Милые обманщицы. Безупречные - Сара Шепард

Спенсер прочистила горло:

– Пожалуйста, поговори со мной?

Мелисса еле заметно пожала плечами.

– Я хочу сказать, я не могу… Мне больно оттого, что ты ненавидишь меня. Ты совершенно права. Насчет… сама знаешь. – У Спенсер так тряслись руки, что пришлось зажать ладони между ног. Она нервничала от такого унижения.

Мелисса коснулась обложки журнала.

– Извини, – сказала она. – Это не обсуждается.

Она встала из-за стола и понесла свою тарелку к раковине.

– Но… – Спенсер едва не задохнулась от возмущения. Она перевела взгляд на родителей. – Мне очень жаль, правда… – Она почувствовала, как слезы закипают в глазах.

Что-то промелькнуло в лице отца, какой-то проблеск сочувствия, но он тотчас отвернулся. Мама, невозмутимо выкладывая кусочки курицы с лемонграссом в пластиковый контейнер, пожала плечами.

– Ты сама устроила себе веселую жизнь, Спенсер, – сказала она, убирая остатки ужина в массивный холодильник из нержавеющей стали.

– Но…

– Спенсер, – произнес мистер Хастингс тоном, не терпящим возражений.

Спенсер зажала рот рукой. Йен вернулся на кухню с глуповатой улыбкой на лице. Он почувствовал напряженную атмосферу, и улыбка завяла.

– Идем. – Мелисса взяла его за руку. – Десерт съедим в городе.

– Конечно. – Йен хлопнул Спенсер по плечу. – Спенс? Хочешь с нами?

Спенсер не очень-то хотелось – да и Мелиссе тоже, судя по тому, как она подтолкнула юношу к двери, – но ей все равно не дали слова. Миссис Хастингс поспешно произнесла:

– Нет, Йен, Спенсер останется без десерта. – В такой же манере она обычно отчитывала собак.

– Но все равно спасибо, – сказала Спенсер, сглатывая слезы. Чтобы хоть как-то отвлечься, она сунула в рот кусок манго в соусе карри. Он проскочил внутрь, прежде чем она сглотнула, и густой соус обжег горло. Она долго и громко откашливалась и наконец выплюнула все в салфетку. Когда в глазах прояснилось, она увидела, что рядом никого не было. Родители даже не обеспокоились тем, что она может задохнуться, и просто ушли с кухни.

Спенсер вытерла слезы и уставилась на противный кусок сморщенного манго в салфетке. Он выглядел в точности так же, как она себя чувствовала.

6. Несладкая доля волонтера

Во вторник днем Ханна, переодевшись после школы в футболку сливочного цвета и мешковатый кашемировый кардиган, решительно поднялась по ступенькам к двери клиники пластической хирургии и послеожоговой реабилитации. Те, кто лечился здесь от ожогов, называли клинику «Уильям Атлантик». Для тех, кто приходил сюда на липосакцию, привычнее было название «Билл Бич».

Здание клиники стояло в глубине леса, и сквозь кроны величественных деревьев проглядывал лишь кусочек голубого неба. В воздухе разливался аромат диких цветов. В такой дивный денек ранней осени Ханна предпочла бы развалиться у бассейна в загородном клубе и смотреть, как парни играют в теннис. Или устроить многокилометровую пробежку, чтобы сбросить жирок, накопленный за ночь, пока она заедала чипсами волнение, вызванное неожиданным визитом отца. А то и просто понаблюдать за муравейником или присмотреть за соседскими шестилетними двойняшками-сорванцами. Да чем ни займись – все было лучше вынужденного волонтерства в ожоговой клинике.

Для Ханны волонтерство было сродни ругательству. В последний раз она занималась этой ерундой в седьмом классе, когда они устроили благотворительный показ мод в роузвудской школе. Девчонки нарядились в дизайнерские шмотки и дефилировали по сцене; зрители делали ставки на их наряды, и вырученные деньги шли в благотворительный фонд. Эли щеголяла в роскошном платье от «Кельвин Кляйн», и какая-то худющая вдовушка взвинтила на него цену аж до тысячи долларов. Ханна надела чудовищное платье от «Бетси Джонсон» – неонового цвета, с оборками, – в котором выглядела еще толще. Единственным, кто поставил на ее наряд, оказался ее родной отец. Неделю спустя родители объявили о разводе.

И вот теперь отец вернулся. Вроде того.

Когда Ханна вспоминала вчерашнее появление отца, на нее разом накатывали головокружение, тревога и злость. С момента своего чудесного преображения она мечтала о встрече с отцом и воображала, как предстанет перед ним – стройная, популярная, уверенная в себе. В ее мечтах он всегда возвращался вместе с Кейт, располневшей и прыщавой, и на ее фоне Ханна выглядела еще краше.

– Эй, полегче! – крикнула она, когда кто-то резко распахнул дверь, едва не заехав ей по лбу.

– Смотреть надо, – услышала она в ответ.

И тут Ханна подняла взгляд. Она стояла у распашных стеклянных дверей рядом с каменной пепельницей и большим вазоном с примулой. Из клиники вышла Мона.

У Ханны отвисла челюсть. Такое же удивленное выражение промелькнуло на лице Моны. Какое-то мгновение девушки разглядывали друг друга.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Ханна.

– Навещала мамину подругу. Она сиськи сделала. – Мона перекинула через веснушчатое плечо прядь белокурых волос. – А ты?

– М-м, та же история. – Ханна недоверчиво взглянула на Мону. Встроенный детектор лжи подсказывал, что Мона привирала. Впрочем, и Мона могла заподозрить обман с ее стороны.

– Ладно, я пошла. – Мона затеребила ручки бордовой сумки-тоут. – Позвоню.

– Хорошо, – хрипло произнесла Ханна. Они разошлись в разные стороны. Ханна обернулась и посмотрела на Мону, убедившись в том, что и Мона тоже поглядывала на нее через плечо.

– А теперь – внимание, – сказала Ингрид, дородная, деловитая старшая медсестра-немка. В смотровом кабинете она учила Ханну чистить мусорные ведра. Подумаешь, премудрость какая!

На стенах кабинета, окрашенных в зеленый цвет гуакамоле, висели зловещие плакаты на тему кожных болезней. Ингрид поручила Ханне уборку палат амбулаторного отделения; со временем, если Ханна справится, ей могли доверить палаты стационара, где лежали пациенты с серьезными ожогами. Слава богу, до этого пока не дошло.

Ингрид вытащила из ведра мешок с мусором.

– Это идет в синий контейнер на заднем дворе. И еще ты должна убирать инфекционный мусор. – Она жестом показала на точно такое же ведро. – Такой мусор всегда собирается отдельно. Да, и обязательно надень это. – Она протянула Ханне пару латексных перчаток. Ханна посмотрела на них так, словно они уже были заразны.

Ингрид вывела ее в коридор.

– Здесь еще десять палат, – объяснила она. – Очистишь мусорные ведра, протрешь везде тумбочки, потом найдешь меня.

Зажав нос – ее тошнило от больничных запахов, – Ханна направилась в кладовку за мешками для мусора. Она оглядела коридор, пытаясь угадать, где находились палаты стационара. Дженна ведь тоже лежала в этом отделении. Слишком многое напоминало о Дженне в последние дни, хоть она и гнала от себя непрошеные мысли. Но одно не давало покоя – сознание того, что кто-то знал эту историю и мог рассказать.