильно и бегло говорить по-латыни и по-гречески (чего ожидали от сенатора) удавалось лишь немногим из тех, кто не принадлежал к элите{31}.