Шараф-наме. Том I - Шараф-хан Бидлиси

В числе таких сохранивших полунезависимое положение курдских княжеств можно назвать Арделан. Преданностью его правителей безуспешно пытались заручиться шах Тахмасб, султаны Сулайман и Мурад. В 1580-81 г. в ответ на фиктивное признание власти последнего правителю Арделана Тимур-хану было пожаловано 100 тыс. акче из доходов с “августейших доменов вилайета Шахризура”, титул эмира эмиров и паши. Однако это не определило позиции Тимур-хана и его преемников: их ориентация оставалась попеременно то кызылбашской, то османской. К 1596-97 г. правитель Арделана Халу-хан “добился власти столь независимой и неограниченной, что невозможно и описать”[161].

Безуспешными были старания османского правительства отобрать власть у правителя Хаккари Закарийа-бека. Сохранили свое полусамостоятельное положение правители Джезире и Имадии, где было оказано сопротивление попытке султана Сулаймана назначать своим указом местных правителей.

Весьма влиятельными были правители Агила, Пало[162], Ширвана, Дарзини, Сасуна (или Хазо). Привлекает внимание поведение правителя Сасуна Сулайман-бека во время похода султана Сулаймана на Багдад в 1535 г. Когда султан остановился в Арзанской долине, Сулайман-бек не только не явился для традиционного изъявления покорности, но воспрепятствовал сделать это и правителю Малатии. “Подобно железной горе, исполненный неколебимости и величия, оставался [Сулайман-бек] в Сасуне”[163]. Такое пренебрежение в проявлении даже внешнего повиновения султану характеризует правителя Сасуна как владетеля могущественного и независимого.

Не подчинялись ни шахской, ни султанской власти племена мукри, берадост, махмуди, думбули, сийах-мансур, бабан, хотя область Бабан формально и была отнесена к султанским доменам. Причитавшиеся в казну Шахризура подати “финансовые чиновники взимают с них не иначе, как по-хорошему”. Стоит им прибегнуть к силе и принуждению, в казну не поступает и медного фильса[164]. Вплоть до 1597 г. оставалось неподавленным восстание племен сулеймани.

Правители Сорана к концу XVI в. возымели такую силу и влияние, что безнаказанно устраивали разрушительные набеги даже на земли сефевидского шаха (такой набег, например, имел место в 80-х годах, во время правления Сулайман-бека, сына Кули-бека). Султану Мурад-хану, решившему было привести Сулайман-бека к повиновению, пришлось “удовольствоваться богатыми дарами” своевольного династа.

Во главе всех указанных курдских княжеств, эмиратов и племен оставались курдские династии с непосредственной передачей власти от отца к сыну. Правительствам Ирана и Турции зачастую приходилось довольствоваться их вассальным подчинением. Природа власти этих правителей, степень ответственности перед центральной властью и полномочия, границы княжеств и эмиратов часто менялись в зависимости от политической ситуации, не говоря уже о периодах войн, которые для XVI в. даже более характерны, нежели периоды мирного правления. Но одно оставалось неизменным — покончить с полунезависимым положением этих правителей не удалось ни Турции, ни Ирану; они оставались фактически носителями курдской централизации.

Что касается тех районов Курдистана, где османским султанам удалось утвердить свою административную систему, то их положению в Шараф-наме уделено мало внимания — автора интересуют курдские эмиры и правители, сохранившие в той или иной мере свою самостоятельность. Его цель — показать, что, несмотря на захватнические действия Ирана и Турции, курды продолжали упорно отстаивать свою независимость.

Итак, XVI век положил начало хищническому захвату Курдистана сефевидскими шахами и турецкими султанами, что привело к разделу Курдистана, подтвержденному и закрепленному ирано-турецким договором 1639 г. Согласно этому договору была определена граница их владений в Курдистане и срыты многие могущественные курдские крепости по обе стороны[165]. Завоевательные действия этих держав встречали упорное сопротивление курдов, выражавшееся в XVI в. в разрозненных выступлениях курдских феодалов, восстаниях племен и городского населения.

История курдского народа, особенно со второй половины: XIX в., неразрывно связана с национально-освободительной борьбой, которая продолжается и в настоящее время. Корни, истоки этой борьбы лежат далеко от наших дней — в XVI в., когда было положено начало завоеванию и разделу Курдистана.

Сочинение Шараф-хана Бидлиси Шараф-наме не только служит для нас первоклассным и единственным в своем роде источником для изучения средневековой истории курдов, оно помогает нам лучше понять и сегодняшнее их положение, справедливость борьбы этого народа за освобождение из-под национального гнета, за равенство с другими народами.

Предлагаемый перевод Шараф-наме (I тома издания В. В. Вельяминова-Зернова[166]) на русский язык имеет целью облегчить дальнейшее всестороннее изучение этого ценнейшего источника по средневековой истории курдского народа. Перевод сопровождается примечаниями, которые не могут претендовать на полноту освещения и разрешение всех вопросов, могущих возникнуть при чтении Шараф-наме.

В настоящем издании все собственные имена и названия сочинений передаются на основе транслитерации, принятой в публикациях серии “Памятники письменности Востока” (по техническим причинам диакритические знаки введены только в указателях). Географические названия, встречающиеся в Шараф-наме, приводятся в форме, характерной для персоязычной историографии того времени.

Пользуюсь случаем отметить большую помощь, оказанную мне О. Л. Вильчевским. Приношу также свою искреннюю признательность В. И. Завьяловой, О. И. Смирновой, Н. Д. Миклухо-Маклаю, М. Б. Руденко, К. К. Курдоеву, И. И. Цукерману, Ю. Е. Борщевскому, М. Хазнадару, М. Камалю и К. Кафтану за ценные замечания и помощь в работе.

ШАРАФ-НАМЕ

/2/ Во имя Аллаха милостивого и милосердного!

Повествование следует начинать с восхваления властелина, дабы благодарственная хвала от лучезарного разума, подобного покорителю мира — солнцу, поднялась до ступеней небесной сферы. В заключение подобает возблагодарить владыку царства, дабы его вознесение, [исходя] из груди, достигло восходов благоденствия.

Слава Аллаху с начала и до скончания века — султану, который с высоты своего девятиступенчатого небесного престола провозгласил почитание и уважение рода человеческого гласом хутбы: “Вас мы сделали на этой земле преемниками после них”[167]; хакиму, испытавшему на монетном дворе [своего] беспредельного великодушия /3/ наличность достоинства человека чеканом [таких слов]: “Мы ущедряем сынов Адамовых”[168]; всемогущему, который возвысил стяги величия отмеченных великолепием государей рода человеческого словами: “Мы вознесли его на высокое место”[169]; всесильному, устремившему ввысь стяги мощи могучих хаканов во всех странах света до апогея самовластия и самодержавия; всевышнему, который, следуя обычаю правосудия, милостиво направил попирающие звезды стопы исполненных справедливости ханов к восхождению на султанский трон, [говоря]: “Даем им преимущество над многими из тех, кого сотворили мы”[170]; предвечному, обратившему лезвие меча султанов, завоевателей мира, в зерцало, отражающее лик невесты победы и торжества!

Руководимый своею всеобъемлющею мудростью, воедино связал он управление миром и устройство дел рода человеческого с исполненным великодушия существованием справедливых султанов. Ведомый своими совершенными помыслами, почетными одеяниями отличил он среди аширатов и племен особую группу [со словами]: “Составили из вас племена и поколения”