Наш Современник, 2005 № 02 - Журнал «Наш современник»

31 октября, среда. Самое тяжёлое в моём существовании — это так называемая «светская жизнь». Единственное её преимущество — можно решить что-то, выбрав нужного человека в толпе приглашённых гостей. Такую жизнь приятно вести, когда ты надеваешь хорошо отутюженный пиджак из рук горничной и начищенные ботинки (чтобы чистил их тоже кто-нибудь, специально для этого предназначенный) и, отдохнувший и свежий, едешь для того, чтобы, как принято говорить, пообщаться. Более уродливого слова я не знаю, меня возмущает, когда его употребляют министры, общественные деятели, деятели литературы и искусства.

И вот я «общался» с послом Ирландии г-ном Джеймсом Шарки.

Посол — крупный курчавый мужик с огромным опытом разговоров. Говорили о современной ирландской драматургии, о театре, театрах «Но» и «Кабуки». Посол когда-то работал в Японии; вспоминали Бэкета, Джойса… Ну, по большому счету, всё это вообще, кроме посла, знал по-настоящему только я. Поэтому, очень осторожно врубившись в разговор, я что-то там наговорил. Для меня были две интересные мысли, которые я вынес: мысль о мёртвых, которые соседствуют рядом с живыми, мысль не вполне христианская, но мне чрезвычайно близкая. Кстати, собрались мы как раз в день Хеллоуина. Мысль эта отражала некую борьбу христианского и кельтского начал. Я думаю, что знаменитые ирландские писатели — а их много, и мы их часто относим к английским писателям, — так вот эти ирландские писатели все-таки эту самую Англию и ее привычки описывали как-то по-другому, нежели англичане. Здесь было собственное видение и, полагаю, некоторый момент отталкивания. Под характером, под разумом, под образованием, под любовью к английской культуре у ирландца всегда есть какая-то мысль о своей, в общем-то давно порабощённой, родине. Может быть, я и не прав. Посол проговорил с нами два часа вместо положенного часа. Мы еще в гостиной выпили кофе.

Теперь ланч: что-то вроде между завтраком и обедом, в лёгком варианте.

Было четыре бокала: для воды, шампанского, белого вина и красного вина. Что касается меня, всё выпитое мною имело чисто символическое значение. Гвоздем ланча были блинчики-трубочки, в которые был заложен рыбный, из кеты или сёмги, фарш. Потом две горничные, похожие на тени, обнесли всех блюдом с мясом, картофельными шариками, молодой фасолью и морковкой, на каждого по два прозрачных ломтика, по два картофельного ореха и чуть-чуть овощей. Прелестный десерт — немного мороженого, какая-то скоблянка из фруктов, а также немного меду и, кажется, варенья. Для десерта были приготовлены разнообразные вилки. Посол взял одну, и все мы дружно последовали за ним.

9 ноября, суббота. Сегодня вовсе не собирался садиться за компьютер, не вдохновили меня даже вчерашние посиделки деятелей культуры на канале «Культура». Вот тут и начинаешь жалеть, что нет ЦК КПСС и его идеологического отдела. Экран показывал — за исключением Мордюковой и Золотухина — почти сплошь лиц еврейской национальности. ЦК хоть смотрел за процентным соотношением, разбавляя привычную тусовку русскими лицами. Не вдохновила бы меня и передача Познера по поводу регистрации русской национально-державной партии. Здесь сидели Боря Миронов, Севастьянов — ребята боевые и говорили о засилии «жидов». Слово не вполне корректное, и здесь нечего ссылаться на опыт прошлого века русской литературы. Но каковы редакторы передачи, для подтверждения они пригласили не доктора, скажем, Скворцова, а доктора Крысина — знают, кто чем дышит. Познер все время пытался провести параллель между людьми, которые беспокоятся за угнетение русских, и фашизмом в Германии. Все это довольно коряво, и мне кажется, именно позиция Познера, с ее жесткой проеврейской идеологией, способна вызвать антисемитские настроения. Лучше бы все это и не начиналось.

2 декабря, понедельник. К четырем часам, с букетом роз, которые мне подарила бабушка Кати Поляковой, с премией в пять тысяч рублей в кармане и с томом моих «Дневников» (подарки), я отправился на Комсомольский, где в Большом зале состоялось чествование Станислава Куняева. Это всё было почти идеально организовано, хороший стол, напитки, и опять я должен был всё это терпеть перед своими очами. Как же всё это пахло! Народу было не менее ста человек, лица все знакомые, вплоть до губернатора Калужской области и приехавшего на это чествование Г. А. Зюганова. Он как раз очень интересно говорил. Рассказал байку об одном бизнесмене, сделавшем золотые часы с изображением крейсера «Аврора», их С. Ю. Куняеву и передарили, а байку продолжил: дескать, он, Зюганов, просил потом у этого предпринимателя денег, чтобы построить маленькую подводную лодку, которая могла бы войти в Москву-реку и стать со своими торпедами насупротив Кремля… О Куняеве все говорили хорошо и искренне. Мне немножко удалось поговорить с В. Г. Распутиным. Ушел сразу после выступления Нефедова, тот читал стихи, одно из них, первое, где он играет именами поэтов, было довольно замечательным, стих-метафора.

