Охота за головами на Соломоновых островах - Кэролайн Майтингер

Наступил единственный случай, когда я использовала преимущественное положение белого человека.

— Послушайте вы, дикари… — крикнула я полицейским. — Хватит!..

Что означало «хватит» — они не поняли, но обращение к ним со словом «дикари» возымело действие, и они замолчали.

Маргарет взяла нашего карлика за руку, отвела на место, где я намеревалась его рисовать, и усадила на пол. Он замер в одной позе и не изменил ее до тех пор, покуда Маргарет не опустила его руку для отдыха.

— Не трогайте его руками… — заметил наблюдавший за происходящим суперкарго. И, отвечая на наш удивленный взгляд, предостерегающе добавил: — Дикарь… зараза… дизентерия… язвы… все, что угодно. А главное — дикарь… Берегитесь…

Я работала, сидя на полу, всякий раз высовываясь из-за доски с прикрепленной на ней бумагой, когда мне надо было взглянуть на модель. Мальчик, а это был почти мальчик, не сводил испуганных глаз с того края доски, из-за которого, совсем как кукушка в стенных часах, выскакивала моя голова. Он не понимал, что с ним делают, но, очевидно, подозревал, что в любой момент может произойти нечто ужасное.

Он был обладателем интересной человеческой головы «длинного» негроидного типа. Волосы были довольно коротко острижены; череп позади ушей очень узкий и далеко выдавался назад, что заставляло шею казаться чрезмерно тонкой, а широкие скулы и челюсти слишком большими. Эта диспропорция была менее заметна у полицейских благодаря монументальным прическам, скрывавшим форму головы.

Мы испытывали удовольствие при виде смущения полицейских, когда я посматривала на них, сравнивая с моим натурщиком. Полицейские отлично знали, что такое фотокарточка, и очень охотно позировали перед фотоаппаратом. Но то, что для живописного портрета надо терпеть разглядывание художником, было для них чем-то новым, и, встречаясь с моим пристальным взглядом, с глупым видом отходили в сторону.

Ни у одного из полицейских не было украшений на голове, но у всех были общепринятые браслеты из травы выше локтей и ниже колен. У каждого из них в мочках ушей было по одному отверстию различной величины; в носовых перегородках также имелось отверстие, куда полагалось вставлять кусок кости, служащей украшением.

В ушах и носу нашей модели было множество отверстий, прокалывание которых, вероятно, очень болезненно. Отверстия в ушах шли от мочки уха вверх по краю, и в каждое был вставлен кусочек белого коралла. Отверстия в носу шли вокруг кончика носа, от одной ноздри к другой, и были заполнены деревянными палочками, напоминавшими формой ямайский перец.

Отверстия прорезываются остро отточенной раковиной, затем в них продевается пучок травы, препятствующий отверстиям срастаться. Эта операция, как правило, проделывается над ребенком, а количество и место отверстий соответствует обычаям той или иной деревни. Даже покинув родную деревню, туземные полицейские редко меняют украшения, хотя иногда добавляют к эмблемам клана современную татуировку собственного имени, написанного неровными буквами на груди или руке.

Повсюду на Соломоновых островах роль карманов играет плетеная сумка. Прибрежные жители носят ее на косой перевязи через плечо, а наш маленький бушмен носил ее на шее, и она болталась вдоль спины.

Всякий обычный туземец носит в сумке самые ценные для него в мире вещи: бетелевый орех, разукрашенную орнаментом коробочку с известью и лопаточку, иногда также вампум[14] — связку кораллов и всегда запас местного табака[15]. В сумке обязательно хранится деревянный гребень и двустворчатая раковина, служащая для выщипывания бакенбардов. А если зеркало для бритья уже проложило себе дорогу в горные районы, откуда появился наш бушмен (а зеркала всегда являются предметом торговли между дружественными племенами), то оно должно лежать в его сумке. Впоследствии мы убедились в том, что зеркало является неизменным спутником каждого меланезийского мужчины. Впрочем, когда портрет был закончен, у нас появились основания сомневаться в том, что наш бушмен когда-либо видел собственное отражение.

Я подошла к натурщику, чтобы осмотреть его ярко-рыжие волосы; он без малейшего колебания позволил мне ощупать голову. Передо мной был тонкий веер жестких, как проволока, волос, идущий от одного уха к другому. Волосы, образующие веер, были подлинными, но цвет — искусственным. Легенда о светловолосых меланезийцах рассеялась как дым перед нашими глубокими знаниями подлинности голливудских блондинок. Перед нами были крашеные волосы.

Этот веер и петушиное перо впоследствии получили противоречивые истолкования различных авторитетов, рассматривавших мой рисунок. Один из специалистов утверждал, что прическа веером доказывает совершенное ее носителем убийство по «этическим соображениям». Другой авторитет объяснил, что это доказывается не прической, а петушиным пером. Оба знатока, принадлежащие к числу «просвещенных» жителей побережья, сходились на том, что бушмен имел право на эти эмблемы мужества только после совершения убийства. Впрочем, в деревне подняли бы на смех каждого, кто не сумел бы проявить такого мужества.

Наиболее примечательным различием между нашей моделью и его полицейскими угнетателями был цвет его кожи, значительно более светлый, чем у любого туземца этой местности. Можно предположить, что жители гор принадлежат к более древнему роду, имеющему примесь полинезийской крови. Мы думаем, что более светлый цвет кожи вызывается окружающей обстановкой. Впоследствии, посетив глубинные районы острова, мы обнаружили, что обитатели горных зарослей живут в постоянном полумраке. Полное отсутствие ультрафиолетовых лучей, которых здесь никогда не бывает в избытке даже на полном солнце, а также хроническое недоедание — вот где кроется простое объяснение физической неразвитости и некоторой женственности нашего «дикаря».

Другая особенность, связанная с окружающими условиями, — коротко остриженные волосы. Жителю горных зарослей нет нужды в огромных копнах волос, служащих прибрежному туземцу защитой от солнца. Род занятий может объяснить слабую развитость торса нашей модели. Сильное развитие ног объясняется тем, что он постоянно совершает большие горные переходы, чтобы прокормиться скудной охотничьей добычей. Жители прибрежных районов, если только они не работают у белых плантаторов, добывают пищу, передвигаясь на лодках; любое из этих занятий хорошо развивает руки. Отсюда также хорошо развитые торсы и длинные тонкие ноги.

Только увидев женщин, прибрежных и горных житель ниц, занятых одинаковой работой в одинаковых условиях (на освещаемых солнцем огородах), мы могли бы окончательно установить, существует ли разница в типах этих двух племен.