Литургические заметки - Сергей Желудков

 «Особенность русского вечернего Входа составляло еще то, что шествие духовенства из алтаря на середину храма в преднесении светильников совершалось северной дверью при закрытых св. вратах. Когда диакон, придя на середину храма и совершив каждение св. врат и стоящих по сторонам их икон, спрашивал у предстоятеля благословения «Благослови владыко святый вход», то пономари толчком подсвечников открывали св. врата. На первый взгляд это — мелкая деталь входа, но она была отголоском очень существенного момента древнепесенной вечерни. Последняя, как известно, начиналась на средине храма, и в алтарь никто из клира до вечернего входа не входил. Этот древний обычай, который был известен нашим предкам, когда-то совершавшим песенную вечерню, с распространением у нас на Руси нового монастырско-приходского чина вечерни не был забыт. Вечерню начинали в алтаре, а св. врата открывали извне во время самого входа».

Там же проф. Н. Д. Успенский указывал, что главный момент древнехристианского вечернего Богослужения — это вынос светильника. «Светильников благодарение», «светильничные молитвы», «светильничные псалмы» — сами термины говорят об этом центральном литургическом значении светильника в вечернем Богослужении. Поэтому неправильно поступаем мы, когда благословением свещеносца на Входе «прогоняем» светильник. Не нужно этого благословения, его нет в Типиконе, горящий светильник должен стоять пред алтарем хотя бы до общего благословения — на «Мир всем» перед прокимном.

Но светильник ведь был уже вынесен и обошел весь храм при каждении в начале всенощной. Перед Входом снова повторяется каждение, на Входе снова выносится светильник... Вероятно, это соединились, совместились, удвоились две различные традиции — явление довольно частое в истории церковного Богослужения. Думается, что если в будущем литургическом развитии сохранится церемониальный стиль русского церковного Богослужения, то вечернему Входу должна быть возвращена его естественная древняя форма. Но как же «не входить в алтарь до Входа», если в алтаре у нас — и ризница, и все прочее для внеслужебного пребывания духовенства? Об этом — потом, ниже.

19

...А молясь, не говорите лишнего, как язычники;

ибо они думают, что во многословии своем будут услышаны.

Не уподобляйтесь им; ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду,

прежде вашего прошения у Него. Молитесь же так: Отче наш...

По Матфею, гл. 6.

Комментарий Фаррара — из книги «Жизнь Иисуса Христа»: «...По тому сочетанию любви и благоговения, с которыми Молитва Господня научает нас приближаться к Отцу нашему Небесному; по духовности, с которой она заставляет нас просить прежде всего Царства Божия и правды его; по духу всеобщей любви и прощения, который внушает она; по той множественной форме ее прошений, которая имеет в виду показать нам, что себялюбие всецело и навсегда должно быть исключено из наших прошений и что никто не может приходить к Богу как к своему Отцу без признания злейших врагов своих Его чадами тоже; потому что из ее семи прошений одно и только одно относится к земным благам, и даже это одно просит земных благ только в их простейшей форме; даже по той поразительной краткости, показывающей, что Бог не хочет делать из молитвы утомительного бремени, — по всему именно этому отцы Церкви и назвали ее "сокращенным Евангелием", "жемчужиной среди молитв"...» [Фаррар В. Ф. Жизнь Иисуса Христа. СПб, 1893. Репринтное изд. М., 1991. С. 258-259.].

Казалось бы, Молитва Господня должна была занять почетное место в нашем церковном Богослужении. Так это и есть в литургии. Но во всех других службах Молитва Господня странно унижена. Тут она прицеплена к Трисвятому, двум «славам» и довольно-таки посредственной молитве «Пресвятая Троице»; все это вместе одно целое, в котором Молитва Господня занимает последнее место и читается (читается, никогда не поется) с утилитарным назначением устроить некий «подъезд» к пению тропаря или кондака. Типикон так прямо и называет это: «Трисвятое с прочими» (глава 7).

На праздничной всенощной после концертного «Ныне отпущаеши» наступает что-то вроде антракта, в котором раздается контрастно-бедное чтение «Святый Боже»... Как можно читать гимн ангелов! Когда чтение подходит к «Отче наш» — внимание совсем ослабевает: певцы готовятся к пению тропаря, несут кадило... На обычной воскресной всенощной это уничижение Молитвы Господней подчеркивается открытием «царских врат» после ее чтения. Во время чтения «Отче наш» духовенство не находит даже нужным снять с головы митру или камилавку: по этому признаку Молитва Господня ставится у нас ниже акафиста. И на великопостных службах Молитва Господня совершенно забита в ряду другого молитвенного многословия: на утреннем Богослужении с Часами «Трисвятое с прочими» читается десять раз...

