Изнанка света - Михаил Шухраев

Раздался выстрел.

— Вот так, отлично. Как сказал один деятель Французской революции, расстреливая пленных, «вот так стреляет настоящий республиканец».

В голосе шефа «Умбры» послышалось ехидство.

— Все, оружие можете убрать. Теперь — труп собаки. Его, как я понимаю, к делу не подшивают. К ЗАКРЫТОМУ вами делу… Куда вы его денете?

— Ну, его надо предъявить, — пожал плечами опер. — Все будет заснято на видеокамеру.

— А потом?

— Потом? Ну, его уничтожат.

— Думаю, не будет большим нарушением, если его не уничтожат, а выкинут в условленной точке свалки.

— Конечно, — все тем же равнодушным голосом согласился Григорий Владимирович.

— Вот и чудненько. Постарайтесь сделать так, чтобы господа ученые — даже ваши друзья-криминалисты — этим не заинтересовались. Да-да, ПРОСТО МЕРТВАЯ СОБАКА, пускай и очень большая.

— Хорошо.

— Теперь — еще об одном. Мы подозреваем, что это не несчастный случай, а убийство. Поэтому нам нужны данные, которые позволят выйти на человека, продавшего покойному этого пса. Вы эти данные нам сообщаете. А потом — как всегда. Забываете телефон — и до новых ваших затруднений.

— Будет сделано, Всеволод Рогволдович.

— Тогда — всего вам хорошего. — Эйно слегка усмехнулся.

Когда Ольга и вся остальная команда выходила из помещения, милиционеры, сопровождавшие оперативника, все еще стояли по стойке смирно.

Эд прохаживался мимо них, поблескивая черными очками, и что-то рассказывал. По лицам служителей закона не было понятно, слушают они его или нет, но Оля догадалась — слушают. Как тут не прислушаться, коли тебя ввели в гипнотический транс.

На задания он обычно в черных очках и ходит. Больно уж взгляд у Эда застывший, холодноватый и неприятный, никак не вяжущийся ни с его характером, ни с внешностью. Впрочем, Оля и все остальные сотрудники отлично знали, в чем тут дело.

Кажется, Эд травил анекдоты. Причем, такие анекдоты, которые постеснялся бы рассказывать при сотрудниках О.С.Б.

— Так вот, а она ему и говорит… — он оборвал свою речь на полуслове. — Что, уже все? Ну, а я-то думал, вам помощь нужна.

— Управились. Оленька управилась, — уточнила Настя. — А что ты им тут наболтал?

— Я-то? Да так, ничего. — Эд усмехнулся. — Надо же было ребят занять, а то работа у них та еще — знай себе стой столбом, и никакого вдохновения!

— Вдохновения? — Эйно попытался сделать свой голос строгим и начальственным. Как всегда, получилось не очень достоверно. — Помню, как же. В прошлый раз твои истории в газете «Байки» появились. Уже запамятовал?

— Ну, появились. Так это ж было про фильм, ну, как его там… Где эти маги отчего-то орут ненормальными голосами. Я его не видел, зато уж слышал!

Эд сказал это совершенно обычным тоном. Но Оля все равно вздрогнула. Кажется, он никогда не комплексовал от того, что ему было что-то недоступно. «Обычные люди и представить себе не могут, что такое — жить в темноте, когда мир состоит из запахов, звуков — да ведь и не только. Есть такие вещи, которые в людских языках вообще никак не называются. Наверное, оттого, что язык выдуман зрячими», — так говорил Эд, когда Ольга впервые поняла, что этот веселый парень совершенно слеп. Такое даже в голове не укладывалось.

— Ладно, идем. А то эти ребята устали стоять столбом. Свободны, все свободны и все позабыли, — ласково обратился Эйно к милиционерам. — Ваш Григорий Владимирович собаку пристрелил. Шли бы вы к нему, помочь надо.

Милиционеры безмолвно направились к дому.

— Ну, вот и все. Нам, пожалуй, пора. — Эйно открыл дверцу автомобиля.

Слабость у Оли не прошла и в тот момент, когда она оказалась в машине. Пожалуй, только усилилась. Но любопытство оказалось выше желания откинуться на сиденье и заснуть.

— А можно спросить? — наконец, не выдержала она. — Эйно… ээ… Всеволод Рогволдович…

Ответом ей был всеобщий смех. Шеф даже скорость слегка сбавил.

— Как? Как ты меня назвала? Оля смутилась окончательно.

— Да ты не переживай. Всеволод Рогволдович — это для официальных властей, — пояснил, отсмеявшись, Эйно. — Просто был у меня один хороший знакомый, которого так звали. Давным-давно…

— В Киевской Руси, — с совершенно серьезным видом добавил Эд.

— Вот именно, — кивнул Эйно. — И вполне приличный — даром, что княжьего звания. Образованный — по тем временам, конечно.

