Соратник Петра Великого. История жизни и деятельности Томы Кантакузино в письмах и документах - Виктор Цвиркун

Об этом свидетельствует и указ Петра I от 31 января 1715 г., который предусматривал возможность дальнейшего привлечения выходцев с Балкан в русскую армию: «При сем объявить им, мунтяном, волохом и сербом, его царского величества соизволение, что для лучшего им, офицером, впредь удовольствования и пожитку даны будут тамо из порожних мест земли, на которых могут они поселить людей из своих народов. И для того б таких людей к себе призывали и писали, и послали для того в свой край нарочно, над которыми людьми будут они, ежели в военное время случай позовет, иметь команду, а в протчее мирное время от них пожиток»[200].

Наряду с этим указом конкретное поручение было дано командиру молдавского легкоконного полка Ф. Апостолу-Кигечу, которому предписывалось «селить на порожних землях людей из своих народов… и для того б, чтоб таких людей к себе из тех краев призывал нарочно… и над которыми людьми имел команду»[201]. Однако условия, сложившиеся к тому времени как внутри страны, так и за ее пределами, не позволили приступить к осуществлению петровского замысла.

Установление долгожданного мира на южных рубежах Российского государства позволило Петру I сконцентрировать все силы страны на решении стратегической задачи – окончательном разгроме шведских войск в Померании и упрочении военно-политического присутствия на Балтике. Вместе с тем без внимания царя не осталась безопасность южных земель, подверженных опустошительным набегам крымских татар. Для их защиты и пресечения военных вторжений на Украину в 1713 г. Петр I приступил к созданию поселенных полков ландмилиции по типу тех, что существовали в Австрии[202].

В соответствии с указом царя от 29 декабря 1712 г. члены Правительствующего сената рапортовали ему о том, что «ради помянутой ж Турецкой войны по вашему Всемилостивейшему Государевому указу… в лантмилец повелено набирать не испустя времени в двух губерниях Киевской и в Азовской из драгун, из солдат, из стрельцов, ис казаков, ис пушкарей и из отставных тех же чинов по пяти тысяч, итого 10 тысяч человек…»[203]

Воплощать в жизнь этот замысел монарха поручили генералу К.-Э. Ренне и генерал-майору Т. Кантакузино. Тогда же под команду последнего были переданы пять драгунских полков, расквартированных на Украине. Кроме того, ему велено было стать шефом Тобольского драгунского полка[204].

На протяжении шести лет кавалерийские части вверенной Кантакузино команды охраняли южную границу страны, «переходя с места на место», посылались в передовые дозоры, собирали информацию о событиях и происшествиях в сопредельных странах, в особенности же о политическом и военном положении в Османской империи[205].

Имеющиеся в нашем распоряжении документы дают основание утверждать, что Т. Кантакузино вел обширную и интенсивную переписку со своими информаторами из Молдавии, Валахии, Трансильвании и Речи Посполитой. Немаловажную ценность для российского правительства представляла его корреспонденция с родственниками из ближайшего окружения валашского господаря[206].

Несмотря на горькое чувство обманутого доверия, которое испытал царь и его соратники по отношению к К. Брынковяну после трагических событий 1711 г., в Москве тем не менее «за благо рассудили» сохранить и продолжить тайные связи с валашским двором. Поддерживать эти связи было поручено Т. Кантакузино, который вплоть до смещения К. Брынковяну с княжеского трона поддерживал с ним и его ближайшим советником Константином Кантакузино секретную переписку[207].

После принятия Т. Кантакузино на российскую службу ему был определен годовой оклад в 3200 рублей[208]. Кроме того, по указу Петра I ему были обещаны дом в Москве и недвижимое имение в Малороссии из числа владений, принадлежавших ранее полковой старшине, перешедшей на сторону Мазепы в 1708 г.[209] Однако ни члены Правительствующего сената, ни украинский гетман И. И. Скоропадский, кому было поручено «подыскать здесь на Украине село, в котором было сто дворов»[210], не торопились исполнять повеление царя.

Тяготы полковой пограничной службы, частые переезды с места на место, а также отсутствие семьи откладывали на второй план решение бытовых вопросов. Получив в конце 1714 г. личное письмо от гетмана, в котором сообщалось, что «таковые села все уже розданы… и больше не осталось», Т. Кантакузино «простирался <старался. – В.Ц.> не докучать» царю и своим покровителям Г. П. Головкину и А. Д. Меншикову «за случившимся препятием возвращения жены»[211].

Однако к весне 1716 г. обстоятельства коренным образом изменились. После низложения с валашского престола и ареста Стефана Кантакузино[212], двоюродного брата Томы, начались гонения на всё семейство Кантакузино. Оставшаяся под покровительством своих родственников графиня Мария вынуждена была спасаться бегством в соседнюю Трансильванию.

Относительно ее бедственного положения, а также своих материальных трудностей Тома Кантакузино сообщал в письме канцлеру Г. Головкину: «Между которым временем жена моя под сохранение десницы Вышняго Бога из Мултянской земли ушла в Седмиградскую землю, толко сама душою, оставя там всё имение наше. И по отъезде жены моея оставшие все маетности и пожитки и все имение наше и протчих всех Кантакузиных от нынешнего господаря Николая Скерлета[213] конфискованы и другим все розданы. А ныне я имею намерение, чтоб жену свою суды препроводить, чего для уже и отправил нарочно людей своих, токмо не имею здесь жадного подлинного места, где б по прибытии помянутой <жены. – В.Ц.> содержаться. А на пред сего по указу Царского Величества. повелено было мне дать в Малой России село, а на Москве двор, которые и по се число не имею.

А от отчизны своей ничего не сподивився в прибытке себе, кроме милости всемилостивейшего монарха, что здесь получаю. Чего для всепокорно прошу вашего графского сиятельства, дабы из богатого милосердия своего видя необходимую мою нужду, сиятельство ваше исходатайствовал у Царского Величества прежде обешанное мне…»[214]

Обеспокоенный тревожными известиями из Трансильвании, Тома Кантакузино обратился за помощью к Г. И. Головкину, руководителю Коллегии иностранных дел, прося его содействия в переправке семьи с помощью российских дипломатических миссий в Австрии и Речи Посполитой. «Понеже… в помянутой Трансильвании по известию оттуду вижу якобы в страхе прибывают и тамошние обыватели от нападения татар, а паче от ребелий <восстаний, смут. – В.Ц.> сумих венгеров: где уже якобы некоторыя фамилии <семьи. – В.Ц.> и отходят выше в Цесарский край. Того ради, как вышеупоминаю, в размышлению обретаюсь, ибо там жены моея до долнего <дальнейшего. – В.Ц.> времени быть невозможно, а чрез Польшу препроводить, за нынешним их междуусобием, такожде страшно. На что у вашего графского сиятельства, яко у милосердого отца, лучшего способу и наставления требую милостивым ходатайством чрез тамо обретаюшихся кореспондентов Его Царского Величества, что к споможению учинить, и аше за благо признано будет, хотя и всемилостивейшему монарху моему явить, аше ни, паки на милосердие вашего графского сиятельства склоняюсь и покорно прошу в сей моей крайней нужде милосердие отеческое показать, коим бы местом суды припроводить было. Ежели через Польшу, то прошу милостивым своим писанием предложить князю Григорию Федоровичу Долгорукову и его милости господину Дашкову, дабы чрез их милость коего споможения в свободном проезде жена моя получить могла»[215].