Как это было - Ян Ларри

На 30-й день гусята начали вылупляться. Ребята притащили во двор заготовленные ивовые корзинки. Устелили корзины тряпьем и с этими корзинами подсели к гусыням.

— Как запищит — хватай, — распоряжался Федоров, красный от волнения.

Не прошло и часу, как в корзинах уже попискивали золотистые живые комочки.

Не обращая внимания на щипки, ребята осторожно приподнимали гусынь, вытаскивали вылупившихся гусят и заботливо прикрывали их тряпьем.

Только к полночи кончилась работа. Вывод оказался удачным. Из 160 яиц болтунов было лишь 18 штук, да трех гусят «угробил» Сенька, попробовавший выколупнуть самых последних пальцем.

— 139 штук! — засмеялся Федоров, разгибая спину.

Такого вывода даже кулаки деревенские не имели. Даже у богатея Ульянова никогда больше 60 штук молодняка не было в гусином стаде. А уж Ульянов-то считался первейшим гусеводом на селе.

Ребята осторожно приподнимали гусынь.

Ребята просто ошалели от радости. И дома только и говорили о своей победе на гусином фронте. Но на так отнеслись к этому событию крестьяне.

— Чьи гуси-то будут теперь? — спрашивали отцы да мамки.

— Чьи? Ясно — наши!

— Вот — на! Федоров кормил, а вам отдаст? Дурак что ли?

— Он кормил, а работали?

— Велика работа ваша? Ну, а в крайности — по гусаку даст и квиты!

Смущенные этими разговорами, ребята на другой день рассказали обо всем этом Федорову.

— Слушайте вы их, — с досадой нахмурился Федоров, — они пожалуй и не то набрешут. Кто гусей-то развел? Не я и не вы, а все вместе. Стало быть и гуси у нас общие. И заботы о гусях общие. И барыш от этого дела общий.

И снова завертелись «канпаньоны» в работе. Не успели насмотреться на гусят, как новую работу задали кролики.

С кроликами работа оказалась посложнее. Во время окота надо было потчевать крольчих солью, следить за чистотой воды, смотреть за тем, чтобы крольчихи не разбрасывали детенышей по клетке, а складывали их в гнезда.

В этот день Федоров носился точно сумасшедший.

— Главное, ребята, соль старайтесь придвигать, как начнут котиться! Не то пожрут крольчихи детенышей. Вода чтобы была чистой!

Он летал по двору словно ветер. Надо было присмотреть и за кормлением гусят, и тут боялся опоздать Федоров. Сеньку отрядили следить за кроликами. Все остальные принялись рубить круто сваренные яйца и молодую крапиву, приготовляя для гусят завтрак.

Гусиный завтрак скоро был готов. «Канпаньоны» притащили корзины с гусятами, но не успели приступить к угощению, как под навес прибежал взволнованный Сенька.

— Родят!

Федоров даже подпрыгнул на месте. Схватив Мишку за рукав, он бросился в крольчатник.

— Без меня кормите! От гусят не отходить никому!

Вбежав в крольчатник, Федоров заметался около клеток покрикивая:

— Мишка, Сенька, глядите в оба! Соль подоставляйте! Воды не забудьте!

Мишка дрожал как в лихорадке. Присев на корточки перед клетками и стараясь держаться так, чтобы крольчихи не видели его, он наблюдал за рождением молодых крольчат.

Они появлялись по одному. Это были крохотные комочки, обернутые в пленку. Крольчиха старательно облизывала новорожденных, снимая языком пленки. Потом мордочкой толкала крольченка в гнездо, и тот сейчас же начинал ее сосать. В это время крольчихе подсовывали под нос соль и воду. Кончив помет, крольчихи разрывали пуховую поверхность гнезда и осторожно прикрывали крольчат брюшком.

Помет кончился удачно. Мишка выскочил во двор и ошалело заорал:

— Го-тово!

— Сколько штук? — повскакали ребята.

— Не орите! — вышел из крольчатника Федоров, — дайте передохнуть крольчихам.

— А сколько штук? — шопотом спросил Костя.

— Завтра узнаем!

На другой день выяснилось, что четыре бельгийских «великанши» дали приплод 46 крольчат. Особенно постаралась одна крольчиха, которая окотилась 14 крольчатами. Две самки принесли по 12 штук, и одна — б штук.

Приплод белых ангорских был значительно больше. Семь крольчих принесли 75 крольчат.

— Уй-юй-юй! — заюйкал Лешка, — цельное стадо! Сколько ж это 75 да 46? Стало быть 70 да 40…

— Сто десять! — подсказал Сенька.

— И пять да шесть — одиннадцать.

— Сто двадцать один, — опять подсказал Сенька.

— Да старых 14.

Сто тридцать пять! — хором грянули «канпаньоны».

