Капитал в XXI веке - Томас Пикетти

Метаморфозы имущественного общества. На графике 10.1 мы указали основные результаты, касающиеся эволюции концентрации имущества в период с 1810 по 2010 год[327]. Первый вывод заключается в том, что до потрясений 1914–1945 годов никакой тенденции к снижению неравенства в собственности на капитал не прослеживалось. Напротив, мы можем констатировать небольшое повышение на протяжении всего XIX века (при том что начальный уровень уже был очень высоким) и даже ускорение спирали неравенства в 1880–1913 годах. Верхней децили в имущественной иерархии уже принадлежало от 80 до 85 % общего имущества в начале XIX века; в начале XX века она владела 90 %. На одну лишь верхнюю центиль в пирамиде распределения приходилось от 45 до 50 % национального имущества в 1800-1810-е годы; ее доля превысила 50 % в 1850-1860-е годы и достигла 60 % к 1900-1910-м годам[328].

Когда мы анализируем эти данные в исторической перспективе, которой располагаем сегодня, невероятная концентрация имущества во французском обществе в Прекрасную эпоху не может не поражать воображение, несмотря на все успокоительные речи, которые произносили представители экономической и политической элиты Третьей республики. В Париже, где в 1900- 1910-е годы проживала всего двадцатая часть французского населения, но была сосредоточена четвертая часть общего имущества, концентрация состояний была еще выше, и в десятилетия, предшествовавшие Первой мировой войне, ее рост, казалось, не знал границ. В столице, где в XIX веке две трети населения умирали, практически не имея никакого имущества (тогда как в остальной части страны таких была половина), но где также были сосредоточены самые крупные состояния, доля верхней центили, составлявшая около 55 % в начале века, превысила 60 % в 1880-1890-е годы и 70 % накануне Первой мировой войны (см. график 10.2). При взгляде на эту кривую вполне естественно задаться вопросом, до какой степени могла бы дойти концентрация имущества, если бы не было войн.

График 10.1

Имущественное неравенство во Франции в 1810–2010 годах.

ордината: Доля верхней децили и верхней центили в общем имуществе.

Примечание. На верхнюю дециль (10 % самых крупных состояний) приходилось 80–90 % общего имущества в 1810-1910-е годы и 60–65 % в наши дни.

Источники: piketty.pse.ens.fr/capital21с.

График 10.2

Имущественное неравенство: Париж и Франция в 1810–2010 годах.

ордината: Доля верхней центили в общественном имуществе.

Примечание. В Париже накануне Первой мировой войны верхней центили (1 % самых крупных состояний) принадлежало 70 % общего имущества.

Источники: piketty.pse.ens.fr/capital21с.

Наши источники, касающиеся наследства, также позволяют констатировать, что имущественное неравенство было практически одинаково высоким в рамках каждой возрастной группы на протяжении всего девятнадцатого столетия. Уточним, что расчеты, отраженные на графиках 10.1-10.2 (и на последующих графиках), касаются имущественного неравенства среди всего взрослого населения по состоянию на указанную дату.

Мы исходим из размера имущества на момент смерти, но пересчитываем каждое наблюдение в зависимости от количества представителей возрастной группы умершего, находившихся в живых в течение данного года. На практике разница невелика: имущественная концентрация среди живущих всего на несколько пунктов выше, чем неравенство в состояниях на момент смерти, а временная эволюция совершенно одинакова в обоих случаях[329].

Какова была концентрация имущества во Франции в XVIII веке и накануне Революции? В отсутствие источников, сравнимых с данными по наследству, созданными законодательными собраниями времен Революции (для Старого режима мы располагаем лишь неоднородными и неполными актами, не имевшими нотариального подтверждения, как и в Великобритании и в Соединенных Штатах до конца XIX века), к сожалению, невозможно проводить точные сравнения. Однако все указывает на то, что частное имущественное неравенство немного сократилось в период с 1780-х по 1800-1810-е годы в результате перераспределения сельскохозяйственных земель и аннулирования государственных долговых облигаций в годы Революции и в целом вследствие потрясений, которые обрушились на состояния аристократии. Доля верхней децили, вероятно, достигала и даже немного превосходила 90 % общего имущества накануне 1789 года, а доля верхней центили достигала и даже превосходила 60 %. «Миллиард эмигрантов» и возвращение знати на политическую сцену способствовали восстановлению определенного количества прежних состояний в эпоху конституционных монархий (1815–1848 годы). Действительно, наши данные по наследству позволяют констатировать, что доля аристократических имен в рамках верхней центили в парижской иерархии имущества постепенно увеличиласьс 15 % в 1800-1810-е годы до 30 % в 1840-е годы, ас 1850-1860-х годов стала неуклонно снижаться и упала ниже 10 % в 1890-1900-е годы[330].

Тем не менее значение изменений, которые повлекла за собой Французская революция, не стоит преувеличивать. В конце концов, если отвлечься от этих колебаний (вероятное снижение имущественного неравенства в период с 1780-х по 1800-1810-е годы, затем постепенное увеличение с 1810-1820-х до 1900-1910-х годов, усилившееся в 1870-1880-е годы), ключевым фактом является относительная стабильность неравенства в собственности на капитал на очень высоком уровне в течение восемнадцатого и девятнадцатого столетий и в начале XX века. На протяжении всего этого периода верхней децили принадлежало около 80–90 % от всего имущества, а верхней центили — около 50–60 %. Как мы видели во второй части, структура капитала полностью преобразилась с XVIII века до начала двадцатого (земельный капитал был практически полностью вытеснен промышленным, финансовым и недвижимым капиталом и почти утратил значение в структуре имущества в Прекрасную эпоху), однако его общий объем, измеренный в годах национального дохода, оставался относительно стабильным. Так, Французская революция слабо повлияла на соотношение между капиталом и доходом. Как мы только что видели, то же можно сказать и о распределении капитала. В 1810-1820-е годы, в эпоху отца Горио, Растиньяка и мадмуазель Викторины, неравенство в распределении имущества, безусловно, было немного меньшим, чем при Старом режиме. Однако разница была довольно ограниченной: это были две разновидности имущественного общества, отличительной чертой которого являлась сверхконцентрация капитала, общества, где наследство и брак играли ключевую роль и где овладение крупным имуществом приносило такое благосостояние, которого невозможно было достичь при помощи учения и труда. В Прекрасную эпоху концентрация имущества была еще выше, чем во времена, когда Вотрен произносил свою речь. Однако в основе своей одно и то же общество и одна та же фундаментальная структура неравенства сохранялись и при Старом режиме, и при Третьей республике, несмотря на огромные экономические и политические изменения, произошедшие между этими эпохами.