"Фантастика 2023-103" Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Поляков Влад

Джек поднимает ко мне лицо. И нет, на нем нет вселенской скорби или отчаяния — обычное лицо, спокойное, разве что усталое.

— Пить хочешь? — спрашивает буднично.

— Не откажусь.

И он протягивает мне бутылку. Она явно только что из холодильника: бока запотели, а жидкость внутри еще сохранила приятную прохладу. Делаю несколько жадных глотков и возвращаю тару обратно.

Он молча забирает и закручивает крышку, глядя при этом куда-то в сторону. Прослеживаю направление его взгляда, но там ничего — только серая пустыня и все те же засохшие кустарники.

— Подвинься, — командую и, стоит ему немного сдвинуться, тоже усаживаюсь на ящик.

В носу тут же начинает свербеть от потревоженной пыли, и приходится сжать переносицу двумя пальцами, чтобы не расчихаться.

— Ты здесь жил? — спрашиваю, когда убеждаюсь, что приступ чихоты миновал.

Он качает головой.

— Не здесь. Это третий сектор, я жил в четвертом. Но они все однотипные.

— Серые бараки и серая глина? — хмыкаю.

Джек усмехается.

— И кусты. Не забудь про этих уродцев.

Жестоко, но справедливо. Сама не знаю, почему улыбаюсь. И уж точно не отдаю себе отчет, почему делаю то, что делаю — кладу голову ему на плечо. А он, как ни странно, не прогоняет. Снова усмехается, видимо, каким-то своим мыслям, но продолжает сидеть, как сидел. Он очень уютный, правда, и на такой жаре мне даже не хочется его раздеть. Но сидеть вот так рядом и пить из одной бутылки живительную влагу почему-то кажется не менее интимным, чем заниматься сексом.

— Дилан был здесь в плену?

— Не здесь. Все в том же четвертом секторе.

— У твоей матери?

— У моей матери. Всего месяц, но насмотрелся, надо полагать, на всю оставшуюся жизнь.

— А ты? — Рука-предательница, словно живя своей собственной жизнью, поднимается и начинает водить пальцами по его предплечью. — Тоже насмотрелся?

Он хмыкает.

— Думаешь, мать брала меня с собой и показывала, как правильно убивать людей?

— Не брала?

Джек снова качает головой, отчего плечо, на которое я опираюсь, вздрагивает.

— Она меня берегла. — Ничего не говорю, но он будто кожей чувствует мое недоверие. — Серьезно. Никаких ошметок тел и кровищи, как спел твой брат. — Запомнил, надо же. — Я прилежно учился по индивидуальной программе, гулял на свежем воздухе под присмотром охраны, а мама читала мне сказки на ночь и приносила сироп от кашля в постель, когда я болел.

— Звучит неплохо.

— Угу, — откликается Джек. Из своего положения не вижу его лица, но даже не сомневаюсь, что морщится. — Маленький уютный насквозь лживый мирок.

Не соглашаюсь:

— Все родители пытаются защитить своих детей.

Взять хотя бы наши отношения с Шоном. Он мне, конечно, не сын, но я тоже как-то не горю желанием посвящать его в некоторые подробности моей биографии.

— Наверное, — откликается Джек и замолкает. Вертит в пальцах бутылку, воды в которой осталось только на донышке, и смотрит куда-то в даль. А может, и внутрь себя.

Он ее не простил, свою мать. Как я не простила своего отца — за то, что дал ногой под зад, когда я так нуждалась в его поддержке. Но Виктор Коллинз жив, и он знает, что у меня все хорошо, а я знаю, что с ним все в порядке. В случае с Джеком — совсем другая история.

— Как она умерла?

— Получила выстрел в голову из плазменного пистолета.

И у меня ком встает в горле: голова, плазменный пистолет, запах горелой плоти… Уоллес Додж! Вот дерьмо. Немудрено, что он так долго припоминает мне мои туфли.

— Ты… — Откашливаюсь. — Ты это видел?

— Потом… — Пауза. — Добрые люди рассказали.

— Мне жаль, — бормочу.

Больше не путешествую пальцами по его руке, а обнимаю всей ладонью, не отрывая щеки от плеча. Я же Пиранья, я умею кусаться, а не поддерживать. Но я стараюсь, правда. Потому что мне на самом деле отчего-то не все равно.

— С Шоном все в порядке? — Джек вдруг резко переводит тему. Кажется, у него тоже есть свои три минуты для самобичевания.

