Серебряный Клин - Глен Кук

Много я тогда понимал.

Мне и теперь хотелось увидеть море. Но куда больше я хотел увидеть Ворона, загладившим старые грехи, примирившимся со своими детьми и с самим собой.

Он как-то странно посмотрел на меня. Мои последние слова остались без ответа.

По пути мы не забывали пополнять запасы оружия и накопили приличный арсенал. Почти под самыми стенами Опала подвернулся случай пустить его в дело. На пользу нам это не пошло. Из городских ворот вихрем вылетела громадная старинная чугунная карета и помчалась по дороге прямо на нас. Лошади неслись так, словно только что наглотались огня. Никогда ничего похожего не видел.

– Карета Госпожи, – сказал Ворон, выхватил лук и натянул тетиву. – Остановим ее!

– Остановим? Карету Госпожи? Да ты рехнулся! У тебя, верно, гнездовье вместо мозгов. – Я тоже схватил свой лук.

Ворон поднял руку, приказывая им остановиться. Мы старались выглядеть получше. Стой, где стоишь! Кошелек или жизнь! И всякое такое. Старались изо всех сил.

Карета даже не замедлила хода. Казалось, кучер нас просто не заметил. Я вверх тормашками полетел в придорожную канаву, на фут заполненную жидкой грязью. А когда поднялся, увидел, что Ворон закончил свой полет в кустах ежевики на другой стороне дороги.

– Ублюдки! Высокомерные недоноски! – истошно орал он оттуда вслед карете.

– А как же, – подтвердил я. – Ну прямо никакого уважения к парочке честных грабителей с большой дороги.

Ворон посмотрел на меня и расхохотался. Я посмотрел на него и сделал то же самое. Отсмеявшись, он слегка озадаченно сказал:

– А ведь в карете никого не было.

– Когда ты успел заметить?

– Успел. Похоже, я знаю, в чем дело. Надо спешить. Лови свою лошадь.

Свою-то я поймал быстро. Она была слишком глупа и не попыталась отомстить мне за прошлые обиды. Но лошадь Ворона долго играла с ним в пятнашки, оглядываясь через плечо. Черта лысого я тебе дамся, скотина, было написано на ее морде. Игра затянулась. Наконец я прекратил это безобразие, подкравшись к зверюге с другой стороны.

Мы ухлопали на эти маневры добрых полчаса.

А когда добрались до порта, оказалось, что большой черный корабль вышел в пролив как раз примерно полчаса назад. Я было подумал, что Ворон пустит своего мерина на корм рыбам. Тут же. Но он всего-навсего спешился, подошел к краю пристани и долго глядел вслед кораблю. Когда же грузчики начали ворчать, что мы путаемся у них под ногами, он просто разок глянул на них. Тем самым взглядом, от которого душа уходит в пятки. Те тут же испарились.

Значит, к нему вернулась вся его прежняя сила. Ведь парни здесь, в порту, были не из робких.

Черный корабль растаял в туманной морской дымке. Ворон вздрогнул, мысленно возвращаясь к шуму и сутолоке провонявшего рыбой порта.

– Наверно, придется продать лошадей, а потом найти корабль, который пойдет в Берилл, – сказал он.

– Осади назад, парень. Пошевели мозгами. Может, хватит? Или ты готов гнаться за ними хоть на край света? Оглянись вокруг. Это Опал. Сколько тебя знаю, столько слышу разговоры о том, что ты должен вернуться в Опал и найти своих детей. Ну, так протри глаза. Мы уже здесь. Давай искать.

Этот парень был моим другом. Но он вечно искал приключений на свою задницу. Он был Граем до того, как стать Вороном. И он был Вороном до того, как стать Граем. А до того, как его первый раз назвали Вороном, он был кем-то еще. Из благородных, наверно. И у него были дети в Опале. Двойняшки. Он бросил их, когда присоединился к Костоправу и той шайке, которая направлялась на север, чтобы сражаться в Форсберге.

Он просто оставил их на произвол судьбы. Но с тех пор терзал сам себя, поскольку не знал, что с ними случилось. Все-таки он был их отцом. По мне, так сейчас было самое время разобраться со всеми этими делами.

Он надолго задумался, пристально разглядывая побережье к востоку от порта. Будто искал там ответ. Я тоже посмотрел туда. Там, на вершинах скал, стояли дома богачей окнами на море. Всегда подозревал, что когда-то Ворон был одним из них.

– Может быть, на обратном пути, – изрек он наконец. – Когда мы снова отправимся на север.

– Конечно. – Но подумал: «Мразь».

Он прочитал мои мысли. Как-то внутри обмяк. И не смотрел на меня.

Судном, на котором мы могли добраться до Берилла, оказалась грязная, засаленная шаланда. Она уходила через два дня. Ничего лучшего нам найти не удалось. При одной мысли об этом «гордом корабле» меня сразу начинало мутить.

В ту ночь Ворон опять нализался до поросячьего визга, хоть я и словом больше не обмолвился про детей. Наверно, продолжал читать мои мысли. А может, рискнул прочесть свои, что еще хуже.

Я встал рано. Ворону предстояло весь день баюкать свое похмелье. Он был из тех старых пижонов, кто с пеной у рта будет всем рассказывать, что он-то в молодости никогда похмельем не мучился. Я вышел, чтобы осмотреться в городе.

И правильно сделал. Я вообще редко когда теряюсь, а город давно стал частью Империи, и за пару поколений в нем успели поселиться самые разные люди. Поэтому почти всюду было легко найти кого-нибудь, кто говорил на одном из тех языков, которые я понимал.

Не больно-то весело копаться в прошлом своего друга. Да и откопать удалось немного. Почти никто ничего не помнил. А то, что люди помнили, больше походило на волшебные сказки. Хорошая история всегда обрастает кучей подробностей. Но какой-то смысл во всей этой чепухе я все же уловил.

Давным-давно один тип, по имени Хромой, был губернатором той провинции, частью которой являлся Опал. Сам Хромой входил в число настоящих, первых Десяти Взятых, бессмертных чародеев Тьмы, приближенных Госпожи. Взятыми их прозвали потому, что они были некогда порабощены великой темной силой. Хотя и до того каждый из них по праву считался первостатейным злодеем.

Этот Хромой был одним из самых мерзких и развращенных губернаторов, когда-либо правивших провинцией.

Я его видел потом. Когда он явился в Курганье на последнюю великую битву. Где и схлопотал свое. Бьюсь об заклад, когда он подох, никто в целом мире не проронил по нему ни единой слезинки. Он был самым отвратительным, самым безумным из всех Взятых.

Ну вот. За то время, что Хромой губернаторствовал в Опале, он со своими подручными выпотрошил всю провинцию. Они даже медяки с глаз покойников воровали. И конечно, был там некий барон Корвус. Его клан вошел в союз с Империей, когда та только начала укрепляться здесь. Позже этот барон получил назначение куда-то в другие края. Как только он покинул Опал, его жена сразу завела шашни с Хромым и его бандой. Дошла до того, что сама помогла лишить клан барона титулов, привилегий, всего, чем они владели. А также помогла подстроить ложные обвинения против братьев, кузенов и дядей барона; их казнили, а имущество конфисковали.