Пробуждение барса - Анна Антоновская

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Картли румянится. Балконы раскрашены дешевой розовой, голубой и желтой краской. Изгороди выправляют согнутые ребра, улицы разглаживают морщины, площади покрылись красным песком, мосты вытягивают каменные спины. С плоских крыш свешиваются паласы, с темных перил — пестрые ткани. У низких дверей лежат медвежьи шкуры.

В кипучих зеркалах рек отражаются подрумяненные города и деревни.

В жилищах — спор, мольба, плач: сборщики вытаскивают отобранное имущество.

На базарах — крики, брань, угрозы: нацвали и гзири седлают чужих коней, режут чужих баранов, солят чужой сыр, жарят чужих птиц, пекут чужой чурек.

По встревоженным улицам скачут охрипшие гзири, нагайки высвистывают приказания.

Картли румянится. Торопится к радостной встрече с царем.

О нетерпении народа доносят гзири своему тбилисскому начальнику, тот в свою очередь начальнику царской охоты, начальник царской охоты — начальнику замка, начальник замка — Шадиману, Шадиман — царю.

Царь торопится. Приказывает казнохранителю наполнить кисеты. Казнохранитель призывает меликов. Мелики — нацвали, нацвали — старост амкарств и деревенских сборщиков. Кисеты наполнены.

Луарсаб торопится выполнить обычай предков и познакомиться с полученным царством. Шадиман под разными предлогами откладывает путешествие. Ему удалось блеском Метехи убедить Луарсаба в расцвете страны, но поездка по царству — другое дело.

По осторожному совету Баака Луарсаб весной назначил выезд. Шадиман разослал по городам и деревням верных людей.

В мае состоялся пышный выезд Луарсаба II. Царь с уважением прислушивался к тайным советам верного Баака и пригласил сопутствовать ему Арагвских Эристави, Ксанских Эристави, Мухран-батони, Саакадзе и ряд блестящих фамилий. А по желанию Шадимана — светлейшего Симона, Баграта, Джавахишвили, Реваза Орбелиани, Магаладзе и других приверженцев Шадимана.

Царица Мариам осталась в Метехи управлять царством.

Гульшари роскошным нарядом и многочисленной свитой затмила всех красавиц Картли. Напрасно, соперничая с ней, горделиво восседала Нестан на золотистом жеребце, подарке царя, сверкая на солнце золотыми косами и зелеными глазами.

Непобедимая Гульшари путем подкупа узнала цвет куладжи Луарсаба и оделась в малиновое, вышитое жемчугами платье.

Луарсаб гарцевал на белом коне. Белые цаги, украшенные яхонтами, белая папаха с горящей яхонтовой звездой, старинный меч с золотой рукояткой и драгоценный алмаз на мизинце дополняли изысканный наряд.

Одетая в желтые, розовые и голубые цвета, блестела свита царя. Каждый оглядывался по сторонам, стараясь незаметным толчком придвинуть своего коня поближе к царю.

Впереди, на расстоянии четверти версты, ехали телохранители в боевом порядке, за ними белая дружина, личная охрана Луарсаба, подобранная из верных людей Баака.

Луарсаб, окруженный светлейшими и владетельными князьями, прибывшими целыми замками, был весел и остроумен. Он с удовольствием думал о веселом путешествии по доброй Картли. Блестящий караван замыкали под начальством Цицишвили многочисленные дружины. Слуги с навьюченной одеждой на верблюдах и конях выехали заранее.

Саакадзе ехал рядом с Нугзаром и Зурабом. Эрасти — позади в числе телохранителей.

На голубом ковре весенних цветов остановка. В лесу, оцепленном дружинниками, разбиты пестрые шатры.

Получив тайное приглашение, Луарсаб углубился в лес.

У широкого дуба ждала Гульшари. Восхищенный царь смотрел на облако, колышущее золотые звезды, и ласково заинтересовался, зачем так таинственно лесная царица заманила его в царство надежд.

— Надежды, царь, не всегда в лесу растут, иногда и на аспарези.

— На аспарези растут надежды, а вблизи Гульшари — желания…

— Ты смеешься, царь?

— Нет, любуюсь! — Луарсаб властно привлек к себе Гульшари.

Она вырвалась, беспокойно оглядываясь.

— Скажи, царь, кого выберешь жемчужиной турнира?

Луарсаб подозрительно посмотрел на Гульшари: подослана мужем, желающим всенародно прослыть другом царя… Помолчав, ответил:

— Еще не подумал… Конечно, сердцем хочу тебя, но… открытое предпочтение может не понравиться Андукапару.

— Что ты, царь! Он очень хочет… — и, спохватившись, добавила: — Какой подданный пожелает иначе?

Луарсаб улыбнулся: к счастью, красота женщин не всегда равна уму, иначе бы мужчины совсем погибли, и вслух сказал:

— Знаю, каждый подданный стремится сделать царю приятное, но нехорошо злоупотреблять своей властью… До турнира далеко, прекрасная Гульшари, а до ночи совсем близко… Ну? Опять молчишь?

— Мне послышался шорох…

Действительно, Саакадзе нечаянно оступился за деревом и быстро скользнул в чащу, обдумывая слышанное. «Луарсаб не такая тупая шашка, как думают князья. Дорожит достоинством витязя и отбросит слишком зазнавшихся». Такое открытие сильно обрадовало Саакадзе. Конечно, Гульшари купит себе право на первенство в Метехи, но царь молод, страсти гаснут быстрее, чем думает Гульшари…

Вскоре Саакадзе убедился, что не только князья и Гульшари, но и он не знает царя.

На всем пути торжественного выезда Луарсаба заранее извещенные деревни, в которых останавливался царь, представляли необычное зрелище. Тбилисский гзири вместе с местным сборщиком облагали каждый дом натуральной данью для царского стола и всех сопровождающих на все время отдыха царя в этой деревне.

И вот на церковную площадь сгонялось стадо рогатого скота. Притаскивали кувшины с медом, сыром и маслом, отложенными на зиму. Стаскивали мешки с зерном, бурдюки, корзины с фруктами. Из собранного строго отделялась одиннадцатая часть для начальника замка Андукапара и мдиванбега, которого на этот раз заменял Шадиман. Законный доход за тяжелый труд, понесенный ими в пути, угонялся и увозился в замки Андукапара и Шадимана.

На все время пребывания царя все крестьяне обязаны были неотлучно находиться при царе, сидеть во время царской еды на почтительном расстоянии полукругом и остроумными речами, сказаниями, песнями и пляской выражать свою радость высокому гостю.

Луарсаб восхищен: патриархальный обычай прадедов им выполняется, и встреча царя с народом показывает незыблемое единство грузин.

Днем царя провожали разодетые толпы. Ночью по дороге крестьяне, подбадриваемые передовыми гзири, бежали впереди, освещая факелами торжественный путь.

И деревня после отъезда царя походила на пажити, опустошенные налетом саранчи.

Несмотря на красоту Гульшари и великолепие Нестан, несмотря на сотни жадных глаз других красавиц, Луарсаб все же заметил кислые улыбки крестьян, их странную радость и спрятанные глаза женщин.