Настоящий полицейский (СИ) - Прохоров Иван
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Великан передавал послания раненому агенту Куперу. Макс похлопал мать по ноге, и она попыталась ему что-то перевести.
– Да он не поймет, – проворчал отец, недовольный тем, что ему мешают смотреть. Видя неудачные попытки матери переложить метафоры на язык жестов, Игорь подумал, что какая это, наверное, пытка для Макса, который, в общем, умел читать по губам, смотреть сериал в дубляже.
Тогда он неожиданно для себя повернулся и быстрыми движениями сообщил брату:
«В улыбающемся мешке находится человек»
Глядя в увеличивающиеся глаза брата, и не обращая внимания на удивленное лицо матери, он продолжил:
«Совы не то, чем…»
Но тут железная рука отца схватила его за шею.
– Совсем совесть потерял?!
– Коля, они говорят! – Поспешила остановить его мать.
Данилов не обижался на отца. Макс совсем выбрался из-за матери, практически упершись локтями о ее ноги.
«Что это значит?» – Спросил брат жестами. Пальцы у него были гибкие, «говорил» он быстро, уверенно.
«Скоро увидишь» – Игорь показал на экран.
– Что ты ему сказал? – Спросил отец.
– Просто перевел, – пожал плечами Игорь.
– И ты все понял? – Мать смотрела на Макса. Тот прочитал по ее губам и кивнул.
– Чушь какая-то, – хмурился отец, – ты не знаешь языка жестов.
– Когда ты научился? – Спросила мать.
– Долго рассказывать и вы мне все равно не поверите.
Отец пристально посмотрел на Игоря и, не дождавшись пояснения, сдвинул брови. Он всегда так делал, когда чего-то не понимал или не хотел понимать.
– Давно бы так, а то вечно как кошка с собакой…
***Данилов боялся каким-нибудь неосторожным действием, неосторожным движением нарушить этот сон, но сон все не прекращался – людей рядом с ним давно не было в живых, но он слышал их смех, их кашель, слова, дыхание. В них было больше жизни, чем в нем последние десять лет и, находясь рядом с ними, он будто сам возвращался к ней.
«Твин Пикс» закончился, отец пошел курить на кухню, мать в ванную, а Макс в их общую комнату. Игорь не спешил, он бродил по полутемной комнате родителей, разглядывая и касаясь каждого предмета. Вот шкатулка матери на старом серванте, расписанная под хохлому. Она пахнет все теми же духами, вот механические часы отца. Старый стул, на котором когда-то спала их кошка. На дверном косяке карандашные отметки с буквами «И» и «М». И он не перерос еще самую высокую из них.
По коридору прошла мать, не заметив, что он еще в родительской комнате.
– Коля, я не понимаю, почему надо обязательно звонить на ночь глядя? – Раздался на кухне ее голос.
– Ира, для нормальных людей это вообще не проблема, ты хоть попробуй иногда посмотреть на себя со стороны! Живем как дикари!
Он уже тяготится семьей. Неужели, она ничего не понимает, подумал Игорь. Нет, вероятно, понимает, просто не хочет признаваться себе в этом. Она слишком любила отца и видимо, поэтому больше любила Макса. Не потому, что он младший сын и не потому что его недуг требовал большей любви. Просто он походил на отца, как Игорь походил на мать. Мать всегда любила других больше себя.
– Чей это выбор, Ира, а? – Продолжал злиться отец. – Я тебя спрашивал: телефон сейчас или телевизор к новому году? Что ты сказала?
Потому что телевизор единственное, что пока еще способно собрать вместе всю семью, ответил сам себе Данилов.
– А у тебя, между прочим, сын инвалид. А если понадобится вызвать скорую? К соседям бегать опять?
– Я просто не понимаю, почему ты не можешь позвонить от соседей?
– В одиннадцать часов?!
Мать не хочет злить его еще больше.
– Игорь сегодня какой-то странный, – сменила она тему, – даже свою любимую жареную картошку не стал есть.
– Просто переходный возраст…
В голосе отца слышны примирительные нотки.
– Танька говорит, у них в соседнем доме кто-то опять пытался напасть на девчонку.
Игорь прислонился к косяку, склонил голову.
