Кладоискатель и доспехи нацистов - Юрий Гаврюченков

– Не сомневаюсь. Отнимать у земли ее тайны – хлеб насущный для вашего брата. Для этого нужно иметь некоторый нюх. Как я догадываюсь, он у вас есть, не так ли?

– Так, – сдержанно отозвался я.

К чему он клонит? Клады хочет предложить поискать? Желанием вписываться в забавы «новых русских», соизволивших поразвлечься кладоспортом или поиграть в старателей, я не горел. Тем не менее с возражениями спешить не стал, желая узнать, к чему приведет разговор.

– Согласились бы вы применить ваш нюх для общего дела, если бы вам за это заплатили?

– Смотря что подразумевается под «общим делом», – к такому повороту я не был готов.

– Вы человек идейный? – прилип папик как банный лист.

– Относительно, – я старался отвечать нейтрально. Интересно, о каких идеях может идти речь у члена коммунистической партии?

Стаценко внушительно хмыкнул.

– Я придерживаюсь идеи личного благополучия гражданина как основы процветания всего государства, – поспешно пояснил я.

– Разумно мыслите, – кивнул Остап Прохорович. – Я вижу, вы не склонны к жертвам ради идеалов.

– К счастью, родина этого больше не требует, – сказал я, запуская ложечку в воздушное суфле из креветок. – Эпоха бескорыстного самопожертвования во имя высоких до маразма целей канула в Лету.

Папик сделал губки сердечком.

– Оно и к лучшему, – задумчиво заключил он. – По-своему, вы правы, Илья Игоревич.

Придя к взаимному согласию, мы дружно расправились с десертом, и Остап Прохорович продолжил познавательную экскурсию по дому. В силу специфики своей, работы общаясь с богачами, я имел возможность подметить такую характерную черту их характера, как неудержимое бахвальство. Машины, часы, а также прочие навороты, которые «новые русские» демонстрируют с таким апломбом, дополнились теперь изысканными диковинами вроде дворянского титула или небесного тела, носящего имя обладателя толстого кошелька.

По-моему, Стаценко тоже хотел что-нибудь разэтакое, чего нет и вряд ли может быть у других. И похоже, рассчитывал получить сие через меня. Например, сногсшибательную меморию с дарственной табличкой в престижном музее. Предположения роились у меня в голове, пока Остап Прохорович водил меня по коттеджу. Сам он ни о чем подобном не заикался. Просто водил и показывал. Время откровений пока еще не настало.

В одной из комнат мы сделали остановку. Устроились за курительным столиком, заботливо укомплектованным всеми причиндалами. Я осмотрелся. Комната предназначалась под библиотеку, однако меньше всего ее напоминала. Отсутствовал свойственный библиотекам покой. Да и мебель не гармонировала со стенами, уставленными застекленными книжными шкафами. Комната являла собой пример неудавшегося замысла, как многое в этом доме.

Стаценко достал из хумидора сигару, отрезал кончик маленькой гильотинкой от «Кензо» и закурил. Зная, что я не курю, мне не предложил, но вопросительным взглядом удостоил – из вежливости. «Что может быть лучше хорошей сигары после обеда!» Показное смакование сигар – еще одно из повальных чудачеств нуворишей, как и увлечение сопутствующими курительному культу принадлежностями наподобие шкатулок с искусственным микроклиматом ценою в плохенькую квартиру. Аристократы новой генерации с удовольствием перенимали ставшие доступными благородные замашки.

– Нравится вам мое букинистическое собрание? – Стаценко обвел рукой шеренгу строго поблескивающих стеклами шкафов. От сигары в воздухе протянулся размашистый дымный след.

Я пожал плечами:

– Не знаю, покамест не имел чести узнать, какие в нем находятся экземпляры. Но выглядит, во всяком случае, внушительно.

– Так вы поглядите. – Остап Прохорович с неожиданной для распущенного на пятом десятке лет буржуйского брюшка с легкостью вскочил и распахнул дверку.

Посмотреть, вообще-то, было на что. Библиотека Остапа Прохоровича не относилась к разряду новорусских мулечек, когда «для виду» подчистую скупаются домашние архивы, лишь бы пыль в глаза пустить столь же темному гостю. Тут я паника недооценил. Господин Стаценко отнюдь не собирательством занимался.

– Что вы на это скажете? – выволок на столик Остап Прохорович пачку журналов. Судя по голосу, гордость коллекции.

– Издание начала прошлого века. – Я взял верхнюю брошюру в невзрачной обложке, украшенной рисунком кометы.

Журнал назывался «Ostara», и я держал первый его номер.

– Имеете представление, что это такое? – заговорщицки осведомился Стаценко.

Я имел. Носящий имя готской богини весны журнал был основан в 1905 году Йоргом Ланцем фон Либенфельсом – создателем теории расовой соматологии, поделившей народы на высшие и низшие. Идеи цистерцианского монаха-отступника породили арио-героический культ гитлеровской Германии, загрузивший работой печально известные лагеря смерти. «Ostara» же, согласно его манифесту, задумывался как журнал, использующий антропологические данные для того, чтобы научным образом сломить восстание низших рас и защитить благородство расы европейской. О реализации этого замысла мир с содроганием вспоминает до сих пор.

Но кое-кого история так ничему и не научила. «Ostara» было выпущено более сотни номеров, и у Остапа Прохоровича, похоже, имелась вся подшивка: шкаф был буквально набит стопками идентичных корешков. И он ею гордился – вот зто всерьез настораживало.

– Неплохая коллекция, – похвалил я. – Она полная?

– Целиковая, – похвастался Стаценко, подтвердив мои подозрения. – Здесь все номера.

– Ну-ну. – Я пролистал журнал, втягивая ноздрями сладковатую бумажную пыль.

– Вы ученый человек, – сказал Остап Прохорович, – и умный.

Кажется, наступал момент истины, чего и следовало ожидать, неспроста же меня пригласили. До сих пор я пребывал в неведении относительно его планов. Интересно, что ему может быть нужно от бедного археолога?

– Компетентный, я бы так сказал. В своей области. Никак не более того.

Я умышленно поскромничал, но на папика произвел впечатление.

– Ваша беспринципность мне даже нравится, – молния он. – Отсутствие идейной направленности, кроме четкой ориентировки на достижение личного благополучия, выдает в вас сибарита.

«Какой наблюдательный господин, – не без неприязни подумал я. Остап Прохорович, открывавший доселе незнакомую сторону личной жизни, удивлял все больше. – Какие еще сюрпризы ждут меня впереди?» Недооценивать работника партаппарата было попросту небезопасно.

– Вам известна система градации, существовавшая в кайзеровской армии? – Стаценко прошел к столу и сел напротив меня, отодвинув локтем пачку «Ostara». В моем лице он нашел отзывчивого слушателя – я постарался состроить соответствующую мину. – Между тем иерархия была весьма четкая. Высшую касту командного состава составляли глупые активисты, следующее место занимали не блещущие умом лентяи – вреда от них было значительно меньше. На более высокой ступени стояли умные, но излишне деятельные офицеры, а вот подлинной элитой армии являлись умные и ленивые. Они были самые полезные, но поскольку сочетание таких качеств – редкость, наверху находилось именно это интеллектуальное меньшинство. Что вполне естественно, так как наиболее рациональные управленческие структуры строятся по принципу пирамиды.