Теперь ребята уже дневали и ночевали у Федорова. На их глазах через пять дней крольчата начали покрываться легким пушком, а на десятый день они уже начали смотреть. Одновременно подростали и гусята.

И вот появилась тяжелая забота. Надо было серьезно подумать о корме для всей этой ватаги малышей. Крольчихи, обремененные большим потомством, начали удирать от своих прожорливых потомков, в крольчатнике началась борьба за жизнь. Более сильные оттесняли от сосцов слабых, и в гнездах стали появляться маленькие трупы. За первые пять дней пришлось выбросить 8 безвременно скончавшихся крольчат. А еще через день было подобрано сразу 35 трупиков.

— Чего ж они, — чуть не плакали ребята, — дохнут и дохнут…

— Молоко нужно! — вздыхал Федоров, — хлеб нужен!

В тот же день Федоров обегал полдеревни. Но всюду встретил отказ.

— Выдумщик какой! Придумает тоже: зайцев молоком кормить. Да мы, брат, не хуже зайцев молоко-то умеем пить.

— Маленькие ж они, — убеждал Федоров, — передохнуть могут.

— Ну и пущай себе дохнут на здоровье!

Утром пришлось выбросить еще 19 трупиков. Катя со слезами на глазах смотрела на мертвых малышей и, не выдержав картины похорон, разревелась и убежала. А через час она вернулась обратно, притащив прикрытую передником крынку молока.

— Стащила, — шмыгнула носом Катя.

Федоров почесал затылок и неопределенно крякнул:

— Вообще-то воровать не годится… Однако и крольчат жалко… М-да!

С этого дня крольчата начали получать ежедневно разбавленное водой молоко и черствый хлеб. Федоров кряхтел, делал вид, что он не замечает ничего, но однажды не выдержав, сказал:

— Вы того… считайте, ребята, сколько крынок берете… Все-таки отдать надо после.

Смертность среди крольчат прекратилась. Ребята не могли нарадоваться на молодых и юрких кроликов, которые выскакивали теперь из клеток и забавно прыгали в крольчатнике.

— Ишь, скачут! — радовались ребята.

Присел на корточки перед клетками.

Казалось тучи миновали, но радость ребят была непродолжительной. Подрастающие гусята требовали по 5–6 раз в день пшенной и овсяной каши, а мешки Федорова быстро худели. И скоро пришел день, когда корму осталось на несколько кормежек. Снова пошел Федоров по деревне. Но все его просьбы отлетали, точно горох от стенки.

— Отдам же, — уверял Федоров, — к осени обратно получите! Честное слово, отдам!

— Адам, брат, сто лет жил! Знаем мы это.

Толкнулся Федоров к председателю.

— Выручай, брат! Видишь, дело какое завертываем с ребятами! Дай на ноги встать!

Кардыбин теребил ус и соглашался:

— Дело у вас подходячее… Это безусловно, однако ничем не помогу… Землю твою как безлошадному могу помочь сработать, а с кормом и не проси лучше.

— За землю благодарствую, — вздыхал Федоров.

— Ну, вот! Это я сделаю. А насчет корму взял бы, да объединил свое дело в артель. И денег бы получил авансом, и корму может дали бы.

— Думал уж. Да только какие ж артельщики у нас. С сосками еще ходят, а в городе, сам знаешь, на лета обращают внимание. Не посмотрят, что ребята сознательнее взрослых. Напиши-ка, что одному члену артели 8 лет, а другому 11. На-смех поднимут. А разве наша вина, что бородачи наши дурни.

— Ну, хоть не дурни, — вступился Кандыбин, — а темный народ. А то еще так скажу: и не темный даже, а тугодумный. Раскачиваются долго.

— А ты бы взял, да и показал пример, — усмехнулся Федоров.

— Я? — опешил Кандыбин и, подумав немного, ответил не спеша:

— Раздувай кадило! За мной дело не встанет!

— То-то что раздувай! — осерчал Федоров вот помоги раздуть-то! Погреться у огня не хитрая штука, а ты разожги его! Дал бы хоть пуда три пшена, чем тары-бары разводить.

Кандыбин потеребил обкуренный ус и посмотрел по сторонам.

— Вот что, Федоров… Дам я тебе на мешок пшена денег, но с условием: никому чтобы об этом ни слова и чтобы к маю отдать… Сможешь отдать — бери. На слово поверю. Не сможешь — воздержись, лучше…

— Что ж, — сказал Федоров, — видно придется побатрачить в посев… Из казенных даешь?

— Не твое дело!.. Если отдашь, — бери! А спрашивать не спрашивай.

— Беру, — сказал Федоров, — не знаю еще как, но отдам. Себя продам, а деньги верну. Не подведу.

Гусята получили отпуск у смерти.

— Может и дотянем до выпасу, — неуверенно говорил Федоров.