Львы Сицилии. Закат империи - Стефания Аучи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В это событие он вовлек всю семью; даже Франку вместе с другими синьорами провез на автомобиле по трассе, чтобы показать им горы Мадоние в своей суровой красоте. В первую очередь Винченцо воззвал к умению Франки устраивать светские приемы, и ему все-таки удалось пробить ее броню равнодушия. Праздники, ужины, закуски, прогулки – все было организовано Франкой со свойственным ей изяществом. Сложнее было привлечь Иньяцио, этого, по сути, лентяя, у которого только женщины на уме. Но так как он стремится во всем быть первым, Винченцо сделал ставку на его постоянное желание порисоваться. В итоге, побрюзжав и поныв, брат все же дал ему необходимую сумму на это предприятие. И ему удалось даже – правда, без особого труда, потому что она его обожает, – утянуть в этот бешеный водоворот маленькую Иджеа, объявившую ему, что она хочет стать «пилотом», когда вырастет.
Винченцо – прирожденный манипулятор, о чем прекрасно знает не только он, но и его близкие, которые мирятся с этим свойством его характера со снисходительной улыбкой.
Итак, Винченцо с довольным видом, одетый по-спортивному, в английских туфлях, прохаживается в данный момент среди пилотов и механиков. Он стал красивым мужчиной: тонкие черты лица, усики подчеркивают правильно очерченный нос и мягкие, чувственные губы, которые часто расплываются в улыбке.
Час от часу солнце палит все сильнее, автомобили готовятся к старту. Эти автомобили отличаются от тех, что уже в большом количестве колесят по Палермо: те больше похожи на конные экипажи с сиденьями диванного типа и рулем, напоминающим штурвал корабля. Эти же – компактные, точеные. Даже видя их стоящими без движения, Винченцо чувствует, как по телу у него пробегают мурашки.
Кивком он приветствует Винченцо Ланчу, который уже сидит за рулем своего «Фиата», подходит к мужчине с густыми усами, в комбинезоне и кожаном шлеме, оживленно обсуждающему что-то по-французски с механиком и указывающему на педали.
Винченцо улыбается.
– Avez-vous encore des problèmes, Monsieur Bablot?[29] – спрашивает он его.
Поль Бабло поворачивается, вытирает грязную, испачканную в моторном масле руку о комбинезон и протягивает ее Винченцо для рукопожатия.
– Как сказать… путешествие было не из легких. Из-за влажности двигатель глохнет, и мы в который раз его налаживаем. Признаться, эта ваша гонка – нешуточное испытание, месье Флорио. И маршрут тоже довольно… необычный.
– Мы продумывали ее вдвоем с графом Изнелло, по примеру автогонок Гордона Беннета. Нам хотелось спроектировать такую трассу, чтобы она показала не только возможности автомобилей, но и мастерство пилотов. И такой маршрут, чтобы зрители могли в разных местах наблюдать за проездом машин. Здесь никогда не видели такого скопления автомобилей… Уверен, есть крестьяне, которые вообще никогда не видели автомашину. Это будет незабываемо! Хорошо, что вам удалось до нас добраться. Только подумайте о тех, кто не смог даже выехать…
Винченцо раздосадованно улыбается и бросает взгляд на компанию мужчин в спортивных одеждах, скептически рассматривающих автомобили. Кто-то из них громко разговаривает на французском, даже не пытаясь скрыть своего недовольства. А что поделаешь? – думает он. Из-за забастовки «Генерального пароходства» в Генуе автомобили застряли в порту, их доставили слишком поздно, и не хватило времени на их проверку по всем правилам. А посему из основных участников пробега многие превратились в простых зрителей.
– Мы столько сил вложили в эту гонку, а в результате оказались в зависимости у… нескольких голодранцев без рода без племени, – раздраженно говорит Винченцо. – В Италии, к сожалению, ко всему относятся без уважения. Эти соревнования могли бы встряхнуть Сицилию, вытащить ее из прошлого, перенести в будущее, но это никому не нужно, черт побери!
Бабло пожимает плечами.
– Понимаю ваше разочарование, но по мне, так чем меньше конкурентов, тем лучше! – восклицает он, залезая в машину. – Хотя, откровенно говоря, я не особо беспокоюсь: мою «Берлие» ни с чем не сравнить! – Он машет механику, чтобы тот убрал руки от цилиндров, газует, и двигатель рычит ему в ответ.
Винченцо согласно кивает, прощается с Бабло и подходит к другой машине. «Гочкис», тридцать пять лошадиных сил, на радиаторе которой написана цифра «2». В ней, склонившись к педалям, сидит женщина, ее черные волосы собраны в пучок. Вдруг легко и непринужденно женщина выпрыгивает из автомобиля и проверяет радиатор, вытирая руки о фартук, надетый поверх платья, доходящего ей до щиколоток. Только спустя несколько минут Винченцо понимает, что это не платье, а очень широкие брюки.
Все участники гонок знают и уважают мадам Мотан Ле Блон и привыкли видеть ее вместе с мужем Юбером Ле Блоном. Уникальная пара, которую объединяет безудержная страсть к машинам.
Но здесь на женщину-механика не могут не обратить внимания.
Так и есть: когда Винченцо подходит к ней, до его ушей долетает фраза на сицилийском, сдобренная ироничным смешком:
– Ого, да эта женщина горбатится, как мужик!
Нахмурившись, Винченцо оборачивается, но уже нельзя понять, кто это произнес. Переведя взгляд на мадам Ле Блон, он видит улыбку на ее лице.
– Я их слышу, даже если не понимаю, – негромко говорит ему она, пожимая плечами. – Красноречивые взгляды не нуждаются в объяснениях. У них не укладывается в голове, как это так – что женщина копается в моторе, вместо того чтобы сидеть дома и заниматься детьми. – Она снимает фартук, надевает платок и завязывает его под подбородком. – Если бы их болтовня сильно мне докучала, я бы давно уже все бросила. Но я так счастлива, что участвую в гонках вместе с мужем, что никто и ничто не помешает мне этим заниматься. Наоборот, скажу вам вот что… – Мадам Ле Блон немного понижает голос, подходит к нему ближе; от нее пахнет потом, машинным маслом и лавандовым мылом. – Я