Можно предположить, что так получилось от перенесения в храм иноческого келейного правила. Но как бы ни объяснять это исторически — в будущем должно быть исправлено такое странное уничижение в храме Молитвы Господней.

20

Библейские псалмы — основная и самая древняя часть вечернего Богослужения. Слово «Псалтирь» есть название музыкального инструмента: «Хвалите Его во псалтири и гуслех» (Псалом 150). Оставляя в стороне вопрос об инструментальном сопровождении, во всяком случае можно сказать, что библейские псалмы назначены для пения. Так это и было в иудейской, первохристианской и ранневизантийской древности.

Странно сказать: сегодня мы не умеем пользоваться библейскими псалмами и сами обесцениваем это сокровище церковного Богослужения. Сегодня псалмы исполняются у нас по преимуществу распевным чтением в один голос; это какая-то сниженная, нарочито-бедная часть Богослужения. Надо признать правду: чтение, которое может хорошо воздействовать на самого чтеца, в келейном ли правиле или в храме, — это чтение «не доходит» до слушателей, превращается у них в «молитву ногами». Самая благочестивая душа воспринимает «вычитывание» псалмов только как повинность, которую надо смиренно вытерпеть... И уж совсем нехорошо, когда в этом чтении звучат еще и совершенно непонятные, а то даже и недостойные тексты. «Востани, векую спиши, Господи»... «Руце свои умыет (праведник) в крови грешника»... «Во утрия избивах вся грешныя земли»... «Беззаконие пяты моея обыде мя»... «Насытишася сынов и оставиша останки младенцем своим»... Зачем это читать, зачем это нам слушать? Разве только при суеверном отношении к тексту ветхозаветных псалмов, которое сегодня для нас уже невозможно.

Сегодня для нас каждый псалом, вся Псалтирь отчетливо разделяется на два ряда текстов: 1) тексты понятные и по содержанию весьма ценные для церковного Богослужения; 2) тексты непонятные, либо понятные, но по содержанию недостойные церковного Богослужения. Беда наша в том, что мы этого разделения не осуществляем практически — поем и читаем все без разбора. Одно время в патриаршем соборе было восстановлено пение вечерних псалмов 140, 141 на два хора — и я помню превосходное впечатление, когда по клиросам начинали летать антифоны:

Гласом моим ко Господу воззвах,           Пролию  пред   Ним  моление мое,

Гласом моим ко Господу помолихся       печаль   мою   пред   Ним возвещу.

    Но эти драгоценные стихи поглощались массой других, недоступных для понимания: «Накажет мя праведник милостию... Яко аще и молитва моя во благоволении их. Пожерты быша при камени судии их: услышатся глаголы мои, яко возмогоша. Яко толща земли проседеся на земли, расточишася кости их при аде»... И т. п. В результате такого смешения хорошего и плохого получилось в общем-то скорее плохо, и мы не жалеем, что антифонное пение псалмов 140, 141 прекратилось. А если бы подобрать для такого пения из других псалмов стихи понятные и содержательные? Если бы пройтись так по всем библейским псалмам? Составился бы церковнославянский «АНТИФОНАРИЙ» избранных стихов Псалтири, которые можно было бы широко использовать в вечернем и утреннем Богослужении. По сути дела, некоторую подробную ревизию текстов делает тот культурный церковный чтец, который на ходу просто опускает стихи невразумительные и старается зато получше возгласить стихи значительные. Такая живая практика благоговейного, сознательного чтения псалмов приводит к огромному сокращению текстов. Очень характерна в этом отношении XVII кафизма, которая в формально-полном виде просто невозможна для слушания по утомительности и обилию непонятных мест; в проникновенном же распевном чтении немногих избранных стихов в сопровождении припевов хора или народа оставляет впечатление необычайной глубины и силы.

Итак, для возвращения библейским псалмам их почетного места в церковном Богослужении нужно сократить тексты и перевести их с одноголосного чтения на более приличное музыкальное исполнение. Ныне у нас есть очень хорошие простые напевы вечерних и литургийных антифонов; но надо бы их разнообразить, — и это уже творческая задача церковных музыкантов.