Забытый брак - Мелани Милберн

Эмелия умылась, с вожделением поглядывая на огромную гидромассажную ванну. До ужина оставался час. Соблазн провести его в горячей воде среди ароматной пены был слишком силен.

Вода расслабила ее постоянно ноющие от стресса мышцы, а запах медуницы напомнил жаркие ленивые летние месяцы ее австралийского детства. Впервые со дня выхода из комы Эмелии стало спокойно и легко.

Но вслед за воспоминаниями об Австралии пришли мысли о Питере. Эмелии было трудно представить его лежащим в холодной могиле, когда всего несколько дней назад — по ее персональному летоисчислению — они пили кофе перед последним концертом сезона в отеле. Полиция сказала, что Питер гнал как сумасшедший, но Эмелии в это не верилось. Он был очень осторожным водителем и ненавидел лихачей с тех пор, как подростком потерял в аварии близкого друга. А теперь и она могла представить, что он пережил. За время их знакомства Питер не раз намекал, что хотел бы выйти за рамки платонических отношений, но Эмелия привыкла воспринимать его как брата, она не чувствовала к нему влечения. В отличие от нее Питер, как мужчина, никогда не сталкивался с проблемой отсутствия искры. Он охотно флиртовал с посетительницами отеля и легко утолял сексуальный голод с незнакомками.

Эмелия поежилась, вспомнив о незнакомце, который называл себя ее мужем. Она видела неприкрытое желание в глазах Хавьера, оно горело там словно раскаленные угли. Испанец не делал секрета из намерения овладеть ею. Вопрос состоял не в том, сделает ли он это, а в том, когда он это сделает.

Она посмотрела на свои груди с круглыми розовыми сосками, едва прикрытыми радужной пеной. Молодую женщину все еще потряхивало от возбуждения при мысли о том, как Хавьер ласкал ее в библиотеке. Чтобы охладить неуместный пыл, Эмелия задержала дыхание и скользнула под воду…

Хавьер постучал в дверь ванной, но не получил ответа. Внутри было тихо. Слишком тихо. Он не слышал даже плеска воды.

Зрелище, представшее его взору, когда он вошел, заставило испанца похолодеть. Стройное тело Эмелии вытянулось на дне ванны, глаза были закрыты.

— Эмелия! — Едва не окунувшись лицом в пахнущие медом пузыри, он подхватил жену под мышки и выдернул ее на поверхность, расплескав воду по всей ванной.

Молодая женщина взвыла от неожиданности и яростно уставилась на мужа через занавесь влажных, похожих на водоросли волос.

— Что ты делаешь?!

— Я подумал, ты потеряла сознание, — объяснил Хавьер. — Ты могла упасть и удариться головой.

— А ты мог бы постучать, прежде чем врываться. — Эмелия снова сползла под воду, закрывая грудь одновременно и руками, и коленками.

— Я стучал. — Он вышел из лужи, в которой стоял, с тоской поглядел на мокрые штаны и рубашку. — Ты не ответила.

— Ты не имеешь права входить сюда без моего разрешения.

Хавьер насмешливо поиграл бровью.

— Небольшая черепно-мозговая травма превратила тебя в пуританку, неужели, Эмелия? Не так давно ты бы с радостью подвинулась, давая мне место рядом. Хочешь знать, чем мы занимались в этой ванне?

— Я хочу, чтобы ты убрался. — Эмелии показалось, что вода вокруг нее в единый миг стала ледяной.

Испанец постоял молча, слушая, как с влажным шепотом гибнут охранявшие ее скромность пузыри. Он чувствовал напряжение жены, которая тоже понимала: еще немного, и хрупкое одеяло пены растворится, открыв ее взгляду мужа.

Несмотря на предательство Эмелии, ее близость каждый раз наполняла его тело восторгом. Раскаленная кровь ринулась к паховым областям так стремительно, что испанец чуть не застонал, поняв, на какую пытку обрек себя, решив держать дистанцию. Желание обладать ею всегда было его слабостью, единственным уязвимым местом в его броне.

Как только Хавьер услышал, как ее маленькие пальчики бегают по клавишам фортепиано в банкетном зале лондонского отеля, что-то в его душе сместилось окончательно и бесповоротно. Эмелия подняла глаза, промахнулась мимо клавиши, встретив его взгляд. Хавьер улыбнулся — и с этого момента она принадлежала ему.

Он посмотрел на скорчившуюся в ванне жену, гадая, догадывается ли она о войне, которая бушует в его голове и сердце? Эмелия вела себя с ним осторожно, что было объяснимо, раз она его больше не узнавала. Но Хавьер чувствовал сексуальный подтекст взглядов жены. Скоро, совсем скоро Эмелия окажется в его постели, только сумеет ли податливость ее тела избавить его от гнева, вызванного ее изменой?

— Хорошей жене не пристало выставлять мужа из его собственной ванной, — нарушил испанец гнетущую тишину.

— Мне… наплевать, — пробормотала Эмелия, сопроводив слова едва слышным стуком зубов.

Хавьер снял с вешалки банное полотенце и протянул его в сторону жены, но так, чтобы она не могла дотянуться до него из сидячего положения.

— Тебе пора вылезать. Ты замерзла.

— Я не вылезу, пока ты не уйдешь.

— А я не уйду, пока ты не вылезешь.

Эмелия сверкнула глазами, скрючила пальцы и зашипела на него, как разъяренная кошка:

— Зачем ты это делаешь? Как можно быть таким… животным?

— А что тебя так беспокоит, querida? Я видел тебя голой тысячу раз.

— Наверное. Но сейчас все иначе. Ты сам знаешь.

Он подошел ближе и развернул полотенце:

— Не глупи, Эмелия. Ты вся трясешься от холода.

Бросив на него еще один убийственный взгляд,

Эмелия вскочила, цапнула полотенце и кое-как в него завернулась, но Хавьер успел увидеть все, что хотел: длинные ноги, изящные руки, высокую маленькую грудь с розовыми сосками. Этому точеному телу могли позавидовать королевы подиумов, а в Хавьере оно подняло такую гормональную бурю, что он едва удержался от того, чтобы не наброситься на жену. Сколько раз он вкушал душистый мед ее объятий, сколько раз погружался в нее, поднимаясь до высот экстаза, которых не мог достичь ни с кем другим! Вместе с тем Хавьер никак не мог избавиться от мучительных мыслей о том, как у Эмелии все было с ее любовником. Отдавалась ли она Питеру с такой же лихорадочной страстью, шептала ли слова любви, пока они оба парили в облаке посткоитального счастья?

— Тебе нет смысла стесняться меня. Я знаю каждый сантиметр твоего тела, а ты знаешь каждый сантиметр моего.

— Я бы хотела остаться одна, — сказала она. — Я плохо себя чувствую.

— Почему ты сразу не сказала? — Хавьер свел густые брови. — Что у тебя болит? Голова? Доктор сказал, после таких травм часто бывают мигрени…

— Это не мигрень, просто что-то дергает над глазом. И меня подташнивает.

Хавьер задушил вскипевшую в душе ревность, напомнив себе, что теперь Эмелия снова принадлежит ему. Его соперник мертв. Им вдвоем предстоит заново научиться жить вместе после того, что случилось.