Повседневная жизнь Берлина при Гитлере - Жан Марабини

Первый парад рейхсвера

Муссолини прибыл в Берлин, чтобы подготовить будущий «Стальной пакт».[80] Этот визит дуче, прекрасно информированного о тайных планах нацистов, не остался без последствий. Ни подозрительность по отношению к Гитлеру графа Чиано, министра иностранных дел Италии, в то время еще пользовавшегося большим влиянием, ни аналогичные чувства итальянского посла в Берлине не смогли ничего изменить. 20 апреля 1936 года берлинцы присутствовали на первом собственно военном параде, состоявшемся в нарушение Локарнских соглашений, — параде третьей танковой бронедивизии, насчитывавшей 500 танков и имевшей пушки калибра 77 и 105 миллиметров, которые пробуждали патриотический энтузиазм толпы в такой же степени, что и зенитные орудия в брезентовых чехлах, бронеавтомобили, трехместные мотоциклы с коляской, саперные мосты и пр. Это было уже нечто совсем другое, чем орда коричневорубашечников с факелами, полицейскими дубинками и длинными ножами. Все присутствовавшие прекрасно понимали, что происходит. Новая дивизия производила впечатление настолько гибкого и целостного организма, что японский посол, вслед за дуче, вдруг ясно осознал: он видит перед собой ядро грозной армии, которая будет сформирована уже в ближайшие годы, а затем, может быть, поведет решительную и победоносную войну.

Глава третья

1938-й: «ХРУСТАЛЬНАЯ НОЧЬ»

Менее чем за год в ближайших окрестностях столицы было построено множество казарм. Заводы производили уже по 500 истребителей в месяц — самых современных в мире. Ежемесячно эта внушительная «коллекция» боевых машин пополнялась пятьюстами бомбардировщиками. Эти военные самолеты превосходили, по крайней мере на тот момент, все лучшие достижения европейского и американского самолетостроения. Каждая берлинская семья временно лишилась отца или сына — мужчин призывали на военные учения. Более миллиона немецких граждан уже стали солдатами. На выставке в Автомобильном салоне в 1937 году на пять военных грузовиков приходился один туристический автомобиль. «Масло, — говорил Геринг, — должно уступить место пушкам». Только он мог позволить себе сказать такое. В лабораториях уже готовились к эре пищевых эрзацев. «Дядя Герман» использовал все имевшиеся в его распоряжении средства, чтобы Германия стала экономически независимой. Это было нужно не только для того, чтобы страна оказалась способной противостоять враждебной коалиции, которая, вероятно, образуется в будущем, но и для того, чтобы она могла сама развязать военный конфликт.

С той же целью Геббельс со своей стороны постоянно муссировал в подчиненных ему средствах массовой информации тему чехословацкой и русской угрозы. Общественность подвергалась систематической идеологической обработке. Мнимая «советская угроза» — это удобный предлог, который внутри страны позволяет требовать от населения любых жертв, а во внешнеполитической сфере обеспечивает «сообщничество» западных держав. Тем не менее, в то время как разворачивались нескончаемой чередой праздники, игры и визиты, которые способствовали сближению нацистской Германии со странами Западной Европы, и англичане, например, по-прежнему были убеждены в мирных намерениях фюрера, Шахт, рейхсминистр экономики, уже начинал проявлять беспокойство.

