Слово в современных текстах и словарях - Леонид Крысин

2. В данной статье нас будет интересовать лишь один из частных результатов многообразных процессов взаимодействия литературного языка и некодифицированных подсистем русского языка, а именно – проникновение специальных, иноязычных по своему происхождению терминов в просторечие и особенности функционирования этих терминов в среде носителей современного просторечия.

3. Просторечие – наиболее своеобразная подсистема русского национального языка. Если территориальные диалекты и, тем более, литературный язык имеют прямые аналоги в других литературных языках, то у просторечия таких прямых аналогов нет: есть более или менее близкие соответствия, которые, однако, отличаются от просторечия по своим функциональным и структурным характеристикам. Например, в отличие от таких языковых образований, как langue populaire во французском, так называемый general slang в American English, Halbmundart в немецком, obecná čeština в чешском и т. д., которые являются функционально-стилистическими разновидностями соответствующих языков и, следовательно, могут использоваться всеми носителями этих языков, в том числе (при определенных речевых условиях) и литературно говорящими, – просторечие имеет своих носителей. Иначе говоря, это социально обусловленная подсистема национального языка.

Просторечие – это речь малообразованного городского населения, не владеющего нормами литературного языка (определения этой подсистемы русского языка см. в работах [Баранникова 1974, 1977: 60; Земская, Китайгородская, Ширяев 1981: 23; Городское просторечие 1984: 5]. Просторечие реализуется главным образом в устной форме и в достаточно ограниченных, преимущественно бытовых ситуациях. Важным свойством носителя просторечия является его «моноглоссия» (в отличие от диглоссии носителей литературного языка), то есть неспособность к кодовым переключениям в зависимости от ситуации общения.

В собственно языковом отношении просторечие характеризуется значительной пестротой коммуникативных средств и способов их использования, что вполне объяснимо: в этой подсистеме русского языка сосуществуют элементы, пришедшие из территориальных говоров, профессиональных и групповых жаргонов, заимствования из литературного языка (нет лишь заимствований из других языков: иноязычное заимствование как процесс просторечию «противопоказано»).

«Перемалываясь» в просторечии, разнородные по своим источникам элементы трансформируются: меняется их фонетическая и морфологическая структура, значение, их сочетаемость с другими элементами в речевой цепи. Вид и характер этих изменений нередко специфичны. В особенности это касается просторечной переработки «культурного» языкового материала, то есть слов, оборотов, синтаксических конструкций, идущих из речевого обихода носителей литературного языка.

4. Влияние литературного языка на просторечие проявляется в нескольких формах. Основные из них – это, во-первых, ситуативно обусловленное использование носителями просторечия литературных средств и, во-вторых, заимствование и регулярное использование слов и оборотов литературного языка.

При общении с литературно говорящими лицами, вообще при взаимодействии со средой, которую носитель просторечия оценивает как культурную, он нередко сознательно употребляет в своей речи лексические элементы, свойственные литературному языку. При этом, однако, поскольку носитель просторечия не владеет литературной нормой, эти элементы, как правило, претерпевают фонетико-морфологические и акцентные трансформации или же выступают в не свойственном им лексическом и стилистическом окружении.

Примеры таких трансформаций достаточно хорошо известны. Одним из первых лингвистически интерпретировал это явление В.В. Виноградов в работе, посвященной языку М. Зощенко. Приводя многочисленные примеры «переделок» книжного слова в устах зощенковских персонажей, он писал: «… клише книжной речи ломаются в своей семантике, попадая в не свойственный им контекст. Чаще всего происходит разрушение тех семантических соотношений, которые существуют в системе литературной книжной лексики и фразеологии, – путем их внелитературных сцеплений или путем морфологического преобразования» [Виноградов 1928: 66]; ср.:

Будто вдруг на меня атмосферой пахнуло; Подхожу демонстративно к мельнику. – Так и так, говорю, теперь, говорю, вам, старичок, каюк-компания; В театре она и развернула свою идеологию в полном объеме; А хозяин держится индифферентно – ваньку валяет; А в кухне ихняя собачонка, системы пудель, набрасывается на потребителей и рвет ноги (из «Рассказов Назара Ильича господина Синебрюхова»).

