Дневник Марты - Александр Стуликов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
несмотря на такую помощь, к вечеру ничего близкого к тому, что можно было бы даже отдаленно называть живописью, у меня не получилось нарисовать.
Мои картины были просто мазней, я только испортила холсты и лишила себя тех самых сладких и приятных моментов, когда, лежа в постели, можно помечтать о том, что я стала знаменитой художницей, и мои работы хотят заполучить все галереи мира, лучше бы и не пробовала совсем, теперь я точно знаю – не способна, не мое.
– Для первого раза не так уж и плохо, бывает намного хуже, – пытался утешить меня "Человек с мольбертом" .
– Не ставьте сейчас никакой цели, рисуйте просто для удовольствия.
– Объект, который пытаетесь нарисовать, осязайте глазами, а на холст переносите только свои чувства.
-Мы продолжим рисовать ежедневно, испишем все холсты, которые вчера купили, и закажем еще столько же, нужно терпение, и Вы не заметите как у Вас начнет все получаться.
Меня не сильно вдохновили слова "Человека с мольбертом", но я продолжила обучение.
Я зарисовывала все, что видела из окна мастерской: ранним утром это были люди на остановке, усталые, поникшие, с застывшим взглядом на лице, и трамвай, который каждый раз появлялся из ниоткуда и увозил их в серую даль, туда, где дымящие трубы упираются в небо, днем это были школьники и студенты, стоявшие в очереди за шаурмой и горячим чаем, вечером влюбленные парочки и бабка-цветочница на углу улицы с букетом хризантем.
Ни одну из картин я никак не могла закончить, вечером у меня не возникало ни одной претензии к своим работам, я с окончательной уверенностью ставила свою подпись художника, но на утро меня ожидало большое разочарование, как много нужно было срочно исправлять.
-Вы так никогда не закончите. Любое совершенство имеет свои недостатки, – видя мои мучения говорил "Человек с мольбертом".
Сам он не показывал что рисует, но по его созданной композиции на первом этаже, нетрудно было догадаться.
Мужчина в шляпе, девушки-близняшки, голубоглазый юноша, три женщины средних лет, их обнаженные тела застыли в танце, стоя на столе, что лежит там на краю столешницы не видно, всюду полумрак.
Чуть поодаль сидит дед на лавке, опершись на клюку, седой, в глазах бельмо.
"Человек с мольбертом" работал целый день без перерыва, своим натурщикам он выделял немного времени для обеда и позволял им отлучаться только по нужде.
Вечером мы все вместе садились ужинать, как одна большая семья, далеко за полночь расходились спать, кто-то ложился в мастерской на втором этаже, близняшки любили залезть в гамак на чердаке, только старик никогда не оставался с ночевкой и всегда уходил не попрощавшись.
С утра самым первым из нас просыпался "Человек с мольбертом", он, крадучись, подбирался к окну, затаясь останавливался у подоконника и, выждав минуту, резким движением одергивал штору, если свет озарял комнату, то это означало, что он целый день будет рисовать, шутить, смеяться и нахваливать натурщиков, а вечером угостит их дорогим вином, если на улице было пасмурно, это означало конец всей работе, "Человек с мольбертом" был хмур, ворчал, кидал кисти и говорил, что не возможно так писать, когда близняшки вечно двигаются и не могут постоять в одной позе хотя бы секунду.
В один из таких дней, который предполагал плодотворную работу, море юмора и аромат пьянящего напитка к ужину, в окно мастерской настойчиво постучали. Это была незнакомая для меня девушка, которую я здесь никогда ранее не видела, она была в белом пальто и голубом платке, увидев ее "Человек с мольбертом", будучи в творческом процессе, неожиданно для всех все бросил и, не объявив даже перерыв натурщикам, как он всегда это делал, деловито взмахивая левой рукой, выбежал на улицу.
Они разговаривали, наверное, часа два, о чем они вели беседу было неслышно, "Человек с мольбертом" часто переходил на повышенный тон и рьяно жестикулировал, а девушка, вытирая слезы, то и дело показывала ему листок, похожий на черно/белую фотографию.
По возвращению "Человек с мольбертом" не проронил ни слова и больше в этот день, да и в последующие, не рисовал.
Ко мне он подходил все реже и реже, в основном наблюдал со стороны за моей работой, а вчера, на мою просьбу помочь с палитрой наотрез отказался.
– Я уже вывел тебя из леса и не имею морального права дальше указывать тебе дорогу или брать с собой, ты должна проложить свой путь, найти свой стиль. Сколько потребуется времени на это? Никто не знает. День, год, два, десять, вся жизнь, а, может быть, и никогда не сбудется, но, если повезет, и получится, ты откроешь себя, тебя узнают, это будешь только ты и никто другой.
С этого дня я осталась с живописью наедине.
Возвратившись обратно к себе домой, у меня, помимо импровизированной фотостудии, появился в квартире еще один уголок для занятия творчеством – собственная мастерская художника! Включала она в себя не много : три квадратных метра, табуретку и стул со спинкой функционально заменивший мне этюдник, которые продают сейчас по необоснованно заоблачным ценам, но не более удобные, чем моя самодельная конструкция.
Теперь я металась от одного островка счастья к другому.
Один и тот же объект, я сначала фотографировала, а потом садилась зарисовывать.
"Человек с мольбертом" не забыл про меня и позвонил мне сразу после того, как я уехала от него, он долго извинялся и обещал, что как только уладит все свои вопросы, мы незамедлительно отправимся с ним в самый удивительный и таинственный город , в котором должен побывать каждый художник, хотя бы один раз в жизни, дабы прикоснуться к святым местам настоящего искусства.
Я не предполагала как скоро случится наше путешествие, выпадет ли оно на рождество или совпадет с днем Валентина, но я уже полностью распланировала наш маршрут.
Мы купим билеты на красный поезд,
я с детства мечтала на нем прокатиться.
Он прибывает на площадь один раз в неделю, по субботам, всегда пустой, никто и никогда не видел, чтобы с него кто-то сходил, постояв полчаса, отдав один длинный гудок, похожий на крик раненого зверя, он увозит в своих переполненных вагонах тех, кто решил оказаться по ту сторону горизонта.
Закрывшись
