Эпоха и кино - Григорий Александров

В ту пору, когда играли в «Мексиканце», мы с Пырьевым жили в бывших номерах купеческого «Яра». Спали на мягких диванах, пропахших коньяком и парфюмерией. Заняв морозовский особняк на Воздвиженке, устраивались на ночлег среди библиотечных полок. Но частые переселения плохо действовали даже на наши молодые организмы, дело шло к тому, что у одного из нас или сразу у обоих мог испортиться характер. И вот тут-то мы и обнаружили в одном из домов Козихинского переулка полуразрушенную пустующую комнату. Мы принялись обустраивать эту заброшенную обитель — достали кирпич (дело шло к зиме), сложили печь, вставили рамы, привели в порядок стены. В разгар ремонтно-строительных дел к нам явился председатель домкома. Это и был Александр Андреевич Левицкий — кинооператор. Он потребовал, чтобы мы предоставили ордер на «захваченную» нами жилплощадь. Мы принесли ордер и стали жить-поживать.

Жили мы в складчину. Вел хозяйство Пырьев. В стоптанных башмаках я нравственно страдал и, чтобы умалить распорядителя кредитов, выразительно произносил:

— Я теряю волю.

Пырьев сердился, потому что ботинки у меня выходили из строя довольно часто. Денег же у нас всегда было столько, что их подолгу приходилось искать в карманах. Временами мы основательно садились на мель. Тогда Пырьев шел в соседний подъезд нашего дома и… рвал там электропроводку. Само собой разумеется, поднималась паника. Из квартир выбегали хозяйки с воплями. Пырьев, играя роль осведомленного и доброжелательного молодого человека, сообщал им, что в соседнем подъезде на верхнем этаже живет парень, который умеет чинить электричество (это был, конечно, я, бывший помощник электромонтера Екатеринбургского театра), и что этот парень, если ему дать хлеба или картошки, или на худой конец пареной моркови, в два счета устранит неисправность. Таким способом несколько раз удавалось нам укротить неистовство молодых голодных желудков. Но однажды нас разоблачили. Левицкий, насупившись, мрачно поджав губы, произнес свой приговор:

— Я вас приютил, пустил под крышу. Я же вас выгоню, если не прекратите хулиганство.

Эти воспоминания утеплили встречу с Левицким. Александр Андреевич, считавшийся одним из лучших операторов кино-фабрики, в нашу пользу отказался от всех других предложений и был включен в группу «1905 год».

В конце августа киноэкспедиция в составе Эйзенштейна, Александрова, Штрауха, Гоморова, Левшина, Антонова, оператора Левицкого, администраторов Котошева и Крюкова выехала в Ленинград.

Не мешкая, приступили к съемкам. Работали и днем, и ночью, чем вызвали особое уважение ленинградцев. «Новая вечерняя газета» 17 августа сообщала: «15 августа в 2 часа ночи московским режиссером Эйзенштейном была произведена интересная ночная съемка. У Сада трудящихся и на Комиссаровской ул. снимались сцены из картины «1905 год».

Заснятые сцены войдут в картину как часть, посвященная «мертвому Петербургу» 1905 года. Сцены воспроизведены с исторической точностью» (прожекторы, поставленные на башню Адмиралтейства, действительно освещали по ночам мертвый, лишенный электрической энергии город).

Несколько слов про эти ночные съемки.

Левицкий опасался со своей личной камерой подниматься на высокие места. Человек он был по характеру степенный, а камеру во время стремительных восхождений по лестницам могли повредить. Эйзенштейн научил меня, как победить высотобоязнь Левицкого.

— Ты хватай аппарат и беги, — приказывал мне Сергей Михайлович. — Он обязательно, из страха за аппарат, поднимется за тобой. Ну, а как доберешься до точки, скажешь Александру Андреевичу: «Незачем уходить, раз уж мы здесь. Давайте снимать отсюда».

Так работали несколько дней и ночей. Все шло как нельзя лучше. Мы успели снять эпизод железнодорожной забастовки, конку, ночной Невский и разгон демонстрации на Садовой улице. Потом была не совсем удачная морская прогулка в Кронштадт и на Лужскую губу. Во время этого плавания Левицкий снял детали кораблей в движении. Эти кадры вошли потом в «Броненосец «Потемкин»». Но наша встреча с командующим Балтийским флотом оказалась бесплодной. Киноэкспедиция рассчитывала снять на Балтике встречу восставшего броненосца с эскадрой — этот эпизод в несколько кадров был в первоначальном сценарии, но командующий Балтфлота объявил: «У нас кораблей того времени вы не найдете, поезжайте на Черное море, там, может быть, кое-что осталось».

