Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года - Инна Аркадьевна Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второй раз (но уже не временно) её хотели возвести на престол члены «Общества друзей Елизаветы». Его организовали гвардейские офицеры, вернувшиеся из европейского похода, одушевленные мечтой, что государь вот-вот дарует русскому народу-победителю давно желанную свободу. Но со свободой государь не спешил. Более того, в своём «Победном манифесте» Александр провозгласил: «Крестьяне, верный наш народ, да получат мзду от Бога». А от государя? А от Отечества? Царь щедро простил крестьянам недоимки, которые накопились, пока они «отлынивали» от работы, проливая кровь за Родину. У молодых офицеров (в большинстве – будущих декабристов) поведение ещё недавно обожаемого монарха вызывало недоумение, отчаяние, возмущение.
Декабрист Иван Якушкин вспоминал, как в 1814 году, когда гвардия вернулась в Петербург из европейского похода, он наблюдал торжественный въезд Александра в столицу: «Наконец показался император, предводительствующий гвардейской дивизией, на славном рыжем коне, с обнажённой шпагой, которую уже он готов был опустить перед императрицей… Мы им любовались. Но в самую эту минуту почти перед его лошадью перебежал через дорогу мужик. Император дал шпоры своей лошади и бросился на бегущего с обнажённой шпагой. Полиция приняла мужика в палки. Мы не верили собственным глазам и отвернулись, стыдясь за любимого царя. Это было мое первое разочарование на его счет».
Возникновение тайных обществ – нормальная реакция боевых офицеров на поведение своего вчерашнего кумира. «Общество Елизаветы» – одно из многих. Но у него – конкретный идеал: императрица. Неслучайно Пётр Вяземский, близкий к членам общества, писал: «Она заживо сделалась поэтическим и таинственным преданием». Она была чрезвычайно популярна в гвардии. «Видеть её было счастьем, служить ей – высшим блаженством», – говорили гвардейские офицеры. В конце концов, уверившись, что Александр не намерен давать народу свободу, они решили произвести переворот в пользу Елизаветы.
Русская гвардия не раз доказывала: она это умеет. Ещё живы были в памяти дворцовые перевороты, приведшие на трон Елизавету Петровну и Екатерину Алексеевну, да и самого Александра Павловича.
Сообщить Елизавете о своём решении члены общества поручили Фёдору Николаевичу Глинке. Были уверены, разговор будет откровенным: Глинка боготворил Елизавету, она относилась к нему с доверием и уважением. Одни надеялись: императрица согласится. Ради России. Ради народа. Ведь как только она станет самодержавной монархиней, сразу даст народу конституцию, освободит несчастных рабов. Другие сомневались: испугается, сообщит о заговоре своему венценосному супругу.
А она – рассмеялась, но обещала сделать все, чтобы убедить государя в необходимости даровать народу свободу и конституцию. Как раз в это время её отношения с Александром стали налаживаться, и она вполне искренне надеялась, что ей удастся вернуть его к идеалам их юности. Надеялась. И уже начала. Не успела…
В начале двадцатых годов, после окончательного разрыва с Марией Антоновной Нарышкиной, Александр словно прозрел. Проводя больше времени с Елизаветой Алексеевной, он понял, какое сокровище он потерял. Да, она ему изменила. Но не он ли сам толкнул её к измене? Это он погубил её жизнь. Их жизнь.
Он наконец понял, насколько её отношение к нему неподвластно стандартному пониманию: незаслуженно оскорблённая, униженная, брошенная ради пустой, легкомысленной кокетки, она ни разу не упрекнула его, всегда приходила ему на помощь в трудные минуты, всегда оставалась верным другом, быть может, единственным… И это вовсе не тупая безропотность, которая часто встречается у русских жён, независимо от того, к какому сословию они принадлежат. Нет, она женщина независимая, гордая. Ни ради того, чтобы сохранить высокое положение, ни ради того, чтобы соблюсти приличия, терпеть она бы не стала. Значит – любила? А он… И Александр делает всё, чтобы искупить вину. Она во всем идет ему навстречу. Между ними возникает безмерная душевная близость, какой обоим так недоставало всю жизнь. Но, видно, такова была её участь: счастье всегда выпадало ей ненадолго.
Начало 1825 года было омрачено резким ухудшением её здоровья. Возможно, оно было спровоцировано двумя событиями, вызвавшими сильнейший стресс: страшным наводнением 1824 года и сообщением о том, что тайное общество готовит убийство государя. Она не могла этого допустить.
Когда-то писала матери: «Как только я чувствую, что ему грозит опасность, я вновь приникаю к нему со всем жаром, на который способно моё сердце». На этот раз опасность была реальной. Как никогда. Она должна была что-то сделать! Но что? Помогло, как это нередко бывает, – несчастье: здоровье её стремительно ухудшалось, она держалась мужественно, но таяла на глазах. Врачи настоятельно рекомендовали провести предстоящие осень и зиму в тёплых краях: в Италии, Франции, на юге России. Она решила воспользоваться своей болезнью. Знала: одну Александр её не отпустит. Вот и решила увезти его подальше от заговорщиков, спрятать, спасти.
Пределы России отказалась покидать категорически. Но почему решено было поехать в известный не самым мягким климатом Таганрог, так и осталось загадкой. Была ли это карающая рука судьбы или они считали, что именно в Таганроге им будет проще осуществить задуманное – уйти в частную жизнь. У обоих этих предположений были и до сих пор остаются сторонники.
Их жизнь в маленьком заштатном городке была настоящей идиллией. Говорили и не могли наговориться, держались за руки, подолгу гуляли вдвоём. И никакого придворного этикета. Окружающие, люди близкие, преданные, были тактичны, старались не мешать. Им казалось, что перед ними молодожены. Ничто не предвещало беды.
И вдруг – неожиданная болезнь Александра. И – смерть. Одни говорят – у неё на руках. Другие верят: труп подменили, император ушёл бродить по своей несчастной стране. Но могло ли такое случиться без участия и согласия Елизаветы?
Кто бы ни лежал в гробу, только её искренняя скорбь могла убедить: государь умер. Смогла бы она так сыграть? Не сомневаюсь. Ведь она и в самом деле навсегда прощалась со своим любимым. А вот могла ли согласиться участвовать в такой мистической драме? Мне кажется, это противоречило её характеру – она не любила, да и не умела лгать. Но вместе с тем, разве могла отказать в его просьбе, в том, что было для него так важно?.. Нет ответа.
19 ноября она писала матери: «Я не способна передать то, что испытываю. Это беспрерывная скорбь, чувство печали, которые, я иногда опасаюсь этого, убьют во мне религию… Если бы я ещё не получала от него столько ласк, столько проявлений нежности почти вплоть до последнего мгновения! И, кроме того, пришлось видеть, как угасало это ангельское существо,
