Маскарад любовных утех - Дарья Донцова

Кондитер налила в мою чашку чаю.

– Понимаете, Лампа? Рыба Соколову распрекрасно знает, вот и использует ее. Марина к любому человеку ключик подберет, она знатный манипулятор. И к вам попытается в душу влезть.

Калинина взяла свою чашку и начала пить.

– Уже пообщалась с Бородулиной, – вздохнула я. – Шла к вам и столкнулась с Мариной. Она меня к себе в гости зазывала, обещала рассказать, почему не надо в угловой комнате гостевого дома спальню устраивать. Про каких-то призраков упоминала.

Зинаида отставила пустую чашку.

– Лучше с Рыбой не контачить. Здрассти – до свидания, и конец. Она к вам в гости ходить будет, в лучшие подруги набьется, и получите дерьмо полным ведром. Коренных «кротовцев», тех, кто в поселке со дня основания живет, осталось мало: Света, Марина, Ирина Леонидовна, я, ну и еще несколько человек. Горская сюда с мужем приехала. Тот стоматологом был, зубы всему начальству «НИИгосстройгоротоннеля» лечил, потому и получил участок в барской зоне.

– Барская зона? – переспросила я. – Что это такое?

Глава 11

Зина показала на блюдо:

– Ешьте ватрушки, вкуснее ни у кого не найдете… Если посмотрите на план поселка, вам станет ясно: он поделен главной, самой широкой улицей на две неравные части. В левой участки получило руководство треста и землю под строительство дач себе выделило не скупясь, у каждого оказалось по гектару. К тому же территория, где поселились высшие чины, лесная. Кооператив «Крот» был основан в советское время, и чтобы боссов не обвинили, что они присвоили огромную площадь, а рабочему люду показали фигу, директор предприятия «НИИгосстройгоротоннель» выделил участки и простому народу.

– Не совсем уж простому, – поправила Светлана.

– Твоя правда, – согласилась Зинаида. – Будущих владельцев фазенд отбирали тщательно. Мой отец служил мастером в цеху сборки. Папа не пил, не курил, матом не ругался, любил маму, обожал меня, считался передовиком производства, его портрет постоянно висел на Доске почета. Разумеется, отец был членом КПСС, считался, как тогда писали в характеристиках, политически грамотным, морально устойчивым. Его посчитали достойным соседом начальства, и нашей семье выделили землю в той части «Крота», которую прозвали «крестьянской». Дали ему двадцать соток, и на фоне шести, которые получали тогда москвичи, это казалось огромным владением.

Калинина бросила взгляд на подругу и продолжила:

– Светкины родители оба работали в цеху, отец на конвейере, мать на покраске готовых форм. Семья Соколовых была, как и моя, со всех сторон положительная. Им тоже нарезали два десятка соток. Денег особых у наших родителей не было, они возвели маленькие домики. В «крестьянской» части «Крота» лес не рос, там было поле и громадный овраг, превращенный жителями деревни Мишкино в помойку. «Крестьяне» долго вывозили мусор, засыпали канаву, сажали деревья. У «бар» таких проблем не возникало, им, как я уже говорила, достались ели-сосны, и они выстроили кирпичные двухэтажные особняки, куда провели воду и газ, коммуникации протянули через Мишкино. Когда рабочие начали роптать и спрашивать, почему же к ним не проложили трубы, Василий Петрович Бородулин, председатель дачного кооператива, отец Маринки, спел им песню про технические трудности, не позволяющие «крестьянам» пользоваться благами цивилизации. Устроить открытый бунт работяги побоялись, им пришлось носить воду ведрами и покупать газ в баллонах. Папаша Рыбы был парторгом завода, по советским временам это даже круче, чем директор. Маринка вела себя как принцесса, дружила исключительно с ребятами из семей руководства треста, мимо остальных проходила, гордо вскинув голову. Помню, когда нам в первый год проживания в поселке устроили в местном клубе новогоднюю елку, Марина вырядилась во все лучшее, нацепила на себя мамашины драгоценности, вошла в зал, оглядела присутствующих и громко сказала: «Папа, я думала, здесь только свои будут. Зачем нам дети из оврага?» Мы были школьниками, но отреагировали не по-детски, большинство ребят, услышав ее слова, собралось покинуть зал. А Степан Локтев посмотрел на обескураженного Василия Петровича и заявил: «В нашей стране все равны. Я завтра пойду в ЦК ВЛКСМ и расскажу, как дочь парторга высказалась о детях пролетариев». Степа был комсоргом школы, этакий Павел Корчагин, он знал, что и кому сказать. Бородулин, поняв, что хамство дочери может дорого ему стоить, стал умолять всех остаться, а затем увел Маринку домой. На следующий день Рыба в сопровождении отца обошла дома «крестьян» и перед всеми извинилась. Но дружбы между нами не возникло, Марина по-прежнему считала ниже своего достоинства общаться с плебсом.

