Щит земли русской - Владимир Буртовой

Славич снова повернул коня навстречу печенегам, за ним последовали уцелевшие дружинники. Услышал, как подскакали и встали обок Тур и Микула, впереди остальных. Встали молча, слов они не говорили друг другу. Много их уже было сказано за долгую жизнь в трудных походах и за бражным столом, когда случалось собраться у князя Владимира в просторной гриднице.[30]

Рванулись было печенеги вверх от излучины реки, по дороге к воротам, да русичи заступили им узкую дорогу. Злобный визг повис и закрутился на месте схватки. Но Славич и его товарищи бились молча: берегли дыхание. Падали обок Славича верные товарищи, но каждый, уходя из жизни, уносил с собой две, а то и три печенежские жизни. Вот их уже и десять человек всего за спиной… Звенит сталь, вздрагивает голова от тяжелых ударов мечей о шелом, легкий туман застилает глаза, мешает разглядеть очередного печенега, летящего с выставленным длинным копьем.

Горько Славичу терять друзей, о них теперь его забота, не о себе. Задыхаясь от натуги, машет тяжелым мечом и кричит:

— Тур! Микула! Уходите… Уходите за Ирпень, я прикрою вас!

Ближние печенеги отхлынули разом, как обессиленная волна от гранитного утеса. Но вторая волна оказалась сильнее первой. Выставили находники копья и кинулись вперед. Славич снова сумел отбить копье, нацеленное в грудь, и ударом снизу, под щит, свалил печенега. Но слева протяжно охнул Микула и тяжело упал с коня: испил чашу жизни до последнего глотка! Острой болью отозвалась смерть товарища, который не один раз прежде прикрывал его в сечах своим щитом, а то и грудью. Снова крикнул Туру, чтоб уходил, а сам отбивает находников уже с трех сторон. Звенит вражья сталь о щит, о шелом, тело совсем не чувствует боли. Но держится Славич, пока кольчуга держит удары. На три взмаха врагов отвечает одним, зато страшным. Сквозь крики, сквозь звон стали услышал за спиной голос Тура:

— Не уйти нам, Славич! Крепость закрывает ворота. Печенегов со стены стрелами отбили.

— Ну и славно! — Славич снова взмахнул мечом.

Но тяжелый удар в спину поразил Славича: не выдержала кольчуга — разошлась и пропустила жало вражьего копья. Взвился серый конь на дыбы, пронзенный сразу несколькими копьями, рухнул на землю, телом закрыв мертвого хозяина. А рядом, выронив длинную палицу, под ударами мечей — без стона — опустился на вспаханную копытами землю Тур.

Хищными воронами покружились печенеги над павшими русичами, потом, словно вспомнив, зачем явились под стены Белгорода, ударили коней и пустились наметом вверх от места сечи, к городским воротам.

Но копьем стену не порушить. Город ощетинился, изготовился к смертной схватке, встретил находников меткими стрелами, и потекла печенежская конница вдоль вала, как обтекает речная вода, выйдя из берегов, встретившийся на пути крутобокий холм. А впереди пыльного войска на белом коне красовался князь Анбал, гордый тем, что его полк загнал русичей за городские стены.

Дым вражеских костров

Нагнано-то силы много множество,

Как от покрику от человечьего,

Как от ржанья лошадиного,

Унывает сердце человеческо.

Михайло остановил деревянную ложку у самого рта — не дообедал! Сначала конский топот, а потом и зычный крик бирича[31] ударил в слюдяное оконце из-за городьбы вокруг подворья.

— На стены спешите, люди! На стены! Печенеги идут!

Михайло смахнул жесткой ладонью крошки хлеба с русой бороды, а усы утереть и времени нет. Разом поднялись из-за стола.

Оружие у русича всегда под рукой — тревожная жизнь к тому приучила. Легла на крутые плечи кованная из колец тяжелая кольчуга — сам для себя ковал. Виста, жена, подошла и быстро расправила железные пластинки-нагрудники, чтоб защитили мужа от стрелы.

— Янко, готов? — Михайло подпоясал меч, принял щит из рук Висты и повернулся к сыну. Только что прискакал со степи Янко с известием о первой сече над Росью. И еще теплилась у белгородцев до этой минуты надежда, что не осмелится Тимарь, встретив заставу, перейти Рось. Но вот ударил на сторожевой башне колокол, позвал на стены — ворог стучится уже в двери.

Виста ткнулась лицом в укрытую железом грудь Михайлы, залилась слезами. По-девичьи узкие плечи ее затряслись.

— Будет тебе, Виста, — Михайло успокаивал жену, неумело ласкал русые волосы Висты рукой, шершавой, иссеченной бесчисленными черными трещинками. — Береги детей от случайной стрелы. Вольга с реки прибежит, во дворе пусть сидит. На стену не пускай, мал еще.

Старейшина Воик ждал сына и внука посреди горницы, перед очагом. Он держал два темных мешочка на белых тонких жилах, надел сначала Янку, а затем и Михайло на шею и засунул под кольчугу. По спине у Михайлы пробежал мороз, когда прикоснулись, будто неживые, такие холодные руки старейшины Воика.

— Да хранит вас могучий бог неба и обереги[32] эти — земля с могильного кургана старейшины рода нашего Вукола. Трудное время подступает к Белгороду, и кто знает, чем оно кончится. Ступайте! И бейтесь крепко, а мы будем богов молить за победу вашу.

Михайло и Янко поспешили к стене. Навстречу им, будто осенние листья, гонимые безжалостным ураганом, вливались в ворота шумные и напуганные людские толпы. Бежали пешие, кто с чем. Скакали конные — и один, и двое на коне. Ехали ратаи в телегах со скарбом — эти жили поближе к крепости, — ехали и впусте, только с детьми да женами. У коих к телегам привязана веревкой говяда[33] или овца, редко у кого второй конь, таких совсем мало.

Навстречу Михайло метнулась убогая Агафья: глаза безумные, между людей кого-то высматривают.

— Люди! Могуту кто видел? Не встречался ли вам где Могута?

Ответить ей не успели, сама поняла, что кузнец не видел ее мужа. Ящерицей юркнула в людскую гущу, к воротам, навстречу бегущим со степи. И донесся до Михайлы ее детски-радостный крик:

— Могу-ута! Ты жив!

Поднялись на вал, потом взошли вверх по ступенькам деревянной лестницы на помост стены и вдоль частокола прошли к угловой башне, откуда видны были южная степь и подход к Белгороду вдоль пологого склона к Ирпень-реке. Мимо прошел воевода Радко: волнистая борода расчесана аккуратно, только полные щеки белы от волнения. Мало сил теперь в Киеве, чтобы выступить навстречу Тимарю, а в Белгороде у него и того меньше. Самим не отбиться будет, если Славич, минуя крепость, уйдет в Киев. С чем тогда встретит находников он, белгородский воевода?

Обрадовался, когда увидел заставу Славича на подходе, и в мертвом безмолвии смотрел на короткий, как удар молнии, бой русичей близ берега Ирпень-реки.