Ухмыляюсь.

— Живехонек. Даже подрался, представляешь?

Джек ржет.

— Что, мальчик-то вырос?

— Сама в шоке.

А он вдруг снимает мою ладонь со своей кожи, но вовсе не затем, чтобы оттолкнуть, а для того чтобы обнять свободной рукой.

— Чокнутая, — произносит со вздохом, прижавшись щекой к моим волосам, — как же ты меня бесишь. С тобой даже похандрить нельзя.

— На то и расчет, — откликаюсь, щурясь, как довольная кошка.

Не такое уж и дерьмовое место эта Пандора.

Глава 62

— Прошу прощения за качество съемки, но, как говорится, в данных обстоятельствах не до излишеств. Вы только посмотрите на эту глину. Она действительно серая!.. Глину снимай, — шиплю следующему за мной Шону с моим коммом с включенной камерой в руках и продолжаю шествовать впереди него. — Время создания данных построек: ориентировочно двадцать — двадцать пять лет назад. Как видите, большинство из них сохранились в отличном состоянии. Главное, что пострадало, это крыши — сезон дождей на Пандоре достаточно длителен, а также сопровождается сильным ветром… — Останавливаюсь, вытягивая руку в сторону расположенного прямо по курсу серого барака, оборачиваюсь… и вижу, что мой доморощенный оператор все еще снимает глину под ногами, чтоб его! — Шон! — рявкаю. Тот растерянно поднимает ко мне глаза. — Барак, — шиплю, тыкая пальцем в нужном направлении, — барак снимай.

На обращенном ко мне лице ни капли вины.

— Ладно, как скажешь. — Брат дергает плечом.

Абзац, я сейчас зарычу. Мы делаем запись уже второй час, и большую часть отснятого материала придется вырезать из-за таких вот промашек.

Выдыхай, Кайя, выдыхай. Ты профессионал. Тебе не впервой работать с дилетантами.

Натягиваю на лицо улыбку, выпрямляю спину и, убедившись, что зрачок камеры снова направлен на меня, бодро продолжаю:

— Кроме того, в ночное время на Пандоре наблюдается резкий перепад температур, из-за чего некоторые материалы трескаются и… Шон, блин!

Снова оборачиваюсь и вижу, что братец уже снимает не меня, а вышедшую из барака группу людей, среди которых немедленно выделяю взглядом знакомую фигуру. Джек тоже нас видит, что-то коротко говорит полковнику Бристолу и с совершенно недобрым взглядом направляется в нашу сторону.

Вот черт.

— Шон, не снимай, не снимай…

— А? — Брат недоуменно поворачивается ко мне. — Так репортаж с места событий: вон лондорцы, они проводят операцию…

Держите меня, я сейчас его пришибу!

— Дай сюда. — Вырываю у него из рук свой комм и сама останавливаю запись. — Джека нельзя снимать, он секретный агент.

— А-а. — Наконец на лице Шона появляется понимание. — Так это он… — И когда Джек оказывается уже в паре шагов от нас, чтобы услышать, о чем мы говорим, очень «удачно» заканчивает свою фразу: — …тот самый латинос.

Черт, «рыбка» Шон, как всегда, запомнил самое «важное».

Бровь Джека немедленно ползет вверх, выражая крайнюю заинтересованность сказанным.

А я сейчас провалюсь… под серую глину!

— Не знаю, о чем ты, — огрызаюсь и демонстративно надеваю ремешок аппарата на запястье.

Ничего, сама сниму все, что мне покажется важным. С такими помощничками и врагов не надо.

Джек подходит ближе.

Обреченно вздыхаю.

— Шон, знакомься, это Джек. Джек, это, как ты понимаешь, Шон, мой брат.

Пожимают руки. На лице Джека плохо скрываемое веселье. А у Шона на лбу так и написано: «Я что-то не то сказал, но не понимаю что».

— Отойдем? — Не дожидаясь моего согласия, Джек подхватывает меня под руку, увлекая в сторону.

— А?.. — Растерянно оборачиваюсь к брату.

Я все еще не могу отделаться от ощущения, что, если отвернусь, его снова умыкнут злые дядьки.

А тот, зараза, вместо того чтобы поддержать сестру, радостно скалится.

— Идите, идите! — Даже рукой машет, благословляя. — Я пойду Ларисе помогу.

А потом еще и подмигивает мне. Так «тайно», что Джек давится смешком.