Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на землю Русскую - Тамара Лихоталь

Обглодав поросячьи ребра с мягкими хрящами, дожевав маковый пирог и отрыгнув от избытку, отец еще раз оглядел сына Алёшеньку, предвкушая предстоящий разговор, исполненный меда словесного. Как-никак чадо милое, дорогой гость прибыл не откуда-нибудь — из самого стольного града.

Отцу Федору не терпелось побеседовать с сыном. А сын все ел. Видать, нету слаще пирога, как у родной матушки. Наконец, с обедом было покончено. Сёстры унесли посуду. Отец остался с сыном. Когда же попадья через некоторое время вошла в горницу, отец-поп, разиня рот, слушал, как сын Алёшенька говорил складные словеса:

— Писано, батюшка, в давние времена мужами хитрыми ученьем. Греки зовут их философами — что означает собиратели мудрости… Аристотель!.. Платон… Эникур… — сыпал Алёшенька, как горох, чужеземные имена.

Может быть, вы так же, как поп-отец, удивляетесь — откуда, мол, знать Алеше имена древних эллинских мудрецов? Утверждать это мы, конечно, не можем. Но думать так имеем право. Ведь Алеша рос и учился в стольном Киеве.

Когда Алешин крестный, именитый ростовский боярин, служивший в княжеской дружине в Киеве, предложил захватить Алешу с собой, отдать в школу при монастыре, попадья все глаза выплакала. Отец Федор и сам страшился отпускать сына с отроческих лет в такую-то даль от дома. Страшился и жалел сына, но понимал: теперь без учения нельзя. С тех пор как повелел князь Владимир собирать детей лучших именитых родов на книжное учение, многим стало понятно, что нынче по-старому не проживёшь. Не только бояре и купцы учат своих детей. Вон в Новгороде каждый посадский грамоте разумеет. И носит на поясе писало в чехольчике на случай, если надо что черкнуть на бересте. Оно и понятно: купцам грамота нужна торговые книги вести, товар и прибыль считать, посадским мастерам — записать уговор с заказчиком, чтобы потом все было без обиды, боярам — разные грамоты друг дружке посылать или повеления придверечнику, ключнику, конюшему. Тем более не пристало пребывать в темноте сыну священника. Ведь не зря говорят: «Попов сын, не учёный грамоте, всё равно что разорившийся купец — изгой, отщепенец, человек без пути, без дороги».

Попадья твердила своё: «Незачем за семь верст ходить киселя хлебать. И в Ростове есть школа». — «Есть то есть», — соглашался отец Федор. Он и сам бы рад был удержать сына, да ведь — Киев… Там Алёша не просто читать-писать выучится — превзойдет сполна науку книжную.

Так оно и получилось. Вот он — их Алёшенька — рядышком сидит. Рассказывает, любо-дорого послушать. Там у них в Киеве ученые книжники переводят болгарские и греческие книги. И свои, русские, пишут. Недавно написали изборник — «Пчела» называется. Ну и Алёшенька! Сказывает — будто и впрямь эту самую «Пчелу» читает: о добродетели и злобе, о мудрости и мужестве… Видать, умные люди её писали.

— Ах, «Пчела», воистину пчела! — радостно восклицал отец Федор, в волнении дёргая себя за бороду. — Соты полны до краев!

Он готов вот так сидеть с ученым сыном и слушать сладкие книжные словеса до самого утра.

Пусть они беседуют, а мы пока поговорим о самом Алеше, о былинах и о нашей книге. Первая часть ее называется «Молодость богатырей». Молодость… Зрелость… Старость… Неумолимый закон времени… Но у богатырей свои, совсем иные, нет, не мерки — меры, меры сил, и свершенных дел, и времени.

Мы уже говорили о том, что в былинах самым причудливым образом переплелись правда и выдумка, отголоски реальных событий и фантазия. И былинный век богатырей тоже — он не просто долог, намного длинней человеческой жизни — он настолько емок, что вместил в себя свершенное многими поколениями.

«Млад богатырь» Алеша Попович, по мнению учёных, пришёл в былины позднее, чем Илья или Добрыня. У былинного Алеши очень сложная история. По-видимому, произошло вот что. В летописях, как мы уже говорили, упоминается Алёша Попович. Верней, не Алёша. Его полное имя Александр. Ростовский житель Александр Попович был дружинником князя Всеволода Большое Гнездо. Он один из героев Липицкой битвы, которая произошла в 1216 году, то есть на два века позднее, чем княжил тот самый Владимир Святославович, вокруг имени которого народной фантазией объединены все былинные герои. Александр Попович вместе со своим верным слугой Торопком погиб потом в бою с полчищами Чингис-хана.

Был ещё один герой, живший намного раньше этого Александра. Поповича, примерно в конце XI и в начале XII века. Он был сподвижником князя Владимира Мономаха. Звали его не Алёшей, а совсем другим именем. Но подвиги его тоже легли в основу былин.

И вот получилось так, что былинный Алёша Попович как бы объединил в себе дела и судьбы этих, да, впрочем, не только этих славных храбрецов, живших и совершавших свои подвиги совсем в разное время. А имя Владимира Мономаха потом тоже слилось в былинах с именем Владимира Святославовича, первого князя, объединившего Русь в единое целое и стойко сражавшегося с её врагами.

Вот как сложен облик былинных героев. Поверим в это и не будем мерить обычными мерками. Ведь иной раз на чью-нибудь долю выпадает столько, что хватило бы на несколько человеческих жизней. Так даже с простыми людьми случается. А тем более богатыри. Это не помешает нам, как мы условились, представить себе наших героев не витязями, обладающими чудодейственной силой, а обыкновенными людьми, которые… Пожалуй, точнее не то, чтобы обыкновенными, а еще не снискавшими славы, такими, какими они были или могли быть до того, как о них стали складывать и петь былины.

А сейчас мы снова возвратимся в дом отца Федора.

Вольготно и весело жил в отчем доме Алеша. Домашние по-прежнему были рады ему, как и в первый день приезда. Радовались милому братцу сестры-девицы, радовалась мать, глядя на своего красавца сыночка. Только поп-отец, приглядываясь к сыну, все чаще вздыхал и все реже заводил с ним задушевные беседы, Да и когда их было заводить, если Алеши и дома-то не бывало — ни по дням, ни поздним вечером. Хоть и вкусил Алеша премудрости книжной, но не было в нём должного смирения, благостного раздумья — так по крайней мере с сожалением думал отец Федор. Сын не томил себя ни заботами о спасении души, ни усердными молитвами Вечерами надевал шитую шёлком рубаху, светлый кафтан, узконосые сафьяновые сапожки столичной работы и шел на широкую торговую площадь, где до поздней ночи пели пёсий и плясали парни с девицами. Или выводил из стойла своего коня и скакал наперегонки с другими всадниками через поваленные дубы и наполненные дождевой водой ямы и рытвины.

Мыслимое ли это дело будущему пастырю плясать с девицами и скакать на конях, да еще об заклад биться — кто скорей доскачет, — огорчался отец Фёдор, косясь на попадью: матушка в молодые годы и сама любила бегать на игрища. — А как хорошо все могло бы быть. Прошло бы ещё немного времени, и Алёша принял бы священнический сан, как и положено сыну священника. Вон как город растет. Строятся новые церкви. Стал бы Алёша служить где-нибудь неподалеку. Обзавёлся своим домом…