5 декабря, четверг. В ресторане «Ренессанс», на Олимпийском проспекте, в 19.00 состоялось оглашение «Букера». «Оглашение» — это почти моя описка, но какая хорошая, хотя в данном случае, может быть, и не совсем справедливая. «Букера» получил Олег Павлов. Еще при входе я встретил Володю Маканина, без прежней суровости, даже какого-то просветленного, и сразу догадался — Олег Павлов. «Ты что такой радостный, Володя?» — «Я доволен результатами выбора». Рядом с Володей стоял очень кислый Андрей Волос. Собственно, скорее по Волосу я понял, что «Любовь к отеческим гробам» не прошла и впереди Павлов. За столом я сидел вместе с Волосом и с, как всегда достаточно отчужденной для людей не своей стаи, Ириной Прохоровой. И вот Андрей, когда уже результат был объявлен, сообщил тайны жеребьевки: 4,5:1,5. Я сразу сказал: «Один голос за Мелихова был Тани Бек?» Так оно и оказалось. Я давно подметил, с возрастом именно в женщинах острее возникает национальный, поверх объективных барьеров, экстремизм. Я запомнил её интервью об интересе к жизни «полукровок» в России. Меня же интересует не русское происхождение, а русское национальное начало. В первую очередь это приоритет морали над правом, внутренней справедливости над правилами, духа над материей. Скорее всего, я сам — идеалист, верящий в классовую борьбу и социальную идею.

6 декабря, пятница. В десять часов должен начаться ежегодный Совет ректоров. Можно ехать и без портфеля, все равно какую-нибудь сумку или портфель дадут там. Сегодня «Вести» ошарашили: Путин, прилетевший ночью из Киргизии, будет присутствовать на Совете…

Первым начал Путин. Он стал очень талантливо, может быть, талантливее всех предыдущих, читать с листа, поднимая глаза и иногда что-то импровизируя. Человек он острый, и здесь можно было бы вспомнить Николая II, который на встрече, кажется, с казачьими старшинами, ещё молодым человеком, читал свою речь с написанного помощниками листка, заглядывая в собственную папаху, где бумага с этой речью притаилась… Путин говорил, естественно, о терроризме, а также о едином государственном экзамене, который не решит проблем сближения образования и науки. В частности, сказал о том, что скорость изменений в мире нарастает от поколения к поколению, что настало время, когда учиться надо всю жизнь. Назвал наше российское образование самой экономически ёмкой отраслью. Но это не всё. Самое любопытное — это реплики, которые, как бы споря, он произносил потом, после докладов Садовничего и Федорова.

В. А. Садовничий, который выступал после В. В., прочитал, как и всегда, прекрасный и мудрый доклад, его, наверное, напечатают. Практически, это был большой ликбез по состоянию дел в образовании, и в первую очередь не для ректоров, а для главы государства. И я кое-что из этого доклада записал себе в блокнот. «У нас 3200 вузов»… «вернуть образованию изначальный смысл». Садовничий говорил об огромных прорывах науки. Говорил он о невероятно мощных компьютерах, которых насчитываются единицы во всем мире, о сообщениях, принятых на основе квантовой связи, которые нельзя дешифровать. Есть в этом докладе и такие фразы: «Уже подготовили менеджеров больше, чем инженеров». «Ежегодно обновляются 5 процентов фундаментальных знаний». «О снижении уровня гуманитарных наук». Вместо целого ряда предметов придумали обществоведение. Как я здесь с В. А. согласен. О так называемой перегрузке наших учеников. Было проведено независимое исследование этой самой нагрузки: 1222 часа — в мире, 780 — у школьников в России. О странности и необоснованности так называемого рейтинга вузов.

Отдельно Садовничий выделил проблему единого экзамена (ЕЭ), он к этому экзамену относится, видимо, плохо. Абсолютизация ЕЭ. «Не получилось бы так, что сдавший ЕЭ не сможет учиться на первом курсе». Это стрела в сторону министра Филиппова, сидящего тут же, в президиуме. Достаточно остро говорил В. А. о некоем докладе, подготовленном профессором Ясиным, как бы уже подсчитавшим экономию, которую принесет ЕЭ бюджету. Более двухсот известных профессоров и учёных страны подписали письмо против введения единого экзамена. «У нас не знают, как включать электричество, но знают, как его отключать». Говорил В. А. о необходимости прозрачности системы аккредитации и рецензирования. Я для себя перевёл, что Садовничий говорил о взятках, лоббировании и проч. и проч. Это мы проходили. «В Москве 80 факультетов и институтов, где готовят юристов. У нас нет столько ученых, для того чтобы во всех этих местах прочитать лекции». Говорил о табели о рангах. Говорил о том, что фундаментальная наука — это не рыночное производство, астрономию, например, нельзя делить на рыночную и нерыночную. Привел эпизод с Фарадеем, который показывал в присутствии короля опыты, связанные с магнетизмом. Один из придворных спросил: зачем вы занимаетесь такой ерундой? Фарадей будто бы ответил: «Может быть, в будущем с этой „ерунды“ вы будете взимать налоги». Несколько позже, когда Садовничий закончил доклад, Путин по поводу Фарадея отшутился: «Мы в этом не виноваты!»