На страже Империи. Том 2 - Валентин Якимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ритуалы. Мне вновь придется прибегнуть именно к ним. На самом деле, у меня почти не осталось техник, которые были бы одновременно полезны, доступны, достаточно выгодны, не требовали бы массовых жертвоприношений, и которые я бы помнил достаточно хорошо, чтобы не ошибиться. Серьезные ошибки в ритуалах чреваты — в этом главная сложность с обучением им.
Учащийся обязан повторить весь ритуал без ошибок. Когда я был относительно молод — я лелеял мечту о собственных учениках. Взял троих, в том числе своего сына.
Первого разорвало надвое из-за ошибки в создании стационарного телепорта. Просто не изолировал канал — и его притянуло к образовавшейся неподалеку дикой пространственной воронке.
Не целиком — только верхнюю половину. Увы, смерть в складках пространств практически необратима.
Второго же… вторую, сожрало разумное растение из Ахегэриса. Самонадеянная дура решила, что книжек ей вполне достаточно, и призвала одного из Вознесшихся этого мира Жизни. Хотела разбить сад в своем имении. Только вот ошиблась с интонациями при произнесении печати подчинения — и плотоядное древо сожрало и ее, и всех ее рабов.
Это чучело я воскрешать даже не пытался.
Единственный, кто во всем следовал моим урокам — мой собственный сын. И тот в итоге отравил меня и поучаствовал в убийстве. Если он все еще жив, как Хилини, я собираюсь показать ему, что учителей нужно убивать более надежными способами!
В общем, дело это опасное. А четыре тысячелетия забвения никому не освежают память. Так что надежных и полезных ритуала в моей голове сохранилось еще два.
Вообще-то точно я помнил три формулы. А договоры с Королевой Суда и Мессенлари, как и личная их ко мне симпатия, позволяли допускать кое-какие ошибки. Первая формула — Единство Стихий, та самая, с помощью которой я создал двойное Ядро, висящее теперь у нас в палатке маленьким черным Солнцем.
Вторая — Червоточина. Ох, что-что, а как открывать межмировые врата я не забуду никогда. Мне кажется, даже если моя душа расточится насовсем, если я отправлюсь на круг перерождения, в следующей жизни я не забуду, как это делается.
Столько тысяч раз я открывал врата для своих армий, или под собственные нужды. К тому же, как и Единство Стихий, Червоточину изобрел я сам, благодаря чему мгновенно выбился в верховные маги Ура. Такие ритуалы запоминаются лучше всего.
Ну а последний — Заполнение Формы. Ритуал, позволяющий… просто заполнить некую пустоту ограниченного размера веществом. Да еще и обращаться к духам Бытия, творящим это дело, можно не чаще, чем раз в тридцать лет.
Дурак плюнет и назовет это ерундой, по некоей нелепой случайности так прочно засевшей в моем мозгу. А умный спросит: что, вот прямо любым веществом заполняет?
А я отвечу — почти. Почти любым…
* * *
— … Господин Лихачёв! — заглянул в палатку, где я сидел и глядел на Искру Пустоты, Прохор. Наш водитель уже неплохо обустроился — они с сыновьями даже сколотили себе добротную временную избу. — Задание выполнено! Юная барышня доставлена в целости и сохранности!
Со вчерашнего дня Прохор мотался по моему поручению. Я сразу перевел ему надбавку по этому поводу, и пружинисто встал, выходя из палатки.
— Ого! Не думал увидеть в моей дикой глуши столь очаровательную особу! — отвесил я легкий поклон гостье, выходящей из нашего черного джипа. — Похоже, сегодняшний вечер пройдёт куда лучше, чем ожидалось!
Девушка, одетая в черно-зеленый походный костюм, улыбнулась. Ее щеки чуть заметно заалели.
— И вам доброго вечера, господин Лихачёв! — смахнула непослушную прядь с лица Юлия Горская. Длинные черные волосы, заплетенные в тугую косу почти до пояса, слегка розовели в закатном Солнце.
Это была именно она — наследница разорившегося барона из московской клиники. Еще вчера я позвонил ей, и у нас состоялся весьма продолжительный разговор.
— Безмерно рад, что вы все-таки решили принять моё предложение, Юлия. — произнес я, глядя, как вокруг незнакомки собираются Виктор, Мария и Алиса. — Не обращайте внимания, что теперь вы не в Столице. Здесь, с нами вы сумеете достичь того, чего никогда не достигнете, стирая простыни за пациентами.
— Погодите-ка… — пробормотала подошедшая ближе Каховская. Ее глаза удивленно раскрылись. — Юля⁈
— Алиса! — с сияющей улыбкой обернулась она к нашей телепортерше. — А все-таки не соврал Дима, ты и вправду здесь!
Я усмехнулся.
— Полагаю, присутствие здесь вашей коллеги по несправедливой опале, стало весомым аргументом за приезд?
Юля уверенно закивала, сжимая менее рослую, но более фигуристую Каховскую в объятиях.
— Кто это, командир? — подошел ко мне Виктор, сминая очередную банку газировки. — Какая-то ваша знакомая?
— Мне это тоже весьма интересно, господин барон. — занудно пробурчал Гриша, разбирающий очередную партию покупок. — Почему вы не предупредили меня о прибытии к вам постороннего?
Я снисходительно посмотрел на него. Похоже, несмотря на вснешнюю флегматичность, этот тип чувствует себя очень важной птицей — сын главного безопасника, да еще отправили присматривать за уникальным мной. Только вот нянька мне здесь не нужна. О чем я тут же и сообщил:
— Гриша. Григорий Даниилович. Я не сказал как минимум потому что я не под конвоем. Это раз. Два — потому что это проверенный человек, с которым я познакомился еще до всех этих событий. Ну и, боги мои, не ломай комедию — поверить не могу, что вы не прослушали весь мой вчерашний разговор, и что его полная расшифровка тогда же не легла на стол к твоему отцу.
Мужчина явно смутился. Пробурчав что-то про правила и порядок, он вернулся к разбору ящиков с едой и одеждой. А я развернулся к остальным. Мария смотрела на обнимающихся девушек с подозрением.
— Мир дворян весьма тесен. — ответил я наконец, обращаясь к Виктору. — Мир титулованных дворян еще теснее. Мир титулованных дворян, попавших в опалу к высшей знати, или императорской фамилии, совсем крохотный. А тех, чья опала передается по наследству — и кто при этом не сидит в какой-нибудь тюрьме, или не болтается в петле, — вообще почти нет. Немудрено, что две юных девушки, почти ровесницы, из столь узкого круга, знакомы.
Радость встречи после моих слов слегка поутихла, и Юля обратилась уже ко всем, сделав изящный книксен. В ее облегающем черном костюме с высоким