Возвращаясь в Ленинград, мы расписывали по минутам огромный объем предстоящих здесь съемок. Но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает. Небо безнадежно затянуло. Начались нескончаемые дожди, город окутал туман. Съемки застопорились. Сергей Михайлович написал тревожное письмо директору Первой госкинофабрики Михаилу Яковлевичу Капчинскому. Спрашивал, есть ли возможность доснять ленинградский материал летом будущего года, а в декабре — январе снять Пресню? Эйзенштейн просил Капчинского срочно выехать в Ленинград.

Капчинский тотчас приехал. Мы все вместе с тоской посмотрели на хмурое ленинградское небо, и Михаил Яковлевич сказал:

— Нечего ждать погоды. Дело идет к осени, а не к лету. Боюсь, что и со съемками в тамбовских деревнях мы опоздали. И там, наверное, небо мокрое, серое. Вот что: поезжайте-ка в мою родную Одессу — там солнце вам еще послужит, за Одессу я ручаюсь.

Съемочная группа, не теряя ни единого часа, свернула оборудование и, минуя Москву, направилась в Одессу.

В поезде ломали голову: «Как выйти из создавшегося положения?» Было ясно, что намеченной программы к декабрю нам из-за погоды не осуществить.

Да только ли из-за погоды? «Необъятный» сценарий грозил похоронить всю нашу затею под своими обломками, ибо он был подобен грандиозному, но плохо рассчитанному с инженерной точки зрения сооружению.

Тогда и забрезжила еще не оформившаяся в ясный план мысль делать фильм «Броненосец «Потемкин»».

Эйзенштейн вновь и вновь перечитывает «две странички», отведенные в сценарии Нины Фердинандовны Агаджановой восстанию на броненосце «Потемкин». В утвержденном к постановке сценарии «Потемкину» посвящен всего 41 кадр!

Вот они, эти кадры (с 94 по 135).

Возмущенная группа матросов (палуба броненосца «Потемкин») около туш испорченного мяса. Туши висят.

Волнующиеся матросы. Подходят доктор и офицер.

Доктор осматривает мясо. Надевает пенсне.

В пенсне — черви ползают.

Доктор говорит: «Это мертвые личинки мух. Безвредны. Можно смыть рассолом».

Коки рубят мясо.

Кипят котлы.

Матросы сидят за столами. Раздают суп.

Матросы не едят, сдвинув миски на середину стола.

Приходит офицер. Приказывает есть.

Матросы отказываются. Демонстративно жуют сухой черный хлеб.

Матросов вызывают на палубу. Командир приказывает отойти в сторону тех, кто соглашается есть суп. (Призвана вооруженная дежурная команда.)

Отделяется сперва небольшая группа (фельдфебели, кондукторы). Кучками постепенно переходят и другие. Осталось человек 15. Офицер отдает команду. Оставшихся покрывают брезентом.

Новая команда офицера. Ружья наперевес. Команда не повинуется. Ужас среди матросов.

Офицер выхватывает винтовку у матроса. Целится в покрытых брезентом.

Выскакивает матрос Вакулинчук. Схватывает руками винтовку офицера. Офицер в упор стреляет.

Вакулинчук, убитый, падает.

Бунт. Расправа с офицерами (доктор и пр.). Сбрасывают всех в море.

Офицер летит через борт. Кричит: «Сукин сын! Я тебя задушу!»

Расправа.

Шлюпка с телом Вакулинчука едет на берег.

Толпа на берегу. Горячие речи над трупом.

Речь молодого оратора-студента (Фельдман).

Толпа посылает его делегатом на броненосец.

Фельдман на «Потемкине» говорит речь матросам. Его приветствуют.

Подъем красного флага. Подъезжает бесчисленное множество шлюпок с городским населением. Везут провизию, подарки и пр.

Шлюпку с водкой матросы опрокидывают в воду.

Митинг на «Потемкине», Фельдман говорит.

Тема надписи: «Надо высадить десант».

Матросы возражают.

Тема надписи: «Ждем прихода эскадры — потом решим».

Митинг на палубе.

Пустая палуба.

Броненосец спит. Сторожевые посты.

Приближение эскадры.

Тревога на «Потемкине». Боевая готовность.

Встреча с эскадрой. Наведение друг на друга пушек.

Момент страшного напряжения.

Эскадра проходит медленно мимо.

Взрыв общего «ура». Эскадра приветствует «Потемкина».

Всего-навсего эпизод. Значительный, яркий, впечатляющий, но эпизод. А Эйзенштейн уже видит фильм, в котором отражается существо событий 1905 года.

Удастся ли получить согласие на такое дерзкое изменение плана первоначальной постановки? И конечно же Нина Фер-динандовна будет сражена этим известием. Но все эти заботы отступили на второй план перед творческим воодушевлением постановщика.