Невинное развлечение - Джулия Куин

Бедняжки. Оливия предполагала, что все они должны были заниматься музыкой, хотели они того или нет. Нельзя было допустить, чтобы вдруг кончились виолончелистки, при этом две девушки выглядели такими худосочными, что создавалось впечатление, что они еле удерживают в руках свои инструменты.

«Мне бы понравилось играть на музыкальных инструментах, если бы у меня был талант, — подумала Оливия Бевелсток. — Например, на флейте. Или флейте-пикколо. Или тубе».

Приятно было бы играть на нескольких инструментах и время от времени предпочитать то один, то другой инструмент.

Единственные музыкальные инструменты, каких она точно никогда не выбрала бы, — это струнные, поскольку даже если бы ей удалось превзойти достижения кузин Смайт-Смитов, ее игра все равно звучала бы как мычание умирающей коровы.

Однажды она уже попробовала учиться игре на скрипке. Ее мать сразу же приказала убрать инструмент из дома.

Если задуматься, то и петь Оливию тоже редко приглашали.

Она предполагала, что у нее есть другие таланты. Она довольно прилично писала акварелью и редко терялась в беседе. А если у нее нет таланта к музыке, то по крайней мере никто не заставляет ее раз в году выходить на сцену, чтобы терзать уши излишне доверчивых или непосвященных.

И даже тех, кто не совсем непосвящен. Оливия оглядела комнату. Она знала почти всех. Они не могли не знать, что их ждет. Музыкальный вечер Смайт-Смитов был ритуалом. Его надо было соблюдать, потому что…

Да, хороший вопрос, подумала Оливия. Но на него, очевидно, нет ответа.

Оливия снова заглянула в программку, хотя прочитала ее уже три раза. Бумага, на которой она была напечатана, была желтоватого цвета и, казалось, сочеталась с шелком ее платья. Сначала она хотела надеть свое новое платье из голубого бархата, но потом решила, что веселенький желтый цвет будет более уместен. Хотя, как оказалось, он не отвлек ее от скуки вечера. К тому же она уже не была уверена, нравится ли ей кружевная отделка, и…

— Он здесь.

Оливия подняла глаза от программки. Мэри Кэдоган усаживалась на соседнее место, которое было предназначено для матери Оливии.

Оливия собиралась спросить у Мэри, кого она имела в виду, но в это время музыканты начали настраивать свои инструменты.

Она вздрогнула и посмотрела на импровизированную сцену, чтобы понять, откуда идут эти ужасные звуки. Она увидела жалкое выражение лица скрипачки и отвела взгляд.

— Ты меня слышала? — спросила Мэри, касаясь ее руки. — Он здесь, твой сосед. — Глядя на непонимающее выражение лица Оливии, она практически зашипела: — Сэр Гарри Валентайн.

— Здесь? — Оливия непроизвольно сжалась.

— Не смотри.

— Зачем он здесь? — шепотом спросила Оливия.

Мэри расправляла свое платье цвета лаванды, в котором ей явно было неудобно.

— Не знаю. Возможно, он приглашен.

Да, наверное, так оно и есть, потому что никто в здравом уме не придет на этот ежегодный концерт без приглашения. Даже при самом тактичном описании этого действа оно было оскорблением слуха.

Хорошо бы на один вечер оказаться глухой.

Что здесь делает сэр Гарри Валентайн? Последние три дня Оливия провела за задернутыми занавесками, всячески избегая всех окон, выходящих на южную сторону дома. Она не ожидала увидеть его здесь, потому что знала, что сэр Гарри не выходит в свет.

И скорее всего человек, который проводит столько времени за письменным столом, как он, наверняка обладает достаточным умом, чтобы не выбрать для выхода в свет именно концерт Смайт-Смитов.

— А раньше он посещал подобные мероприятия? — тихо, одними уголками губ и глядя прямо перед собой, спросила Оливия.

— Не думаю, — шепотом ответила Мэри, тоже глядя перед собой. Потом она слегка наклонилась к Оливии, пока их плечи не соприкоснулись. — С тех пор как он появился в городе, он присутствовал на двух балах.

— А в опере?

— Ни разу.

— А на этих бегах в парке, на которые все съехались в прошлом месяце?

Она скорее почувствовала, чем увидела, как Мэри покачала головой.

— Не думаю, но я не уверена. Мне не разрешили туда ехать.

— Мне тоже, — пробормотала Оливия.

Уинстон, разумеется, рассказал ей про эти бега, но без подробностей, которые ей как раз были очень интересны.

— Он проводит много времени с мистером Греем, — продолжала Мэри.

Оливия в изумлении похлопала ресницами:

— С Себастьяном Греем?

— Они кузены.

Оливия перестала притворяться, будто не разговаривает, и посмотрела на Мэри:

— Сэр Гарри Валентайн кузен Себастьяна Грея?

Мэри чуть пожала плечами:

— Так все говорят.

— Ты точно знаешь?

— Почему тебе так трудно в это поверить?

— Сама не знаю.

Все же что-то в этом было. Она знала Себастьяна Грея. Как, впрочем, и все. Именно поэтому было так странно слышать, что он дружен с сэром Гарри, который, насколько было известно Оливии, покидал свой кабинет только для того, чтобы поесть, лечь спать или избить Джулиана Прентиса.

Как она могла забыть про Джулиана Прентиса! Оливия выпрямилась и незаметно — в этом у нее была немалая практика — оглядела комнату.

Однако Мэри сразу же поняла, что она делает.

— Кого ты высматриваешь? — прошептала она.

— Джулиана Прентиса.

Мэри округлила глаза:

— Разве он здесь?

— Не думаю. Но Уинстон рассказал мне, что все было не так уж страшно, как мы предполагали. Джулиан был настолько пьян, что сэр Гарри мог бы сбить его с ног, даже если бы просто на него дунул.

— Если не считать синяка под глазом, — напомнила Мэри, которая всегда больше всего внимания обращала на детали.

— Дело в том, что сэр Гарри его не избивал.

Мэри сделала секундную паузу перед тем, как решить, стоит ли ей продолжать. Она глянула по сторонам, потом почесала место, где жесткое кружево уперлось ей в ключицу.

— Между прочим, твой брат здесь?

— Нет, слава Богу.

Уинстон довольно правдоподобно разыграл больного и улегся в постель. Ему удалось настолько одурачить мать, что она велела дворецкому проверять состояние сына через каждый час и доложить ей, если ему станет хуже.

В результате вечер для Оливии был не омрачен. Из достоверных источников ей было известно, что после концерта должен был состояться бал. Что ж, он пройдет без участия Уинстона Бевелстока.

Возможно, таковым было истинное намерение ее матери, решившей поверить в болезнь Уинстона.

— Знаешь, — пробормотала Оливия, — чем старше я становлюсь, тем больше я восхищаюсь своей матерью.

Мэри бросила на Оливию взгляд, полный удивления: