Не злите спецназ! - Александр Тамоников

— Обустраивайтесь, отдыхайте, — сказал Седов. — Около 20.00 должен собраться весь личный состав отряда «Z», после ужина — совещание. Там и познакомимся поближе.

— Есть, господин майор, — вновь отозвался капитан Леруа. — Форма одежды на базе и конкретно на совещании?

— Сегодня — свободная. Экипироваться будем завтра.

Оставив французов, Седов вышел на площадку перед корпусом, где собрались бойцы группы «Тень».

— И как тебе, командир, французы? — спросил Коновалов.

— На удивление малословны. Ведут себя раскрепощенно, но держат дистанцию. Мне почему-то казалось, что французы, напротив, общительны и разговорчивы…

— Разговорятся еще! Как пойдем в рейд, от дистанции и сантиметра не останется… Может, навестить их?

— Не надо. Пусть устраиваются, отдыхают. В 20.40 совещание, тогда и пообщаетесь. А пока разойтись по номерам. Отдыхать. К французам, да и ко всем иностранцам, до совещания носа не казать.

— Понятно!

— А раз понятно, Юра, командуй группой и следи за дисциплиной. Я к начальнику медицинской службы.

— Насчет зомбирования?

— И насчет этого тоже.

Седов прошел в медицинский пункт. Цейман предложил майору присесть на кушетку, сам устроился напротив за столом.

— И о чем таком одновременно служебном и личном вы хотели переговорить со мной, Марк Генрихович? — спросил Валерий.

Цейман замялся.

— Скорее попросить, Валерий Николаевич…

— О чем? И давайте без дамских ужимок. Что хотели?

— Понимаете, Валерий Николаевич, я полгода назад развелся с женой…

— Ну и что? Я тоже развелся в свое время. И не вижу в этом ничего предосудительного.

— Это так, но видите ли, я развелся с Мирой из-за того, что полюбил другую женщину.

— Стандартный повод. Чего вы от меня-то хотите?

— Выслушать, не перебивая.

— Ну, хорошо, говорите. Только, пожалуйста, покороче.

— Да, конечно… Так вот, я развелся с женой из-за того, что полюбил другую женщину. Эта женщина вам знакома.

— Даже так? И кто же она?

— Медицинская сестра, прапорщик Муравьева.

— Вика? — удивился Седов.

— Да, Виктория Дмитриевна Муравьева. Не скажу, что и она испытывает ко мне такие же чувства, что я к ней, но постепенно между нами установились достаточно теплые отношения. Близкими их не назовешь, потому что близости как таковой не было. Однако всему свое время.

— Да, как говорится, вода камень точит.

— Ну не совсем так, но в принципе верно. И до вчерашнего вечера все у нас шло гладко.

— Что же произошло вчера вечером?

— Ваш офицер, старший лейтенант Грачев, вчера пришел в санчасть. И они с Викой ушли к озеру.

— Вот что… — улыбнулся Седов. — Грач увел у вас девушку, так?

— Надеюсь, не так, но если он и дальше будет продолжать ухаживания, то это может привести к печальным последствиям.

— Для кого?

— Для меня, для Вики… Вы здесь люди временные. Пробудете несколько дней — и на войну. А нам с Викой оставаться. Но какими могут быть дальше наши отношения, если ваш старший лейтенант вскружит голову Виктории? Как говорится, поматросит и бросит… Как мне после этого жить с ней?

Седов поднялся и, не спрашивая разрешения медика, прикурил сигарету, используя под пепельницу банку из-под какой-то мази.

— Но вы же сами, Марк Генрихович, говорили, что не исключаете, что Муравьева не испытывает к вам ответных чувств. Она свободная женщина и вправе делать, что пожелает, в том числе и выбирать себе мужчин.

— Но я же ради нее развелся с женой!..

— А Виктория об этом знает?

— Знает.

— Она поощряла ваш развод?

— Нет. Но и не пыталась его предотвратить.

— А с какой стати ей было влезать в ваши семейные отношения?.. Но это ладно, со своей проблемой разбирайтесь сами. От меня-то вы что хотите, Марк Генрихович?

— Запретите вашему подчиненному ухаживать за Викой.

— Вы сами-то подумали, что сказали? У меня, извините, не солдаты-срочники войсковой части, что дислоцируется за пределами России. Как, скажем, было в советское время, когда войска стояли в Германии, Венгрии, Чехословакии, Польше; там солдатам, да и офицерам, запрещалась связь с местными женщинами. У моих офицеров и прапорщиков, кроме службы, есть своя личная жизнь, и вмешиваться в нее я не имею права. Так что в этом плане я ничем не могу вам помочь.

— А я надеялся на вас… Ведь ваш подчиненный может сломать мне жизнь.

— Я понимаю ваши чувства, уважаю их, но помочь, повторяю, ничем не могу.

