И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот, в один из обыкновенных дней августа 1869 года Омар продолжал работать над шпагой, которая по задумке должна была быть тоньше человеческого ногтя. Работал Омар под присмотром Фуле и сержанта Марана, которым было мало интересно, чем он там занимался. Была пятница, и у сержанта на уме было только одно: дождаться вечера и как можно скорее двинуться в кабак. Фуле же просто было все равно. Бен Али имел привычку работать очень долго и усердно, особенно, если у него ничего не получалось (а успехов в его деле пока было немного). До позднего вечера он все выплавлял, остужал, ковал и точил, а потом, будучи недовольным получившимся экземпляром, переплавлял его заново, проходя через весь кузнеческий круг снова и снова. В восемь часов пополудни Фуле собирался уже закрываться, но Омар уговорил его еще на пару часов работы. Следуя своему modus operandi18, бен Али с еще большим упорством принялся за работу, не собираясь отступать от поставленной цели. Он продолжил плавить, остужать, ковать, переплавлять и снова ковать, не понимая, почему его преследует неудача, ведь он все делал правильно, согласно разработанной им же технологии, но постоянно что-то не получалось, в первую очередь, – при ковке не получалось достигнуть необходимой толщины клинка (а об нанесении узоров, декорации, разработке острия и эфеса не могло быть и речи без выполнения главнейшей характеристики предполагаемой шпаги – тоньше ногтя!). Из-за нескончаемых неудач Омар начал вслух себя корить. Причем делать это он стал на арабском языке, чем нехило пугал и раздражал старика Фуле, сидевшего в кресле у чертежного стола и клевавшего носом воздух. В какой-то момент Фуле стало невыносимо находиться в кузнице и слушать арабоязычные ругательства.
– Омар, черт тебя подери! – Фуле вскочил с кресла и с недовольной гримасой подошел к арабу. – Ты когда, наконец, закончишь свою бессмысленную работу? Я спать хочу уже, понимаешь? Спать хочу!
Омар не обращал внимания на старика, продолжая стучать молотком по свежевыплавленному куску металла, из которого необходимо было выковать сверхтонкий и ровный клинок, который к тому же не рассыпется при использовании.
– Вот что! – продолжил Фуле. – Я положу ключи от замков на стол. Ты, как закончишь со своей дребеденью, потушишь огонь в горне и запрешь кузницу, на замки! Ключи же отдашь сержанту Марану, понял?
– Понял тебя, можешь не беспокоиться, – ответил Омар, не сильно влушивавшийся в слова старика.
Готовясь уходить, Фуле посмотрел на Омара и сказал:
– Попробуй снизить температуру в горне и остужай металл уже после того, как закончишь ковать клинок до нужного размера.
Сказав это, Фуле отправился спать. Сержант Маран уже третий час проводил в кабаке, так что надеяться на его трезвость и адекватность более не приходилось. Омар остался один на один со своим делом. Он прислушался к совету Фуле и сделал все так, как тот и рекомендовал. Снова последовало несколько неудачных попыток. Подходил к концу второй час, выпрошенный арабом у старика; но, раз тот ушел спать и фактически дал ему возможность неограниченное время находиться в кузнице (к тому же действовало позволявшее это указание Жёва) – бен Али продолжил работу. Он чувствовал каким-то нечеловеческим, потусторонним чувством, что цель близка, как никогда ранее, что необходимо совершить последний рывок, ни за что сейчас, в самом конце столь тяжелого и долгого пути, нельзя останавливаться. Упорству молодого бен Али мог бы позавидовать даже род Бонапартов, в лице трех Наполеонов предпринявший в общей сложности шесть попыток захвата власти, из которых почти оказались удачными.
Наконец, Омар, в очередной раз измерявший толщину клинка (к тому времени было уже далеко за полночь), внезапно замер. Его небесно-голубого цвета глаза засверкали столь же внеземным светом, а дыхание замедлилось, вместе с тем, страшно заколотилось сердце, готовое бить в набат, словно колокол Собора Парижской Богоматери. Подобная реакция могла означать только одно – успех. Непременно, это был успех. Что же это еще могло быть? После стольких попыток, после стольких неудач, когда омар начал думать, что никогда не достигнет цели, – она была, наконец, достигнута. Ох, какое же это приятное, обволакивающее чувство. Не веря своим глазам, Омар почти пять минут молча вглядывался в получившийся шедевр. Действительно, толщина выкованного клинка не превышала даже миллиметра, чем поражала сознание молодого араба, который, опомнившись от счастливого ступора, с улыбкой, излучавший невидимый яркий добрый свет, поспешил закрепить полученный разультат, чтобы потом не возникло трудностей с изготовлением второй (и, может быть, еще многих) шпаги. Преисполненный здравой гордостью за самого себя и за свой успех, Омар, однако, вспомнил и о Фуле: «Вот старый плут, ведь прав оказался со своим советом! Если б не он, возможно, и не добился бы я нужного результата!»
Закончив работать с первым клинком, Омар решил довести дело до конца (а именно: изготовить второй клинок и изготовить две полноценные шпаги) на следующей неделе. Сейчас же он захотел передохнуть. Совершив недолгий намаз, бен Али уселся в кресло Фуле. Не обращав раньше внимания на кузницу и относившись к ней лишь как к удобному рабочему месту, Омар сейчас, в поздний пятничный вечер, для себя осознал, что ему приятно находиться здесь. Да-да, уважаемый читатель, не просто удобно, а именно приятно. Огонь потрескивал в горне, оттуда же исходило тепло, согревавшее громадное тело молодого араба. В землях с климатом, подобным алжирскому, по обыкновению погода имеет странную забаву: дни и ночи разительно разделять температурой воздуха. Днем градус по Цельсию изредка опускался ниже тридцати градусов, а вот ночью едва дотягивал до десяти со знаком «плюс». А потому огонь из горна пришелся очень кстати Омару, позволив по-настоящему расслабиться и безмятежно глядеть вверх – на звездное небо, без единого облачка, абсолютно чистое и яркое, но, вместе с тем, темное, будто бездна – неизвестная и таинственная. Усеянное сотнями (а может быть и тысячами) белоцветных светил, это небо заворожило Омара с той же силой, с какой заворожил его результат успешного труда. Омар, изучив несколько древнеперсидских и арабских текстов по астрономии, а также прочитав работы Коперника,
