ЗАГОВОР ГОРБАЧЕВА И ЕЛЬЦИНА: КТО СТОЯЛ ЗА ХОЗЯЕВАМИ КРЕМЛЯ? - Александр Костин

С уходом десантников генерала Лебедя, штурма Белого дома не последовало, хотя напряжение час от часу нарастало, поскольку служба охраны президента России располагала полной информацией о действиях военных.

Продолжим цитирование А. Коржакова:

«Самой страшной оказалась вторая ночь (с 20 на 21 августа. — А. К.). Приходили офицеры КГБ, предупреждали нас о грядущем штурме по телефону. Даже с «Альфой» мы поддерживали связь. Бойцы группы сообщили, что сидят в полной готовности и ждут приказа.

Накануне я рассказал президенту о предложении американцев (о возможности предоставления президенту политического убежища. — А. К.).

— Борис Николаевич, если что-то произойдет, я вас разбужу. У нас два пути. Либо спуститься в подвал и выдержать несколько дней осады. Потом мы там сами, без посторонней помощи погибнем. Либо поедем в американское посольство. В нем можно скрываться долго и всему миру рассказывать о событиях в России.

Ельцин выслушал мои доводы и произнес только одно слово:

— Хорошо.

Я его ответ истолковал так: как решите, так и поступим»[400].

В ту ночь они приготовились к последнему и решающему бою. Даже человеку несведущему в военной науке было ясно, что любое сопротивление бессмысленно.

Первым не выдержали нервы у предсовмина Силаева. Он распустил по домам работников аппарата и трагическим тоном объявил Ельцину, что пусть лучше его возьмут дома, чем он погибнет в кровавой мешанине. «Сегодня ночью с нами будет покончено, — воскликнул отважный премьер. — Прощайте!»

Это малодушие Ельцин припомнит Силаеву очень скоро: уже через месяц его отправят в отставку…[401]

Решающую ночь Борис Николаевич провел в своем кабинете. На случай штурма был разработан план его срочной эвакуации в американское посольство, расположенное неподалеку. Американцы даже специально держали открытыми задние ворота, но Ельцин в последний момент от спасения отказался.

Когда раздались первые выстрелы, президент крепко спал прямо в одежде. Он даже ничего не успел понять, как Коржаков растолкал его и, спустив на лифте в гараж, посадил в машину.

«И тут Ельцин спрашивает:

— Подождите, а куда мы едем?

Видимо, только сейчас он окончательно проснулся.

— Как куда? — удивился я. — Американское посольство. Двести метров, и мы там.

— Какое посольство?!

— Борис Николаевич, я же вам вчера докладывал, что у нас есть два пути: или к американцам, или в свой собственный подвал. Больше некуда.

— Нет, никакого посольства не надо, поехали обратно.

— Ну вы же сами согласились с предложением американцев, они ждут, уже баррикаду разгородили!!!

— Возвращаемся назад, — твердо заявил Ельцин»[402].

Максимум, в чем удалось его убедить, так это спуститься в бомбоубежище, где и провел он всю ночь до рассвета, снимая стресс излюбленным своим методом.

Пресс-секретарь президента Павел Вощанов признавался позднее, что именно в ту ночь окончательно принял для себя решение уйти в отставку.

«Люди искренне решили защищать демократию, своего президента. Сидели на ступенях, жгли костры. А там был накрыт стол, и Борис Николаевич с ближайшим окружением «расслаблялись», ожидая разрешения ситуации. Когда я увидел это — мне не по себе стало…»[403]

Впрочем, у Ельцина имелась уважительная причина. Он «расслаблялся», веря, что это — последнее в его жизни застолье.

И то, что остался он в Белом доме накануне обещанного штурма, поступок — надо признать — довольно отчаянный. Впрочем, другого пути у Ельцина попросту не оставалось. Если б в ту ночь он дрогнул и сбежал в американское посольство, бросив десятки тысяч своих сторонников на произвол судьбы, его политическая карьера на этом и закончилась бы. Продолжая революционные аналогии, в истории страны Ельцин навсегда остался бы вторым Керенским — только что без женского платья, хотя тот же Коржаков и предлагал загримировать его, приклеив парик и усы: «Я, кстати, недавно разбирал свои вещи и неожиданно нашел эти исторические усы с париком. Почти как новенькие.

Эту идею с гримом я почерпнул когда-то из фильмов про Ленина. Подумал: вдруг нам тоже придется уходить от слежки. У знакомых артистов взял театральный набор. У меня были с собой 34 парика и всевозможные накладные усы: висящие, торчащие. Но Ельцин их ни разу так и не примерил»[404].