— Ну, хоть поговорите с этим старшим лейтенантом!

— А почему бы вам самому не встретиться с ним?

— Вы считаете, это даст результаты?

— Не знаю. Но мое мнение таково: даже если Грачев и перестанет ухаживать за медсестрой, то это для вас ничего не изменит. Насильно мил не будешь, Марк Генрихович. А унижаться не надо. Вы все же офицер.

— Но я люблю ее, Валерий Николаевич!

— Поговорите с Грачевым — это все, что я могу вам посоветовать. А дальше разбирайтесь в чувствах Виктории.

Встал со стула и Цейман.

— Извините! Вы правы. Мне надо самому во всем разобраться, и если уж принимать удар, то достойно.

— Вот это правильно. Это по-мужски.

— Благодарю, что выслушали меня. Надеюсь, наш разговор не выйдет из этих стен?

— Об этом могли бы не говорить.

— Да, конечно! Извините…

— Скажите, Марк Генрихович, когда медицинской службой запланировано зомбирование группы?

— Вы имеете виду мероприятия психологического характера?

— Да какая разница, как эта хрень называется… Так когда нас планируют обработать?

— Этим будут заниматься специалисты института. Их планы мне не известны. Я должен провести медицинский осмотр и дать заключение о состоянии здоровья ваших подчиненных. Это всё. Не считая того, что и в дальнейшем обслуживать личный состав отряда при нахождении его на базе. Обслуживать, естественно, по медицинской части.

— Понятно, что не по политической… Ясно! Пойду я.

— Еще раз извините.

— Не за что, Марк Генрихович, не за что!

Выйдя на главную аллею, Седов столкнулся с Грачевым:

— На ловца и зверь бежит… И куда мы так спешим, товарищ старший лейтенант?

— В санчасть, товарищ майор! — смутился Грачев.

— В санчасть? И зачем?

— Да вот голова что-то разболелась.

— Значит, ты к майору Цейману направляешься?

— Ну, зачем тревожить врача… Медсестра таблетку даст, и все дела.

— С презервативом даст или без?

Грачев удивленно посмотрел на Седова:

— Не понял, командир…

— Во-первых, кто разрешил покинуть корпус?

— Капитан Коновалов.

— Проверю. Во-вторых, ты вчера с прапорщиком Муравьевой вечером прогуливался по территории?

— Так точно. В свободное время. А что, нельзя?

— И как прогулка?

— Да нормально все, командир. А с чего ты мне подобные вопросы задаешь?

— С чего? Ответь, у тебя вчера что-нибудь было с Муравьевой?

— В смысле?

— Ты мне тут под дурачка не коси! — повысил голос Седов. — В смысле… В прямом! Переспал с медсестрой?

— Чего?..

— Со слухом плохо?

— А если и переспал, то что? Моя личная жизнь, имею право…

— Верно. Если бы твоя личная жизнь не задевала личной жизни другого человека…

— Кого это? А, понял! Ты о Цеймане?

— Допустим. Тебе известно об отношениях майора и медсестры?

— Известно. Виктория рассказала, что Цейман по ней сохнет и что из-за нее развелся с женой.

— Что? Муравьева вот так спокойно и открыто тебе об этом рассказывала?

— Ну да.

— И где рассказывала?

— В спортзале… а, ч-ч-черт, и надо же было проколоться…

— В спортзале? С этого момента поподробнее.

— Верно умные люди говорят: язык мой — враг мой, — вздохнул Грачев.

— Ты в сторону разговор не уводи…

— Да чего уж теперь? В спортзале мы с Муравьевой… после отбоя. Там тихо, маты, темно…

— Понятно. Значит, переспал с медсестрой.

— А что в этом такого? Я, между прочим, силком ее в спортзал не тянул, сама предложила.

— А перед этим о Цеймане рассказала?

— В процессе…

— А человек страдает.

— Да дурак он, этот Цейман, — воскликнул Грачев, — хоть и ученый человек. У него что, глаз нет? Не видит, с кем жизнь связать решил?

— Это не твое дело.

— Но и не ваше, товарищ командир. А насчет Муравьевой, то майор может не беспокоиться. Хочет жениться — пусть женится. Виктория только и ждет, когда он ей предложение сделает. А тот лишь молчит да вздыхает. Обстрадался весь… Получит он в жены Муравьеву, только потом ему по городу будет не пройти.

— Это еще почему?

— А ты не догадываешься? Да Вика ему такие рога наставит, что он все троллейбусные и трамвайные провода ими рвать будет. И уважаемый Марк Генрихович в этом сам виноват. А я человек холостой. Женщина предложила переспать — почему я должен отказываться? Или, может, мне надо было у Цеймана разрешения спросить? Не я ему жизнь ломаю, а он — сам себе.