Ср. также наблюдения над современным просторечным использованием книжной, преимущественно иноязычной, лексики:

Товарищ Иванов с апогеем рассказывал; Он говорил с экспромтом; Что нужно сделать, чтобы был правильный дефект речи? (примеры из книги Т. Г. Винокур [1980: 95]);

Сказали: надо обращаться по дистанции (вместо – по инстанции); Врач константировал ей лечиться в санатории (вместо 'советовал'); Они цельный день по матафону музыку гоняют (имеется в виду магнитофон) и т. п.

5. Процессы переиначивания, переделки литературных слов в особенности характерны для таких единиц литературного словаря, которые осознаются носителями просторечия как социально престижные, как символы культуры более высокой, чем их собственная. Иноязычные термины – наиболее яркий и типичный пример подобных символов.

Различные виды искажений в просторечии достаточно подробно описаны в работе А. Ф. Журавлева [1984]. Это, например, упрощение фонетической структуры слова (устранение зияний: шпиён, радиво; ассимиляция и диссимиляция гласных и согласных: мармалад, карасин, анжанер, скапидар, левольвер, секлетарь, транвай; метатеза: тубаретка, соше (вместо шоссе); сокращение числа слогов в слове: струмент, вакуироваться, ниверситет); изменение его морфологических характеристик (отнесение слов мужского рода к женскому: крыть крышу толью, занавески из тюли, женского – к мужскому: статуй вместо статуя – или к среднему: моё фамилие; склонение несклоняемых существительных: в пальте, без радива), редукция лексического значения (например, тенденция к моносемичному употреблению таких слов, как мотив, анализ, дисциплина, конституция и под.) или употребление слова в специфическом, нелитературном значении (куплет – 'стихотворная строка', квадратный – 'прямоугольный', инициалы – 'имя и отчество') и т. п.

А. Ф. Журавлев не выделяет термины из всего корпуса иноязычной лексики. Между тем особый интерес представляет освоение просторечием именно специальной терминологии, поскольку в этом случае языковая единица из высокоорганизованной сферы литературного языка, где нормализация и кодификация являются определяющими факторами функционирования коммуникативных средств, переносится в сферу, которая вообще лишена какого-либо нормализующего и кодифицирующего начала. Кроме того, термин в общем случае, как известно, отличается строго определенным содержанием, однозначной соотнесенностью с понятием; в просторечии же весьма распространено явление диффузности, неопределенности значений многих слов, в особенности слов оценочных; ср., например, неоднократно отмечавшуюся размытость значений таких глаголов, как шпарить, жарить, наяривать ипод.: Дождь так и шпарит (жарит, наяривает); Смотри, как он «Барыню» шпарит (жарит, наяривает}; Он на гитаре с утра до вечера шпарит (жарит, наяривает); У них дочка по-английски с пяти лет шпарит (жарит, наяривает) и т. п., а также приводимые А. Ф. Журавлевым примеры неопределенного осмысления слов типа атом, космос (Тоже без конца эти с атомом носятся; Вот погода-то! Это все космос [Журавлев 1984: 120] и т. п.).

Кажется, что эти обстоятельства должны сказываться в характере просторечных трансформаций специального термина.

6. Наблюдения над использованием научных и технических терминов в современном просторечии показывают, что процессы переделки, касающиеся фонетической, морфологической и семантической структуры слова, сходны с теми, которые характеризуют освоение просторечием иноязычной лексики вообще. Вместе с тем наблюдаются и такие изменения, которые характерны для просторечной обработки именно специального термина. Речь идет прежде всего об изменениях в семантике слова.

Одно из таких изменений, наиболее специфичное и яркое, можно кратко охарактеризовать как персонификацию свойства. Суть его заключается в следующем.