Шпионка в Академии (СИ) - Стелецкая Ядвига

Анаис волей-неволей подстраивалась под ее шаг, хотя снова начала болеть голова. Кажется, Виктор больше не управлял ею, она не ощущала ни его мыслей, ни молчаливого надежного присутствия. «Мог бы подсказать, что Маришку надо проводить! — негодовала Анаис, удерживая на лице тревожное, озабоченное выражение, — Разве бы я отказалась?! Что за привычка мерзкая, тело отобрать и начать распоряжаться им!»

Голова болела все сильнее и сильнее, перед глазами замелькали темные точки, а в ушах зазвенело. Кажется, в последний раз ей было так гадко, когда отравилась собственным зельем во время учебы. Долгая мигрень послужила лучшим учителем, и Анаис с тех пор внимательно отмеряла ингредиенты, если что-то готовила, да результаты своих экспериментов испытывала сначала на подопытных грызунах, и только потом на себе. Но сейчас мигрень не была похожа ни на обычную головную боль, ни на вызванную алхимическими составами. Чья-то сила то сжимала виски ледяными когтями, то опаляла горячим дыханием, то рвалась прочь, пытаясь до кого-то дотянуться, то ворочалась внутри, вызывая тошноту.

«Скоро и у меня носом кровь хлынет», — мрачно думала Анаис, чувствуя, как все слабее и слабее становится Маришка. И, как небесные дьяволы подгадили, никого на встречу!

Мир дрожал и раздваивался, девушке казалось, что по стенам змеятся тонкие голубоватые линии, словно артерии огромного организма, или, вернее, его нервы. А стоило ей перевести взгляд на Маришку, как она увидела за ее неподвижным лицом пульсацию синего шара, небольшого, едва ли с полкулака размером. Он переливался оттенками лазурного и ультрамаринового, заглушая своим светом слабое мерцание разума эмиссара.

Несколько секунд Анаис любовалась волшебным мерцанием, а потом ее прошиб озноб от осознания того, что она видит. Ментальное послание, вот это что! Чужие слова, которые выматывают Маришку, высасывают ее силы, истачивают до полупрозрачности и восковой бледности! Так вот почему Виктор молчит и даже не пытается контролировать тело Анаис! Она и так идет, куда ему надо, а он пока может сосредоточиться на магии, через ее разум, как через линзу, взломать чужую магию, вырвать чужое послание, и плевать ему и на боль Анаис, и на самочувствие Маришки, и на то, что она может его вмешательство просто не пережить…

«Неужели это так важно, что там хотят сообщить ректору?» — мелькнула испуганная мысль, прежде чем Анаис затопила бескрайняя клокочущая злость. Ей не нравилось ощущать себя безвольным орудием, пособником убийства. И плевать, что этого могут требовать интересы государства!

— Прошу прощения, — улыбнулась она Маришке, осторожно усаживая ее на кресло в просторной и прохладной зоне отдыха, сквозь которую они как раз приходили. — Голова разболелась, хочу принять микстуру.

Маришка заторможено кивнула. Анаис спокойно, стараясь ни чем не выдать своего волнения и нетерпения, расстегнула саквояж и осторожно извлекла одну из пробирок. Помнится, именно с этим зельем она так неприятно ошиблась во время учебы, все прокляла за те несколько часов, что лежала с мигренью. А уже потом заметила, что бытовые заклинания, что наложены на здания Муниципального университета, на нее перестали действовать. Тогда она все списала на помрачнение рассудка после отравления, хотя ее долгие расчеты и эксперименты подтверждали, что некоторые ингредиенты способны блокировать магическое излучение. Вот только проверить это на людях больше не удавалось.

Что ж. Сейчас и проверит. Голова все равно так раскалывается, что хуже уже не будет. Не колеблясь, Анаис проглотила мерзкую, крупитчатую жижу, с трудом сглотнула и поспешила глубоко вдохнуть, чтобы сдержать нахлынувшую дурноту.

Сначала ей показалось, что ничего не произошло, что все ее расчеты оказались большой ошибкой, а опыты, несомненно, закончились эпическим провалом. Голова все так же болела, вдобавок ко всему она стала тяжелой, словно ее наполнили раскаленным свинцом. Глаза начало жечь нестерпимо, хотелось забиться в темное место и улечься, пережидая приступ мигрени. Не сразу Анаис поняла, что больше не видит ни голубоватых змей-линий на стенах, ни синего шара в голове Маришки, да и головная боль стало простой, монотонной и понятной. Девушка торжествующе улыбнулась побелевшими губами. Удалось. Ох, как будет недоволен Виктор! Ох, как она выскажет ему все, что думает по поводу его методов!

