Родина моей души – Россия - Софья Ивановна Петрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
8 глава
Тернистая душа пожилого мужчины была как никогда подвластна эмоциям, бьющимся через край. Михаил Романович ехал в свой старый дом, в деревню «Н», где когда-то решилась его нелегкая судьба. Именно это место стало точкой отсчета его беспокойной жизни, которая навсегда оставила отпечаток в нем. Михаилу было даже страшно возвращаться. Он боялся воспоминаний, способных ранить сильнее предательства. Боялся заплакать непрошенными слезами от боли, которую ему причинило любимое место. Он ехал не ради своего терзания — он ехал ради правды, которую не хотел знать всю жизнь, но готов принять сейчас.
Михаилу Романовичу было очень тяжело решить вернуться в старый дом в деревню «Н», это ошарашило его близких, но каждый поддержал его. Абсолютно все знали особую связь Михаила и деревни «Н», про которую он рассказывал всю жизнь как о самой легендарной сказке — и детям, и внукам, будто не было ничего, кроме этой старой деревушки с невероятной историей. И на конце пути своей жизни старик понял, что ему нужно проститься с этим местом, принять его и подарить прощение, которое начал находить в глубине своей души. Ведь он помнит это место как маленький мальчик, который обижался на весь мир за его несправедливость. А сейчас многое изменилось и, кажется, взрослый — уже старый — мужчина готов взглянуть своей боли в глаза.
Когда Михаил шел по тропинке, ведущей к дому, на него сразу нахлынула ностальгия, но тот старался вытаскивать из себя лишь хорошие воспоминания, отчего по телу приятно разливалась радость. Вот по этой тропинке он когда-то ездил на своем старом четырехколесном велосипеде, здесь он сорвал маме целый букет соседских цветов, а тут они с Сашкой строили шалаш. Ощущалось, будто в воздухе до сих пор витал запах маминых кулинарных шедевров и звучал детский смех маленького Миши, который так мечтал порыбачить с отцом. Кажется, за столько лет не поменялось ничего, кроме того, что многие дома были разрушены, как будто те погибли из-за старости, а на самом деле они пали за свою Родину, которая, к несчастью, не уберегла их от смерти, но их падение помогло дойти той до конца, несмотря ни на что. И сейчас это место было олицетворением того, что все закончилось.
Михали шел, считая шаги, все больше оттягивая момент, когда он посмотрит на свой дом — ему было по-настоящему страшно увидеть это место и открыть глубоко затаенный сундук воспоминаний, связанных с этим домом… Но каждая рана вскрывается, если ее не забыть. И Михаил уже стоял напротив дома, трясущимися морщинистыми руками придерживая свою трость, которая, казалось, должна упасть от нахлынувших эмоций.
Михаил Романович смотрел на свой когда-то наполненный счастьем дом. Он был красивым, аккуратным и рядом всегда цвел сад, который мама так трепетно выращивала, но сейчас вместо этого была груда досок и всякого хлама, накопившегося за столько лет. У Михаила было такое ощущение, будто это валялся не мусор, а безжизненно покоились остатки его растерзанного сердца, которое отдавалось болью каждую секунду. Он не мог поверить, что его дома больше нет. Что стены, которые хранили разговоры с отцом и матерью, больше не стояли, как вечные солдаты. Не было ничего, кроме самого ценного в этом доме — печи, на которой Миша так часто читал книги. Сквозь сажу и пыль можно было рассмотреть рисунки, которые маленький мальчик когда-то от безделья рисовал. И в самом углу просачивалось когда-то желтое солнце, которое больше не освещало этот дом. Казалось, все умерло в этом месте, ничего не осталось от прошлого и от этого дома, о котором никто никогда и не вспомнит, словно и не было семьи Шадриных. От этого стало еще больней, и Михаила подкосило. Ему было сложно смотреть на картину, которую не смог бы изобразить ни один художник даже в самой глубокой печали.
После Михаил Романович перевел взгляд в сторону, где надежно стоял памятник его отца — из-за нахлынувших чувств от растерзанного временем и боем дома старик даже не обратил внимание на самое главное. Его глаза наполнились слезами, когда тот увидел молодого отца, который на фотографии в разы младше его, словно был вечно молодым. Он прочитал инициалы, которые размылись из-за скупых слез в глазах, потом повторил вслух еще раз и еще, будто призывая душу своего покойного папы. Михаил давно принял смерть отца, но его терзания и чувство горького упущения были такие сильные, словно он впервые узнал об этой новости. Он вдруг увидел своего отца другими глазами, будто ему поменяли сознание.
Михаил понял, что Роман стал вечной и гордой памятью этого места, где цвела мамина сирень. Его дом — теперь Родина его семьи, которая живет под спокойным, ярко-голубым и самым счастливым небом. Кажется, именно за это боролся Роман, когда шел на смелый бой, в котором одержал главную победу жизни — будущее своей страны. Ведь Катерина Комарова никогда бы не излечила множество больных детей в России, если бы отец Михаила был бы трусом и предателем. И благодаря своему поступку Роман навеки отпечатал память о семье Шадриных в этом доме, в деревне «Н»…
И детская обида Михаила сменилась гордостью. Он понял, что отец сделал все правильно. Он боролся за будущее. Потому что дети — это наше будущее; он всегда так говорил. Благодаря ему он сейчас — и другие люди — улыбаются, смотря в мирное небо России. Благодаря его отцу Россия развивается и встречает будущее. Михаил Романович понял, как смел его отец и как он сам до безобразия глуп. Он всю жизнь бессовестно потерял на обиду, которая нападала на него из-за отца — ведь даже после смерти Романа Михаил не смог принять его выбор. Теперь же старику было обидно лишь за то, что его отец умер, так и не дождавшись прощение сына — и ему хотелось верить, что перед смертью Роман лишь счастливо улыбался, зная, что его смерть была героической и что его сын в глубокой старости поймет, каким дураком был. И сейчас Михаил, смотря на умиротворенное лицо отца на старой фотографии, просил прощения у него, горько заплакав.
— Прости меня, папа… — вслух произнес он, упав на больные колени.
Он хотел закричать, чтобы отпустить все чувства, камнем лежащие у него на плечах все эти годы. Но Михаил знал, что папа не хотел
