Взгляд из угла - Самуил Лурье

Особенно если отрезать ему легкие пути, а себе подстелить соломки. Предотвратить вероятность победы Того-кто-не-пришел. А также Того-кто-против-всех.

И сказать по телевизору напрямик: нет уж, братцы, выбирайте из ассортимента, имеющегося в наличии. Вон, глядите, там, на заднем плане, беззвучно копошатся (наверное, купаются; наверное, в деньгах) мелкие такие, уродливые фигурки; это те-самые-кто-вас-разорил; а вот под вой фанфар сверкают в луче софита мускулистый торс и такой же череп Того-кто-вас-озолотит.

А еще у него есть волшебный План. И волшебная сила этого Плана такова, что он виден всем, кроме врагов Отчизны - иностранцев, шакалов и журналюг. Однако на всякий случай и от греха подальше Тот-кто-вас-озолотит вставил свой План в Единую Кормушку, и она затрепетала, почувствовав, что оплодотворена. Так выпишите же вечную генеральную доверенность на вашу ничтожную жизнь - Единой Кормушке, и ступайте по домам - смотреть по ящику охоту на шакалов. Кстати, вот вам еще по $ 10 к пенсиону - за ваше и наше здоровье. И по $ 20 на каждую пару погон.

Желтого дуплетом в лузу. Четыре сбоку - ваших нет.

А то развела, понимаешь, паническую суету. Хорошо еще, страна такая, что правосудие в ней давно не ночует. А происходи это все в какой-нибудь Бирме - ляпни, например, тамошний замминистра ВД, что его омонимы и не думали молотить оранжевых монахов по бритым головам, а, наоборот, обращались с ними по ходу марша несогласных предельно деликатно; а зато к нему обратилась группа граждан этой самой Бирмы с жалобой: якобы несогласные зазывали их в свои ряды, обещая по полтыщи на марширующее рыло плюс по три тыщи за каждый удар по каске омонима.

Монахи бы на него сразу подали в бирманский суд: вот наша фото-, вот наша киносъемка, вот показания потерпевших и очевидцев, и свидетельства инопрессы; но Будда с ней, с твоей предельной деликатностью; ты, главное, предъяви свою группу жалобных граждан - сейчас же, - и пусть их допросят в открытом заседании, а нам дадут с ними очную ставку - немедленно. И если обнажится липа, вали в отставку без выходного пособия, как врун.

Скажи спасибо, что в РФ липа никогда не облетит, и с т.н. правдой обращаются, как с чужой недвижимостью. (Кстати, группа товарищей всегда наготове: на случай каких-нибудь событий в Праге, в Кабуле, в Хельсинки.) Свинтить дюжину-другую интелей за отвращение к Единой Кормушке, а вдобавок объявить их наемниками ЦРУ и тамбовского криминала - почему нет? Вполне возможная вещь. Тамбовские переводят бабло пентагонским, те через Соловецкий камень телепортируют его санктшепетовским, а уж санктшепетовские интели, кто же не знает, способны на все.

Один из них даже в стишках изобразил результат непроизвольного волеизлияния. Возбуждая тем самым рознь, как настоящий экстремист.

И в желтых окнах, - так прямо и написал, - засмеются, что этих нищих провели.

Типичный шакал. Матерый. Ак-, можно сказать, шакал. Ты в списочек-то его внеси, не забудь.

10/12/2007

Загон суров

Покуда, значит, кипит вся эта суета вокруг кумира сего. Как бы это, значит, его передвинуть, не перемещая. Либо переместить, не шелохнув. Не в пространстве, а только во времени. Из пункта Нынче в пункт Навсегда.

Такой безопасный, такой удобный организовать перелет, чтобы ничей зад случайно не выскользнул из заполняемого им гос. кресла. Медом намазанного. Отлакировать его для верности суперклеем "Момент"...

Покуда Серая Шейка нарезает круги по сужающейся полынье - и набирает по сотовому чей-то лондонский номер, и вымолвить хочет: давай улетим! - но нажимает "отбой": ах, нету средства от зимы, кроме колючей проволоки вдоль берегов, - а гаагская рыжая следит голодными глазами...

Пока обыватель томится в накопителе, ожидая объявления: в каком из подлунных миров - не в четвертом ли - высадят его этак через недельку-другую. С какой аббревиатурой: не в Союзе ли, например, Скифском, Соборного Рычания...

В общем, покамест тянется этот интервал - от политического, так сказать, нечего делать и в предвкушении неизбежной, но непредсказуемой подлянки, - не развеять ли нам гражданскую скуку страничкой русской классики. Уцененной, если кто заметил, без прочтения, огульно.