– Магазин в поселке был всегда, – подхватила нить рассказа Светлана. – Но если хорошие продукты завозили, очередища там змеилась – жуть! Один раз стоим мы с Зиной за майонезом – перед Первомаем дело было, в салаты заправка нужна. Два часа куковали, почти до прилавка дошли, и тут продавщица кричит: «Осталось десять банок, даю по одной в руки!» Мы третьими оказались, обрадовались – нам точно хватит. Вдруг появляется Марина, обходит всех и велит продавщице: «Папа меня за майонезом прислал, надо пятнадцать банок». – «Десять всего осталось», – пролепетала торговка. «Плохо, рассердится на вас отец. Ладно, давай сколько есть», – скомандовала Рыба.

Я отхлебнула чай.

– Мда, нечего сказать…

– И все взрослые промолчали, – добавила Света. – Потому что Бородулин любому сотруднику предприятия мог капитально жизнь изгадить. Школьник Степан оказался смелее рабочих.

– Потом времена изменились, – продолжала Зина, – НИИ и завод закрылись, руководство осталось не у дел, и стали они участки продавать. Мы со Светкой замуж за простых парней вышли, ее муж вообще детдомовец, но в конце девяностых наши мужики бизнесом занялись и весьма преуспели. Я с семнадцати лет кондитером работала, Света портнихой. А сейчас у меня сеть пекарен, у Сорокиной три ателье, но основные деньги мужья в семью приносят.

– Убогие домики давно снесены, – подхватила Светлана, – теперь у нас многоэтажные особняки со всем необходимым. А вот Рыбе не повезло. Отец ее за сына замминистра выдал, это раньше круто было. Нам-то с Зиной не удалось высшее образование получить, родителям помогать пришлось, а Марина МГУ закончила, филологический. И что в конце концов вышло? Свекра Рыбы на пенсию отправили, муж пить начал и умер от алкоголизма. Сейчас Бородулина в школе неподалеку работает. Переехала из родительского особняка в «крестьянскую» часть, нынче у нее коттедж из трех комнат и десять соток. Мораль: не плюй в тех, кто ниже тебя на ветке сидит, – когда с вершины падать будешь, мимо оплеванного полетишь. Нас с Зиной она ненавидит. И всех, кто, по ее мнению, счастливо живет, тоже. При виде Ирины Леонидовны ее прямо крючит. Горская, в отличие от Маринки, свой старый особняк сохранила и участок.

– Ирина Леонидовна хороший, добрый человек, – подхватила Зина, – вечно всем помочь стремится, настоящая фея нашего поселка.

– И дядя Миша такой был, – сказала Света. – Он зубы всем лечил, людей на черных-белых не делил. Мне пломбу поставил и шоколадку подарил за то, что не плакала. Правда, я его плохо помню, доктор давно умер. Интересно, на что тетя Ира живет? Где деньги берет?

– Пенсию получает, – пожала плечами Зина.

Подруга рассмеялась.

– Ну ты даешь! Пенсия копеечная, ее даже на коммуналку не хватит. А еще надо покушать, одеться. Горская всегда с маникюром-педикюром, голова уложена.

Зинаида сдвинула брови.

– Вообще-то не наше дело, кто где деньги на жизнь берет. Но ты же знаешь и про подарки, и про склад. Ирине Леонидовне харчей и всякой ерунды на сто лет хватит.

Светлана захихикала.

– Точно! Горскую все любят, поэтому ей потихоньку помогают, приносят кто фрукты, кто конфеты, кто колбаску. А еще у нее есть нычка!

Калинина подлила мне чаю.

– Ирина Леонидовна запасливая белочка. Ее муж лечил многих нужных людей, в том числе директоров гастрономов. Горская заходила в те магазины с черного хода, и ей давали, ну, например, два ящика хороших макарон.

– Или тушенки, – подхватила Света. – А тетя Ира, как хомячок, все это в норку свою тащила. И хранила. Она до сих пор пользуется тем, что фиг знает когда запасла. Ой, не могу! В прошлом году она пришла ко мне на день рождения и подарила набор: мыло и духи «Красная Москва». На коробочке стояла дата выпуска – «1985 год». И что интересно, мыльце чудесно пенилось, а парфюм сохранил аромат.

Я улыбнулась.

– Мне Горская презентовала растворимый кофе из тех же времен.

Соколова расхохоталась.

– У нее и стройматериалы есть. Вера Звонкова ремонт в доме делала, стилизацию под шестидесятые годы двадцатого века. Она Горской пожаловалась, что никак нужную плитку найти не может. Вроде ее тогда называли «кабанчик», узенькие такие прямоугольнички, черные. Таких сейчас тьма, но Звонковой хотелось не просто похожие, а настоящие. И что вы думаете? Тетя Ира на следующий день три ящика ей приволокла, на крышках написано: «Изготовлено в СССР, срок годности не ограничен». Но все равно я не пойму, откуда у нее средства? Ладно, еду ей дарят, плюс она запасы использует. Но компьютер! Она очень дорогой купила. Саша сказал, самый навороченный вариант.