Отрешенные люди - Вячеслав Софронов

Через несколько дней он наведался еще раз. Опять молча принял полтинник и лишь после того прошептал Ивану на ухо, что, как тот и предполагал, на Калужской заставе на постоялом дворе их человек разыскал тобольского купца Федора Корнильева, и тот, узнав о бедственном положении своего двоюродного брата, обещал всячески помочь.

- Ванька Каин свою долю просит, - напомнил горбун.

- Скажи, что, как только выберусь на волю, то вмиг разочтусь за услугу его, - ответил Иван, но горбун криво усмехнулся, заявив:

- Так среди нашего брата дело не делается: или пусть завтра твой братец нашему человеку деньги выдаст, сто рублей серебром, или...- он скривился и, быстро нагнувшись, выхватил из-за голенища кривой нож и приставил к горлу Ивана, - хлопотать ему будет не о ком.

- Да ты что? - не на шутку струхнул Иван, ощутив на коже холодок лезвия.- А вдруг да у него с собой свободных денег не окажется? Тогда как быть?

- Займет пусть или украдет, то нас не касается, - горбун спрятал нож обратно за голенище. - Знай, с кем играть садишься, а то и головы лишишься,закончил горбун иносказательно и достал пузырек с чернилами и осьмушку бумаги.- Пиши брату письмо, мол, непременно сто рублей тебе нужны завтра, и пущай их нашему человеку передаст прямо на месте.

- Хорошо, - вздохнул Иван, понимая, что другого выхода у него просто нет, и быстро написал записку Федору Корнильеву, сообщив в ней о ста рублях, требуемых для освобождения.

- То еще не все, сокол мой ясный, - усмехнулся горбун, просмотрев записку,- не мечтай, будто бы тебя запросто так выпустят. В твоем деле, как нам известно стало, большие люди замешаны, а потому из острога, может, тебя и переведут в иное место, где содержание получше этого будет, но домой твою милость запросто так никто отпускать не собирается.

- Как?! - вскрикнул Иван и кинулся на горбуна, но тот выставил перед собой нож, что совершенно незаметно для глаз вновь оказался в его руке, и попятился, прихрамывая, из камеры, сообщив свистящим шепотком:

- А будешь, голубь сизокрылый, еще рыпаться, самолично кишки тебе на пол выпущу, и маму родную вспомнить не успеешь. Прощевай покудова, а Ванька Каин просил кланяться, - и, нехорошо хихикнув на прощание, исчез в полутьме караульного помещения.

Горбун, однако, не обманул, и на третий день Ивану сообщили, что его велено перевести из самого острога по распоряжению лекаря в более сухое помещение, каковым в остроге являлась лишь деревянная караульня в обер-офицерском корпусе. Зубарев даже глаза раскрыл от изумления, поскольку никакого лекаря за все время своей отсидки ни разу не видел, и как тот мог сделать подобное заключение, для него оставалось совершенной загадкой. Но благоразумно промолчал и в тот же день оказался переведенным в сухую светлую комнатку, впрочем, закрывающуюся на толстенную дубовую дверь, в конце корпуса, где жили младшие караульные офицеры. А еще через день ему разрешили свидание с Федором Яковлевичем Корнильевым прямо в его новых апартаментах

- А мы уж думать не знали что, - крепко сжал он в объятиях Ивана, охлопывая по спине, - жив ты, нет ли...

- Да чего мне сделается, - с напускной небрежностью отвечал тот, разглядывая брата с невольным любопытством и отмечая некоторые перемены, произошедшие в нем. Во-первых, стал он держаться несколько сутуло, опустив вниз плечи и время от времени покашливая. Во-вторых, кафтан на нем был сшит из богатого сукна, которое не на каждом вельможе в Москве или Петербурге увидишь. И, наконец, цвет лица у него принял несколько землистый оттенок, что наводило на мысли о нездоровье Федора.

- Не болеешь, случаем? - поинтересовался Иван, и тот несколько смущенно ответил:

- Есть немного, кашлять начал сильно, простыл в дороге прошлой зимой.

- Братья как? Все живы-здоровы?

- Да все, слава Богу, живем, покуда Бог дает.

- Торговля, как погляжу, в гору пошла?- кивнул Иван на богатый федоров кафтан.

- Грех жаловаться, но сидеть особо некогда. Лучше ты расскажи, как и за что в острог угодил? Опять набедокурил чего?

- И в мыслях не было, - заверил его Иван, - приехал в столицу да царице прошение подал, то все и закрутилось, завертелось. До сих пор ума не приложу, в чем моя вина.

- Так обвиняют в чем?

- Черт их знает, - ругнулся сердито Иван, - не поймешь: сегодня об одном спрашивают, завтра о другом...

- Слыхали мы от губернатора нашего, будто и его к допросу по делу твоему призывали.

- Самого господина Сухарева? - не поверил Иван. - Быть того не может!

