На пороге Церкви - Макарий Маркиш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, это не столько имя, сколько эпитет, свидетельство Божией власти над всем миром, как невидимым, так и материальным.
Что касается «употребления Божьего имени», то нельзя поддаваться соблазну магии – будто те или иные слова, звуки или знаки обладают какой-то «особой силой». В начале XX века наша Русская Церковь вела борьбу против ереси имя божничества, которая возникла на Афоне в среде невежественных монахов. Из благочестивой практики Иисусовой молитвы они стали делать нелепые богословские выводы, составляли свои декларации и «исповедания веры», докатились до изгнания игумена и кулачной расправы с несогласными – и в результате были изгнаны с Афона.
Божие имя мы употребляем в том виде, в каком оно встречается в Священном Писании и у древних христианских авторов, не придавая ему никаких магических свойств. Так, например, из Книги Пророка Исайи в наш обиход вошли слова «Господь Саваоф», а из Книги Псалмов – «Господь Сил»; но мы прекрасно понимаем, что на самом деле это одно и то же выражение.– Я крестилась год назад, в это же время первый раз в жизни взяла в руки Библию. Не дает покоя такая мысль: кровосмешение – смертный грех. Но не в результате ли кровосмешения появились потомки Адама и Евы? Ведь Каин, скорее всего, женился на сестре. Объясните, пожалуйста. – Заметим прежде всего, что род человеческий пошел не от Каина: его потомки погибли в водах Потопа. Нынешний же человеческий род пошел от Сифа – следующего сына, рожденного Адамом и Евой в числе многих других сыновей и дочерей, которые, безусловно, вступали в брак друг с другом. Не следует удивляться тому, что среди первых людей браки заключались между родными братьями и сестрами: то, что немыслимо сегодня, было тогда вполне допустимым и морально, и физически. Жизнь первых людей в течение всего периода до потопа очень сильно отличалась от сегодняшней. Об этом периоде нам известно совсем немногое, но хотя бы продолжительность жизни первых людей – почти 1000 лет! – напоминает нам, что переносить на них современные мерки не имеет ни малейшего смысла.
– Я узнала, что Библия запрещает давать деньги под проценты – «брать лихву». Получается, что работать в банке – грех, выдавать кредит – грех, и все наше хозяйство построено на грехе!..
– К сожалению, приходится слышать и такие суждения. Сплошь и рядом их соединяют с призывами отказаться от контактов с обществом, уничтожить паспорт, продать имущество (и выручку, конечно, отдать главарю секты…) Но православный взгляд на кредит основан на притче о талантах (Мф. 25:14–30 и Лк. 19:12–27), где Спаситель в образе хозяина прямо требует: «Для чего же ты не отдал серебра моего в оборот, чтобы я, придя, получил его с прибылью?» Понятие же «лихвы», упоминаемое в Ветхом Завете (Неем. 5:7; Иез. 18:8,13,17; 22:12 и т. п.) трактуется как вымогательство грабительских процентов, чем сегодня занимаются мафия и другие преступные сообщества.
Итак, разумеется, банковский процент сам по себе не составляет ничего греховного. Однако если речь идет о наших личных средствах и личных должниках, Спаситель призывает нас не только отказаться от процентов, но и смириться с возможной потерей самой суммы долга: «И если взаймы даете тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтобы получить обратно столько же. Но вы любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего…» (Лк. 6:34–35).Мы и наши ближние
Гроб стоял в зале «мемориального дома» – так именуется похоронное бюро в глупой манере дословных переводов с английского. В гробу лежал умерший накануне от рака желудка Юрий Алексеевич Гастев, которого окружающие называли Юрой. Выражение его лица было спокойным и не строгим: глядя на его здоровый румянец и приветливую улыбку, оставалось только недоумевать: неужели он умер? (Здесь уместно напомнить, что в США умерших гримируют). По заметкам в моем помяннике нетрудно убедиться, что дело было в октябре 1993 года.
Один за одним к Юриному ящику подходили люди разного возраста и пола, связанные с ним родством и дружбой. Выглядели они куда хуже Юры: руки дрожали, голоса срывались, речь останавливалась. Кто держался за край гроба, кто касался руки или лба умершего. И все – все до одного! – говорили об одном и том же, убеждая самих себя и слушателей:
– ЭТО НЕМЫСЛИМО…
– ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ…
– НЕВОЗМОЖНО ПОВЕРИТЬ…
Услышав такое от первого оратора, я подумал, помнится, что он повредился умом, и от души пожалел его. Но когда второй, третий, пятый, седьмой, стоя над открытым гробом любимого отца, мужа или друга, с упорством, достойным лучшего применения, стали повторять дословно те же самые тезисы, мне стало не по себе. Абсурд – сильнодействующий яд. Неудержимо повлекло выйти ко гробу и сказать, если не крикнуть:
– Эй, посмотрите-ка, вот он лежит перед вами, мертвый! Не пора ли наконец поверить?
