На суше и на море. Выпуск 13 (1973 г.) - "На суше и на море"

Но Малинин не прикрылся спасительным «не знаю», он пошевелил тубами, подумал, потом засмеялся, сказал:

– Бред, конечно, но вдруг это жизнь?

– Мыслящий океан? - лениво спросил Рогов. - Лема начитались…

– Почему обязательно мыслящий? - фантазировал Малинин. - Даже наверняка не мыслящий. Микроорганизмы, растворенные в питательной среде. Или не в среде… Сама среда - совокупность микроорганизмов.

– Не опровергаю, - сказал Рогов. - Здесь любая гипотеза допустима. Проверим нашу с Ноликом: ее хоть сразу проверить можно.

Они подошли к люльке. Нолик обвязал вокруг пояса тонкий канат, второй конец закрепил за барьер люльки и медленно, как по льду, пробуя поверхность желе носком кеды, пошел прочь от корабля. Он отошел шагов на десять, обернулся и крикнул:

– Держит хуже!

– Иди обратно, - приказал Рогов, но парень не послушался, шагнул дальше и вдруг провалился по щиколотку, не удержался, сел, и Малинин с лаборантами, ухватившись за канат, подтащили Нолика к люльке. Рогов нагнулся и внимательно осмотрел его кеды: они были по-прежнему сухи, неведомая среда не оставляла следов.

– Как в болоте, - ошеломленно проговорил Нолик. - Засасывает и давит.

– Хватит экспериментов, - сердито бросил Рогов. - Пробы у нас есть, можно и подниматься.

Он влез в люльку вместе с Ноликом, сказал Малинину:

– Вы с ребятами вторым рейсом.

Малинин кивнул, не оборачиваясь. Он смотрел на корпус судна: зеленая «плесень» - оторванная от своей среды, она казалась именно плесенью - обхватила корпус «Миклухо-Маклая», поднялась почти до иллюминаторов. Верхний ее край, неровный, ажурно-рваный, ощутимо полз вверх, а внизу этот тонкий, почти прозрачный слой «плесени» переходил в уже привычное желе, и там, где эта «плесень» вырастала, желе чуть покачивалось взад-вперед, словно подталкивало ее по борту судна вверх.

– Ну и ну! - изумленно воскликнул Рогов. - Пять минут назад плесени не было.

Малинин и сам помнил, что борт был абсолютно чист, когда они спускались вниз. Значит, плесень выросла недавно и очень быстро.

– Это же не опасно, - неуверенно, словно уговаривая самого себя, сказал Нолик. - Она ведь не оставляет следов.

«Верно, - подумал Малинин, - следов не оставляет. На кедах. На человеческом теле, руке к примеру. И это все? Но есть еще корпус судна, есть еще вещи в каютах…» И вдруг с какой-то особенной остротой понял, что вся их восторженная беготня вокруг морского феномена может быть опасной. Он задрал голову вверх и заорал изо всех сил:

– Артур Янович! Прикажите задраить иллюминаторы везде. И побыстрее!

Рогов внимательно разглядывал зеленую корку на борту.

– Не успеем, - проговорил он задумчиво. - Спохватились, да поздно. Видите: эта штука уже к каютам подобралась.

Кое-где хлопали иллюминаторы, а «плесень» уже застилала их, и там, где хозяева не успели забаррикадироваться, пробиралась в каюты, и кто знает, что она там натворит.

– У нас иллюминатор открыт, - сказал Малинин. - Поднимайтесь, Павел Николаевич, и бегом в каюту.

Рогов и сам понимал, что надо спешить. Едва люлька поравнялась с палубой, он легко перескочил через поручень, сбежал по трапу, толкнул дверь в каюту. Сзади сопел Нолик, пытаясь через его плечо рассмотреть, что же успела захватить зеленая «плесень».

А захватить-то она успела не так уж много. Зеленый кисель сполз из кольца иллюминатора на письменный стол, растекся по его полированной деревянной крышке.

– Вот вам и еще пробы для опытов, - сказал Нолик, задраивая иллюминатор.

– Ладно, - махнул рукой Рогов, - потом соберем. Пошли на палубу.

Честно говоря, он был чуть-чуть разочарован: зеленая «плесень» не ползла по каюте, не пожирала все на своем пути, не росла с каждой минутой. Однажды разыгравшаяся фантазия уже неудержима. Ступив на плотный кисель за бортом «Миклухо-Маклая», Рогов уже не сдерживал свое закованное в строго научные шоры воображение. Да и как можно сдерживать, если эти «строго научные шоры» ни черта не объясняют, а явно ненаучное воображение подсказывает гипотезы одна другой хлеще, зато все объясняющие. Пока они с Ноликом бежали к каюте, Рогов успел наделить «плесень» разумом и ждал от нее бурных проявлений. Но растекшийся по столу кисель мало походил на существо или вещество «сапиенс», и шаткие ножки безумной гипотезы легко и охотно подломились. Рогов усмехнулся: «Совсем спятил, старик. Ты же на Земле, а не на альфе Центавра. Откуда здесь «разумная плесень»?»

На палубе стоял Малинин и смотрел в капитанский бинокль. Растерянный Артур Янович топтался рядом, порываясь отобрать бинокль. Малинин не давал, толкался и повторял:

– Погодите, погодите, сейчас, сейчас…

– Что-нибудь новенькое нашли? - поинтересовался Рогов.

– Старенькое, - невежливо буркнул Малинин, неохотно отдавая бинокль капитану, который тотчас же прилип к нему, застыл памятником. - Как вы смотрите на то, что мы в плену?

– У пиратов? - спросил Нолик.

– У «плесени», - не поддержал шутки Малинин. - Артур Янович, дайте шефу полюбоваться…

Может быть, Малинин и преувеличивал, но ведь Рогов решил ничему сегодня не удивляться, верить самому невероятному. Везде, до самого горизонта, а быть может, и дальше, за ним, по всей земле, расстилалась ровная зеленая поверхность. Ни волн на ней не было, ни всплесков, ни белых пенных гребешков, столь привычных на море. Да и море ли это было? Скорее, «суша», жадное агрессивное болото, которое заперло корабль наглухо, намертво, навеки - какие еще слова подобрать? Рогов обернулся: позади, там, откуда они пришли в этот странный зеленый мир, по-прежнему качалась прозрачная занавеска. За ней, как в гигантском аквариуме, бился синий тайфун. В двенадцатикратный «цейс» видны были волны, которые разбивались об эту занавеску, вероятно, с грохотом, с воем ветра. Но звуки, как и волны, оставались за ней, как за синим стеклом, неизвестно кем и зачем повешенным, не известно как пропустившим судно в это диковинное тихое болото. Да, здесь была тишина, безоблачное голубое небо, застывшая зеленая пленка болота, ровная, как по линейке проведенная линия горизонта.

– Эфир все еще молчит? - спросил Рогов.

– Молчит, - сказал капитан и добавил просительно: - Куда же мы попали, Павел Николаевич?

Рогов пожал плечами: мол, спросите что-нибудь полегче, а Малинин ответил неожиданно сорвавшимся голосом:

– Хотите знать? Могу объяснить, - и даже рукой махнул. - Только кто мне поверит…

– Я сегодня всему верю, - безнадежно сказал Рогов и не соврал: какая в сущности разница - верить или не верить? От объяснений легче не будет. Да и кто докажет: верны они или нет? Все возможно за синей завесой тайфуна.