Но это потом. Сейчас надо проводить Маришку. Ей-то легче не стало.

— Идемте, осталось немного.

Девушка подхватила эмиссара под локоть и уверенно повела за собой. Она прекрасно помнила план здания. Вот только отыщется ли ректор в кабинете в столь ранний час?

Однако опасения Анаис оказались напрасны — ректор не только оказался на месте, но и уже принимал самое деятельное участие в повседневной жизни Академии. Из-за двери доносились громкие, отрывистые и очень недовольные реплики — ректор на повышенных тонах отчитывал подчиненных. Анаис поморщилась — голос у сеньора Лаперьера оказался скрипучий, неприятный и очень громкий. Такой-то и в нормальном состоянии слушать болезненно, а с больной головой так вообще пытка! Анаис поморщилась и поправила шляпку с вуалью. Траур сеньорины Нуаре непременно должны заметить.

Оглушительно хлопнула дверь, из кабинета вышли, едва не обгоняя друг друга, двое мужчин — высокий, угловатый, чем-то неуловимо напоминающий Лимьера уроженец севера и изящный блондин, одетый с изяществом столичного франта.

Кантен Лабер, начальник службы безопасности Академии, по слухам, назначенный самим королем, по другим слухам — сосланный подальше от двора, следить за неугомонными подростками. И Антуан Марье, маг-менталист, один из преподавателей.

Анаис порадовалась, что успела прочитать и запомнить досье, кропотливо собранные Дианой. Было бы очень неудобно сейчас не признать коллегу. Девушка неловко поклонилась, приветствуя мужчин и стараясь не выпускать локоть Маришки. Сеньор Лабер скользнул по ним равнодушным взглядом, чуть задержал его на эмиссаре и, вежливо кивнув, ушел по своим делам, даже слова не проронив. Не зря, пожалуй, Диана окрестила его грубым и замкнутым солдафоном.

Антуан же расплылся в улыбке, поспешил расшаркаться перед дамами. Его светлые волосы красиво качнулись, заблестели в солнечных лучах. Удачно подобранная прическа скрывала выбритые виски.

— Несравненная Одетт! — воскликнул мужчина, улыбаясь светло и искренне, словно старого друга встретил. — Как же я рад, что вы уже вернулись! Ох, простите мне мою грубость и примите соболезнования…

Анаис осторожно кивнула, чувствуя, как у висков плещется боль, слабо улыбнулась из-под вуали.

— Рада видеть вас, Антуан. Прошу прощения, эмиссара нужно проводить к сеньору Лаперьеру, у нее срочное послание…

Антуан едва ли не отпрыгнул в сторону, освобождая ей путь. Последние несколько шагов Анаис почти тащила Маришку на себе. В кабинете девушка едва не споткнулась о жесткий и хмурый взгляд ректора. Низкорослый, одутловатый и лысеющий, сеньор Лаперьер восседал за тяжелым столом, постукивая по столешнице из темной дорогой древесины толстыми пальцами.

— А, сеньорина Нуаре, — поприветствовал он ее пренебрежительным кивком. — Вы поразительно вовремя. Можете посадить эмиссара и наслаждаться вашим последним выходным.

Меньше всего это походило на приветствие, скорее — на пожелание убираться к небесным дьяволам, но Анаис последовала ему с облегчением. Мигрень все усиливалась, и девушке хотелось, наконец, прилечь.

Интересно все же, царапало ее колючее женское любопытство, что ж за срочное послание отправили с Маришкой? Ведь точно что-то важное, эмиссаров не стали бы гонять по пустякам. Подслушать бы, подглядеть, да напротив дверей к стене привалился Антуан и поджидает ее с теплой улыбкой, не терпится ему завести куртуазный разговор, выразить радость от встречи…

Анаис поймала его взгляд и, прижав ладонь к груди, нежно улыбнулась.

— Антуан, могу ли я попросить вас об одолжении? — Заметив, как у мужчины зажглись глаза, девушка продолжила, — Ах, прошу вас, дождитесь эмиссара и проводите ее, она так слаба, вы же понимаете!