Но я вовремя уловил в себе этот, мягко говоря, неуместный порыв, тихо поднялся (благо сидел с краю) и вышел на улицу.
Состояние было ужасным. В сознании неотступно стоял «мемориальный дом», румяный Юра, словно в шутку прикрывший глаза, а все кругом на разные голоса, жестикулируя и волнуясь, отрицают реальность происходящего… Меня трясло; я с трудом вел машину.
Вдруг я сообразил, что коль скоро я покинул Юру раньше времени, у меня есть шанс успеть на другие похороны, назначенные по совпадению на тот же день и час. Хоронили нашего старого прихожанина, Никиту Ивановича Иовича. Я его почти не знал и не собирался быть у него на похоронах – а теперь, без больших раздумий, почему-то почувствовал, что должен. На отпевание я так или иначе не успевал, но мог бы успеть на кладбище – если бы я только знал, где именно его хоронят…
Дальнейший путь я как следует не запомнил: я действительно был в лихорадке. Кажется, вначале я взял курс на Гефсиманское кладбище, где похоронено большинство русских бостонцев, а затем с полдороги, уже почти без надежды успеть к погребению, свернул на Форест-Хиллз. И чем дальше я ехал по запруженным в вечерний час пик улицам, тем острее ощущал неотложность своей миссии. «Не успею – хотя бы поклонюсь его могиле, спою “Вечную память”», – твердил я себе, не задумываясь о том, как я буду искать его могилу на необъятном раскинувшемся по холмам кладбище, к тому же в темноте.
В ворота я въезжал уже в густых сумерках. Помню судорожные блуждания по паутине кладбищенских аллей, круто взбегающих с горки на горку, пока вдруг в дальнем углу кладбища не приметил несколько машин, черную рясу и белую бороду о. Романа. Хорошо, что я не запорол сцепление! Думаю, за всю историю кладбища не было еще случая, чтобы человек так стремился к отверстой могиле, с такой теплотой смотрел на опущенный в нее гроб, с такой радостью пел стихи погребальной литии.
Когда-то давно мне пришлось перенести в горах серьезное отравление. В тот момент я сам не понимал, что со мной происходит, но интуиция подсказала, что мне нужен горячий чай с молоком. Хозяйка дома, куда я с трудом добрел, дала мне чайник кипятку. Я заварил в кружке крепчайший чай, заправил сгущенкой, – а пить не могу: горло сдавил спазм. Потом все же сделал глоток, потом еще, – и вдруг почувствовал, как боль отступает, медленно, но верно идет на спад. То же самое ощущение спадающей боли возникло у меня над могилой Никиты Ивановича при последних словах «Святый Боже…»
А потом были поминки в подвальном этаже нашей церкви. Народу собралось немного, я мало с кем был знаком и тем меньше знал про обстоятельства долгой и трудной жизни
Никиты Ивановича на трех континентах, которые вспоминались и обсуждались в связи с его смертью. Но насколько все слышанное и виденное мной было разумно, соразмеренно, естественно и человечно!
– Блажен путь, в-онь-же идеши днесь, душе, яко уготовася тебе место упокоения.Домой я ехал уже в нормальном состоянии. Путь по шоссе не близкий, но я ехал не спеша, никого не обгоняя, тихо радуясь восстановленному здоровью души и тела, снова вспоминая, как я когда-то приходил в себя после отравления. Смертный яд абсурда, который я испил в «мемориальном доме», не повредил мне: его нейтрализовала, уничтожила христианская кончина Никиты Ивановича. Смерть разрушена смертью.
– Моя сестра сделала пластическую операцию по удалению морщин. Является ли это грехом?
– Не спешите объявлять «грехом» все подряд, что вам не нравится, подозрительно, непривычно. Знаете ли вы все обстоятельства дела – медицинские и личные? Мало ли какие причины могли подтолкнуть вашу сестру к этому шагу… Откройте «Основы Социальной концепции Русской Православной Церкви» – документ, который обязан знать каждый сознательный верующий. Там, в разделах, посвященных медицине и биоэтике, нет ни слова о пластических операциях.