Б. Ельцин и сам упоминает об этом театральном реквизите: «Почти все, находившиеся в Белом доме, понимали, что по логике вещей, штурм должен быть. Штурм был просто необходим этим проклятым путчистам…

Поэтому охрана собиралась спасать Президента. Я знал, что Коржаков придумывает один вариант за другим и отрабатывает каждый, пытаясь найти самый нужный… Например, я узнал, что он заказал для меня в гримерной театра на Таганке бороду, парик, усы…

…И внутри, и вокруг Белого дома у многих нервы не выдерживали. А кто-то просто не умел себя вести в подобной ситуации или не знал — как нужно. Были истерики. Было довольно много пьяных… Вообще любая толпа — вещь обоюдоострая. Мы пытались ею управлять, но не все ведь было нам подвластно. Я это понимал, и каждая минута ожидания давила на меня, как стопудовая гиря»[405].

Так, сидя за накрытым, ломившимся от коньячно-водочных бутылок, столом коротали эту последнюю ночь в Белом доме Ельцин со своими приближенными. Там, кстати, сидел Юрий Лужков со своей беременной женой.

Пропустили по рюмочке-другой. Вскоре от этого разомлел Гавриил Попов, пришлось дюжим молодцам подымать его наверх. А уборщица жаловалась, что с трудом отмыла помещение после визита Гавриила Харитоновича.

В Кремле обстановка была похожей. Не зря ведь руки дрожали у Янаева на пресс-конференции. И не только у него. Нервы не выдерживали, и гэкачеписты принимали «наркомовскую норму». Тем более что между ними начался раздор. Поздно вечером 19 августа Бакланов сел писать заявление Янаеву. В связи с неспособностью ГКЧП стабилизировать ситуацию в стране он считал свое дальнейшее участие в его работе нецелесообразным. Не дописав заявление до конца, пошел к Янаеву объясняться лично.

Не в своей тарелке чувствовал себя Язов, но к бутылке не прибегал, держался внешне спокойно, уверенно. На его стол ложились все новые и новые доклады из частей, округов.

Штаб ЗакВО информировал, что на территории округа распространяли тексты указов Ельцина, в то же время нет руководящих документов ГКЧП.

Решительных действий требовал командующий Приволжско-Уральским военным округом генерал-полковник А. Макашов, командиры ряда соединений, частей… Так, генерал-полковник А. Макашов 20 августа дал Язову такую шифровку: «Военный округ и войска Приволжско-Уральского военного округа, верные патриотическом долгу перед родиной, приветствуют и поддерживают действия Комитета.

Одновременно обеспокоены нерешительностью по отношению к Ельцину и его окружению.

Промедление смерти подобно»[406].

Знакомясь с сообщениями, маршал испытывал двойственные чувства. Вроде бы ждать у моря погоды негоже. Но что делать? быть решительнее, попытаться разогнать людей — неизбежны жертвы. Он видел: именно вокруг Ельцина группируются основные силы, противодействующие ГКЧП. Именно там эпицентр событий…

Крючков и Шенин переговорили с руководителями всех союзных республик, многих краев и областей. Их действия в основном поддержали. Одобрительно отозвались Назарбаев (Казахстан), Дементей (Белоруссия), Кравчук (Украина). Последний, кстати, даже сказал Крючкову, что он не исключает возможности введения чрезвычайных мер в западных областях республики, где обстановку считал настораживающей. В нормальном русле протекала жизнь в Ленинграде. Собчак же просто выжидал и, когда чаша весов пошла в сторону Ельцина, проявил завидную активность. Во всем Союзе не остановилось ни одно предприятие, ни один трудовой коллектив не вышел на митинг.

И Ельцин, и его сподвижники не раз писали и говорили о якобы планировавшемся штурме. Однако следствие и суд по делу ГКЧП подтвердили: вопрос о штурме Белого дома ни разу не обсуждался на заседаниях ГКЧП, никто этого вопроса даже не поднимал. На самом деле это не совсем так.

Тот же бравый генерал Лебедь, который покинул «свой пост» по охране Ельцина (фактически он был послан не Ельцина охранять в Белом доме, а Белый дом от окружавших его «ельцинистов». — А. К.), возвращается в Генштаб и сразу же садится чертить план захвата Белого дома, благо систему укреплений он видел собственными глазами. Согласно этому плану, фасад и правую часть здания должны были захватывать солдаты дивизии имени Дзержинского под прикрытием «Альфы», левую и тыльную — тульские десантники: то есть те самые защитники демократии, перешедшие якобы на сторону восставшего народа.

План Лебедя был мгновенно одобрен генералом Ачаловым и направлен на согласование в МВД. Ну а то, что не суждено ему было сбыться, вопрос — не к Лебедю, и уж тем более не к Грачеву…