- Что я, вру, что ли? - чуть надул тонкие губы Федор. - Он Михаилу потом еще заявил, что, ежели встретит тебя когда, то запрет в каторжные работы, куда Макар телят не гонял.

- Неужели так и сказал?

- Воистину так.

- Широко берут, дьявольское отродье,- снова ругнулся Иван. - Не иначе, как большие люди в том деле замешены, через меня хотят иного кого, что высоко сидит, достать.

- И мне так думается, - поддержал его Федор. - Пробовал вчера в Сыскной приказ сунуться, да куда там! И слушать не желают. Ладно хоть уговорил до тебя допустить, и за то хорошую денежку взяли. Сто рублев от меня получил? вспомнил он вдруг.

- Да те деньги не мне достались,- опустил голову Иван.

- Разве не ты писал, чтоб дал наличными сто рублей? - не сразу дошло до Федора. - И посыльный говорил: мол, тебе в острог надо, на нужды разные. Да что это такое творится? Кругом обман в этой самой Москве!

- Не ори, а то услышит кто, - остановил его Иван. - Выберусь коль отсюда, разочтусь.

- Чем разочтешься? Приисками своими? Пропади они пропадом. У Михаила чуть лавку не отобрали за долги отца твоего. Васька Пименов всем раструбил, будто бы ты у него чуть не тыщу рублей взаймы взял. Было такое?

- Было, - еще ниже склонил голову Иван. - Он мне их сам предложил...

- А ты и уши развесил. Эх, ты! О себе не думаешь и нас замарать хочешь, даром, что одной крови. Как был шалопут ты, Ванька, так им и помрешь, видать.

- Да ты за этим, что ли, явился, чтоб уму-разуму меня учить? - не выдержал Иван и вскочил на ноги. - Братовья называетесь, а каждой копеечкой попрекнуть лишний раз спешите.

- Копеечкой?! - возвысил голос Федор.- Если бы то копеечки были, а то все рубли да сотенки.

- Я так головы не пожалел, когда тебя в степь выручать ездил, а ты меня теперь до конца жизни попрекать станешь, коль беда на меня незнамо откуда пришла такая. Сказал бы лучше, как там Антонина живет?

- То мне и подавно неизвестно. Живет, поди... Ладно, чем еще помочь тебе могу? Гостинцев тут тебе принес, - кивнул он на большой, плетеный из ивовых прутьев, короб с крышкой сверху, стоящий у двери на полу, отъедайся, а то кожа да кости остались.

- Спасибо, Федя, себя береги, - глядя куда-то в сторону, ответил Иван.

- Постараюсь, - ответил тот, закашлявшись. - Через пару недель домой поеду, коль что... знаешь, где меня искать. Только это... насчет ста рублей... боле не проси, не смогу дать таких денег в другой раз, извини, коль можешь.

- И ты меня извини, - ответил Иван.

Вечером того же дня к нему неожиданно явился все тот же горбатый сапожник и доверительно сообщил, чтоб Иван попросил офицера, фамилия которого Вахрушев, что заступит завтра на караул, отпустить его в город с кем-то из солдат для покупки себе пропитания или чего другого. Офицер меняется каждые два дня, и Иван может во всякое его дежурство спокойно отпрашиваться в город.

- А сколь ему платить требуется, тому офицеру?

- Вахрушеву? - не сразу понял горбун.- За все ему давно уплачено. Твое дело - в каждое его дежурство в город отпрашиваться и возвращаться обратно, когда велено будет.

- За что вдруг милость такая? - удивился Зубарев, видя, что горбун явно чего-то не договаривает.- Кто так обо мне заботится?

- Каину спасибочки за то говори, - хитро сощурился сапожник.- Все понял или повторить? - недобро сверкнул он на прощание маленькими глубоко посаженными глазками.

- Понял...- растерянно пожал плечами Иван.

И точно. На другой день он попросил позвать к нему караульного офицера, и тот незамедлительно явился, осведомился, зачем он нужен заключенному.

- Разрешите, ваше благородие, в город сходить, в торговые ряды, чтоб рубаху себе новую купить, а то эта вся, как есть, сносилась до дыр, - лихо отрапортовал ему Иван.

- Чтоб к ужину на месте был, - согласился тот.- Но одного не пущу, а пойдет с тобой Алексашка Сергеев присмотреть.

- Спасибо, признателен весьма, - чуть не до полу поклонился Иван, и кинулся собираться, все еще не веря, что сейчас выйдет из острога на свободу, пусть и при конвоире, но ... на свободу! А там - как Бог даст.

И на следующее дежурство офицер вновь разрешил ему отправиться в город все с тем же солдатом, твердо наказав вернуться дотемна. Иван торжествовал. Он стал уже присматриваться, бродя по Москве, глухое место, где спрятаться, хотя бы на время от солдата. Таких мест было множество, и его так и подмывало стремглав кинуться через забор или меж торгующих, но всякий раз сдерживал себя, словно кто-то подсказывал ему, что пока рано.