– Это которая на ПЛК?
– Ага.
– Тот самый маньяк что ли?
– Я думаю, может снова начать провожать Макса в школу?
– Провожай.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Ты же знаешь, каждый день я не могу.
– А я, по-твоему, что безработный?
– Ты работаешь с двенадцати.
– Ира, ты это специально?
– Ну, ладно.
– Он что будет нападать в автобусе средь бела дня? Этот маньяк нападает в подъездах, вот и встречай–провожай в подъезде. Думать же надо хоть немного. – Голос отца приблизился, и Данилов отступил вглубь комнаты.
Шмыгая носом, отец прошел по коридору в прихожую, раздался стук упавшей крышки обувной тумбочки, отец тихо выматерился.
Игорь вышел из комнаты и остановился напротив кухни. Мать сидела за столом, подперев голову руками, смотрела в стол, но почувствовав взгляд, подняла лицо. Игорь увидел печаль в ее глазах.
– Что ты тут делаешь? Тебе пора спать.
Игорь смотрел на мать и заметил, что она стала расплываться также как Агнесса.
– Мам…
– Что случилось?
Он не мог справиться с собой.
– Мам...
Она встала и обняла его. Он вспомнил ее руки, ее запах, почувствовал ее теплоту.
Они жили в трехкомнатной коммунальной квартире на первом этаже. Им очень повезло, учитывая, что в этой квартире им принадлежала только одна комната, которую выделил матери коксогазовый завод. Вторую они снимали у соседей, которые появлялись раз в месяц, чтобы получить арендную плату, а третья – самая маленькая всегда была закрыта. Ее вскроют, после того, как исчезнет брат, но в ней ничего интересного не обнаружится, кроме старинной этажерки среди рассохшейся мебели. Владелец ее какой-то старик, который жил у дочери в Москве.
Самая большая комната с двойной дверью принадлежала им с братом. На ней не было даже замка.
Данилов прошел по коридору переглянулся с отцом, который с помощью обувной ложки натягивал лакированный ботинок и открыл дверь.
Брат стоял у окна спиной к нему и проделывал какое-то странное движение рукой – проводил внутренней стороной ладони перед своим лицом, держа руку строго вертикально. Этого жеста Данилов не знал, но как ни странно вспомнил его – периодически он замечал, что брат делал так в детстве. Звука открывшейся двери он, конечно, не слышал, но среагировал на изменение света и быстро обернулся.
«Что значит этот жест?» – Спросил Данилов.
«Ничего». – Ответил Макс. – «Кто ты такой?»
«Я твой брат».
Макс коротко мотнул головой.
В отличие от родителей, его провести было трудно. На миг показалось, что перед ним не ребенок, но следующий вопрос уничтожил это сомнение.
«Какая твоя любимая еда?»
«Такая же, как у тебя».
«Нет. Только твоя»
Только моя, догадался Данилов. Он знал, что Макс сумел прочитать бы по губам, но ему нравилось отвечать жестами, нравилось говорить с ним на одном языке.
«Яблочный пирог»
«Напиток?»
«Фанта. А твоя доктор пеппер»
«Мой брат не знал этого языка»
Движения рук Макса были быстрыми, отточенными – Игорь никогда не встречал даже среди взрослых глухонемых, с которыми практиковал общение жестами такой скорости. Он едва разбирал его «слова». Они словно поменялись ролями – в детстве отсталым в их детской среде считался Макс, но теперь Игорь пытался угнаться за ним.
Но все это меркло на фоне осознания, что он впервые в жизни говорит с братом.
«Я сам не понимаю, что происходит, но в том, что я твой брат можешь не сомневаться. Ты веришь мне?»
«Да»
Если бы Данилов вообразил себе все это раньше, то решил бы, что именно сейчас лучшее время попросить прощения, но видя тревогу и недоверие в не по-детски умных глазах одиннадцатилетки, понял, что подобные извинения прозвучат как слова, которые пока ничего не стоят.
«Не нравится мне это». – В конце этой фразы Макс сделал непонятное движение, оттопырив мизинец и безымянный пальцы правой руки.
Данилов повторил его, сопроводив вопросом:
«Что это значит?»
«Это ты. Твое имя»