Извлечь, скажем, из мусорного бака вещицу некоего Лескова Н.С. под названием "Загон". За что, интересно, эту штуку гнобили обе цензуры - царская и советская, мать и дочь.

А за то, что, представьте себе, в 1893 году (тоже в историческом интервале: на перегибе от Александра Третьего к Николаю в своем роде Последнему) Лесков вывел для России окончательную формулу судьбы: особенный такой План, или, если угодно, Антиплан - которому должно неуклонно следовать государство, чтобы до скончания веков большинство населения состояло из несчастных и злых. И чтобы эта несчастная и злая масса (нарочно лишаемая смысла и регулярно сводимая с ума) цеплялась за данный План изо всех своих страшных сил.

Ключевые понятия такого Плана - Стена и Загон. Лесков начинает от Стены, поскольку в ней вся суть: настоящий Загон можно создать только за достаточно прочной Стеною. Прочной в умах.

В 90-х позапрошлого свирепствовала мода, похожая на теперешнюю: проклясть и забыть лихие 60-е - эпоху т.н. великих, но нежелательных реформ, когда хитрые злодеи, воспользовавшись поражением империи в Крыму, собственной выгоды ради попытались навязать стране какую-то, черт ее дери, свободу. Когда и с внешней стороны Стены "разные беспокойные люди старались проломать к нам ходы и щелочки, и образовали трещины, в которые скользили лучи света".

"Лучи эти, - напоминает Лесков, - кое-что освещали, и то, что можно было рассмотреть, - было ужасно. Но все понимали, что это далеко не все, что надо было осветить, и сразу же пошла борьба: светить больше или совсем задуть светоч? Являлись заботы о том, чтобы забить трещины, через которые к нам пробивался свет. Оттуда пробивали, а отсюда затыкали хламом..."

После чего, как известно, произошли в столице теракты, а в Польше - мятеж. И пролилось много крови. И закрылись почти все независимые СМИ. И сделалось в обществе темно и душно. И в этой духоте т.н. интеллигенция на славу отпраздновала трусу.

"Огромное множество людей вдруг почувствовали, что они были неосторожны и напрасно позволили духу времени увлечь себя слишком далеко: им было неловко, что они как будто выпятились вперед за черту, указанную благоразумием... Им стало стыдно и неловко: что они, взаправду, за европейцы!"

И пошли повороты на попятный двор по всем линиям.

"И тут случилось в спешке и суматохе, что кое-кого напрасно сбили с ног и позабыли то, чего не надо бы забывать. Забыли, какими мы явились в Крым неготовыми во всех отношениях и каким очистительным огнем прошла вся следовавшая затем "полоса покаяния"; забыли, в виду каких соображений император Александр II торопил и побуждал дворян делать "освобождение рабов сверху"; забыли даже кривосуд старых, закрытых судов, от которого стенали и страдали все. Забыли все так скоро и основательно, как никакой другой народ на свете не забывал своего горя, и еще насмеялись над всеми лучшими порядками, назвав их "припадком сумасшествия".

Настало здравомыслие, в котором мы ощутили, что нам нужна опять "стена" и внутри ее - загон!"

И Лесков описывает наступившую наконец стабильность, ее характерные симптомы. Типа - внимает телевизору. Типа - идет выпуск новостей.

Вот отчет о заседании: очередной оратор проповедует, что "Россия должна обособиться, забыть существование других западноевропейских государств, отделиться от них китайскою стеною".

Вот парадный обед: чествуют авантюриста, подозреваемого за границей в уголовщине: "рыжий, коренастый, с круглыми бегающими глазами... Его надо было оберегать, потому что ему угрожала Англия. Для этого он не пил ничего из бокалов, которые ему подавали, а хлебал "из суседского"..."

А вот научная новость: знайте, россияне, что от всех болезней исцеляет сажа лоснящаяся - "которая есть только в русских избах, на стенах, натертых мужичьими потными загорбками... На Западе такого добра уже нет, и Запад придет к нам в Загон за нашею сажею, и от нас будет зависеть, дать им нашей копоти или не давать; а цену, понятно, можем спросить какую захотим. Конкурентов нам не будет".

Это все очертания Стены. Оберегающей Загон. Порядки которого пересказывать - напрасный труд. Но который так дорог его обитателям. Из картинок, предлагаемых Лесковым, возьмем одну: как еще при Николае I один богатый помещик построил своим крестьянам кирпичные дома с черепичными крышами, завел общую баню и школу. Крестьяне выбили из окон стекла, приспособили дома под нужники, налепили деревянных пристроек, где и стали жить; от бани отказались, "находя, что в ней будто "ноги стынут", а о школе шумели: зачем нашим детям умнее отцов быть?

- Мы ли-де своим детям не родители: наши ли сыновья не пьяницы!"