Можно было предположить, что ее разыгрывают. Но Ольга отлично знала — возраст тех, кто может пройти Предел — вещь очень и очень относительная. К примеру, Настя по возрасту годится ей в бабушки, а вот Эд — помоложе. А выглядят они на самую малость старше, чем она. А уж возраст начальства О.С.Б. вообще не поддается вычислению. Вроде бы, Эйно чуть моложе, чем начальник Светлых. А может, оно и не так, просто он хочет выглядеть моложе, а Ольховскому нравится солидный облик. К тому же (в чем она сегодня убедилась еще раз), внешность для таких, как они — штука весьма зыбкая.

— Ладно, спрашивай, — улыбнулся Эйно.

— А зачем нам нужен труп этой собаки?

— Во-первых, чтобы поменьше было всяких кривотолков и слухов. Еще не хватало, чтобы эта тварь попалась газетчикам. Если просочится в «желтые» газеты — тогда еще ничего. А вот если в серьезные — неприятностей не оберемся. А, во-вторых, собачка принадлежала Запределью — оно и должно ее получить обратно. Ведь ты кое-что поняла, когда сегодня стреляла, верно?

Девушка задумалась. Потом медленно ответила:

— Да. Было похоже, что ей самой не хочется жить.

— Именно. — Эйно резко повернул, машина выехала на шоссе, ведущее к городу. — Именно. Мне тоже так показа лось. Поэтому я тебя не остановил. Так вот — можно пристрелить живое существо, но его сущность останется цела. Так с этой «гончей» и произошло. Вот откуда возникают вся кие привидения! Если мы не отправим труп в Запределье — куда угодно, — то по поселку еще долго будет бегать большая черная собака. Никого не сожрет, конечно, но заикаться люди станут.

Оля хотела спросить что-то еще, но не успела — глаза закрывались сами собой. Когда, она, наконец, задремала, Настя положила ее голову чуть поудобнее.

— Пускай подремлет. Никаких лекций на сегодня, — тихо сказала она.

— Думаю, и на завтра тоже. Эйно, может, не стоило ее брать? — спросил Эд.

— Стоило, — твердо ответила за шефа Настя. — Стоило. Все должны понимать — наша работа может иногда быть очень жестокой. Праздники случаются редко, зато такое — слишком часто.

— Ты права, — сумрачно проговорил Эйно. — Это и есть жестокая работа.

И снова разговор, совершенно не относившийся к событиям двадцатилетней давности, погрузил Редрика в воспоминания. Пожалуй, из всех присутствующих никаких переживаний не было лишь у кошки, уютно дремавшей у него на коленях.

Никаких лекций для Оли не было ни в тот день, ни на следующий. После того, как охотники на «бешеных псов» прибыли к офису О.С.В., она добралась до своей комнаты и заперлась там. На обед не вышла. Когда ее не оказалось и за ужином, встревоженная Настя бросилась наверх, в «общежитие» для сотрудников.

Оля отыскалась у себя в комнате. Девушка завернулась в одеяло и смотрела в потолок, на тени угасающего дня. Когда Настя открыла дверь, ее подруга слегка повернула голову — и все. Даже слова не сказала.

— Что с тобой творится? — девушка подошла поближе, полагая, что сейчас услышит какую-нибудь злую и истеричную отповедь: «Вы все — злобные твари! Не прикасайся ко мне, слышишь, не смей!» — А дальше последуют слезные рыдания о погибшей собаке.

Ничего подобного не случилось — Оля все так же продолжала смотреть в потолок, будто неживая.

— Что с тобой такое, подруга? — Настя положила ладонь на лоб младшей подруги. Лоб был холодным и влажным. — Понятно. Перенапряглись. Оно бывает.

— Голова болит, — слабо пожаловалась Оля. — Еще там, в поселке…

— Что ж ты раньше не сказала, — в голосе Насти послышался упрек. — А то сейчас стали тебя из депрессии выводить — а тебе было бы все хуже и хуже. Лежи спокойно. Вижу, вижу, депрессия тоже есть — не без того. Моя вина. Все-таки, не надо было тебя туда отправлять. Это ведь я Эй-но уговорила.

И опять никакого взрыва не последовало.

— Раз надо, значит — надо. — Ольга сказала это таким равнодушным голосом, что Насте стало жутковато. Как успокоить истерику, она знала, а вот что прикажете делать сейчас? Правильно — сперва ничего не делать, просто попытаться разговорить.

Настя решительно подвинула табуретку.

— Голова болит? Знаешь, можно, конечно, анальгин — но думаю, он тебе сейчас не поможет. Когда началось? Там? — Она подвинула табуретку и присела на край.

— Там. — Оля попыталась кивнуть и слегка поморщилась от боли. — Понимаешь, я как будто увидела мир — по-другому. Эта собака…