Профессор из комиксов

Шахт — прекрасный специалист, хотя и имеет внешность смешного профессора, каким его обычно изображают в комиксах. Типичный «белый воротничок» нелепо высокого роста, он будто сошел со страниц «желтой» прессы, с рисунков французских карикатуристов, издевавшихся над окружением кайзера. Из-за его длинной и тощей, как у грифа, шеи и старомодного пенсне даже нацисты не воспринимали этого превосходного знатока экономики всерьез. Он присоединился к ним, веря в возрождение великой Германии, — ни больше ни меньше. Он изобрел такую систему денежного и финансового оборота, которая предоставила в распоряжение Гитлера почти неисчерпаемые ресурсы и позволила избежать инфляции. Он внес весомый вклад в процесс перевооружения Германии — с помощью Рейхсбанка и крупной индустрии. Если бы рейх начал свое движение к прогрессу на 30 лет позднее, рейхсканцлером стал бы не Гитлер, а Шахт. Шахт знает, что Гитлер совершил ошибку, восстановив против себя евреев. Поддерживая самые дружеские отношения с влиятельными лондонскими дельцами из Сити, он дружил и с американскими миллиардерами с Уолл-стрит, вместе с которыми заложил фундамент первых мультина-циональных концернов. В прошлом резко высказывавшийся против коричневорубашечников, Шахт и теперь является представителем оппозиционно настроенной интеллигенции, выступает против войны, которая, как он предвидит, перерастет в мировой конфликт и приведет к катастрофическим последствиям. С 1936 года он пытается, без особого успеха, предупредить о надвигающихся событиях правление Французского банка в Париже и повлиять на его политику. Он уже давно стал противником «классической» колониальной политики Франции и Англии и хотел бы, чтобы западные державы сделали рейху некоторые экономические уступки в Африке. Считая, что старый колониализм уже обречен, он предлагает учредить нечто вроде немецкой арендной компании, которая будет проводить, по сути, неоколониальную политику. Опасаясь прежде всего вторжения немцев в Чехословакию, он извещает союзников о том, что необходимо блокировать планы Гитлера, пока не будет слишком поздно, — пусть даже ценой превентивной «демонстрации». Некоторые французские министры прислушиваются к его словам, другие — нет. Великобритания упорно отказывается признать его правоту. Таким образом, Шахт, которого мировое общественное мнение слишком часто ассоциирует с нацизмом, менее виновен в развязывании Второй мировой войны, чем сами союзники, которые потом заставят его расплачиваться за их собственные упущения. Гитлер, который до поры до времени скрепя сердце терпел своего министра экономики — под сильным давлением со стороны банкиров Рура, деловых кругов и той части военных, которая еще сохраняла осторожность, — вынудил его уйти в отставку в ноябре 1937 года, за несколько месяцев до аншлюса.

Дипломаты, бароны, генералы чувствуют угрозу

Это было для всей думающей и по-настоящему не приверженной нацизму Германии явственным знаком того, что приближаются худшие времена, — именно так восприняли известие об отставке Шахта Фланден, Франсуа-Понсе и многие другие. Фон Нейрат, министр иностранных дел, фон Папен (несмотря на свою кошачью приспособляемость) и многие офицеры генерального штаба по своим взглядам были очень близки к Шахту и экономистам. В Берлине распространилась новая «болезнь»: люди шептались о том, что главнокомандующий сухопутными силами Германии, генерал-полковник фон Фрич, который постоянно посещает ипподромы, но старается не бывать на официальных церемониях, мог бы попытаться что-то предпринять. Этого краснолицего человека с моноклем, не очень приятного в общении, в последний раз видели на публике 27 января 1938 года, когда отмечалась пятидесятая годовщина восшествия на престол императора Вильгельма II. В офицерских клубах кое-кто уже ведет себя довольно неосторожно. Там ощущается атмосфера зреющего заговора. Выступит ли армия против нацизма, после того как примирилась с ним благодаря истреблению CA?

Журналисты завтракают в кафе

В «Романском кафе» царит запустение, прежние завсегдатаи туда больше не ходят. В это февральское утро 1938 года американские журналисты, прогулявшись по аллеям Тиргартена, встречаются в «Кафе журналистов», где абонировали для себя столик. Мэри Гроувз из «Чикаго трибюн» имеет своих информаторов в генеральном штабе. Она рассказывает, что сегодня утром ее принял один генерал, живущий на Доротее-штрассе, — он встретил свою гостью прямо в домашнем халате. От него она и узнала, что фон Фрич арестован или содержится под домашним арестом. Генерал дал ей понять, что в Берлине царит атмосфера, сравнимая с той, что печально памятна всем по волне убийств, прокатившихся по стране после 30 июня 1934 года. На сей раз чистке подвергаются армия и дипломатический корпус, но главным образом армия. Американская журналистка в продолжении этого разговора лихорадочно делала пометки в своем блокноте. Гитлер, говорил далее генерал, как кажется, решил отныне осуществлять руководство вооруженными силами непосредственно, в качестве верховного главнокомандующего. Военное министерство, во главе которого стоял фельдмаршал фон Бломберг, упразднено, но функции Бломберга перешли к генералу Кейтелю — злому гению Гитлера, — возведенному в ранг министра.[81] Генерал фон Браухич назначен главнокомандующим сухопутными войсками — вместо фон Фрича. Герингу, который добивался этой должности, в утешение присвоили звание рейхсмаршала. Шестнадцать генералов были освобождены от занимаемых должностей, 44 получили другие назначения, барон фон Нейрат потерял пост министра иностранных дел, фон Папен, несмотря на свое легендарное приспособленчество, уже не играет и никогда больше не будет играть сколько-нибудь значимой роли. Когда хозяин провожал американскую журналистку до дверей, она поздравила его с тем, что в его библиотеке, как она успела заметить, имеются очень редкие издания. «Эти книги, — вздохнул генерал, — достались мне от Курта Вагнера, последнего из великих берлинских книготорговцев. Вы знаете, что его тоже арестовали?..»