Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

Сценарий становился все лучше и лучше, но Джек не считал, что он сам делается более тонкой натурой. Хотя, конечно, отказ матери прочесть сценарий уязвил его. Алиса сказала:

– Когда ты снимешь кино, милый, я давно буду в могиле.

Зато в один прекрасный день Джеку выпал шанс убедиться в тонкости натуры миссис Оустлер – она появилась на пороге его «кабинета» совершенно голая. Она к нему вообще никогда не заходила, не говоря уже о том, чтобы являться в таком виде. Кожа вокруг ее иерихонской розы раскраснелась, видимо, Лесли пыталась ее расцарапать. Она рыдала.

– Какого черта я сделала себе эту наколку! – всхлипывала Лесли. И куда девалась ее аура соблазнительницы?

– Не плачь, Лесли, не стоит.

– Жизнь и так заставляет нас совершать много необратимых поступков, – сказала Лесли. – Надо нам быть умнее, совершать лишь самые необходимые из них.

Она повернулась и пошла прочь.

– Лесли, можно я это вставлю в текст? – крикнул ей вслед Джек, сидевший за Эмминым столом; он как раз работал над репликами закадрового рассказчика, и ему остро не хватало чего-то важного. И вот Лесли принесла ему нужную фразу. – То, что ты сейчас сказала, – можно я это вставлю?

– Конечно, – тихонько отозвалась миссис Оустлер, Джек даже подумал, а не послышалось ли ему.

Роль Мишель Махер получила Лючия Дельвеккио; ее спросили, почему ей так хотелось сыграть ее, и она ответила, что решающую роль сыграло качество реплик закадрового рассказчика (а также необходимость сбросить десять кило). А «Мирамакс» даже поместила эту реплику на афиши.

– В яблочко! – крикнул Джек вслед миссис Оустлер. Но она уже ушла в ванную и закрыла за собой дверь, чего никогда раньше не делала.

Однажды ночью Лесли пришла к нему в спальню, и снова не как соблазнительница. К этому времени воспоминания об Уильяме будили ее в любое время дня и ночи, не реже, чем Алиса (она то вертелась, потому что не могла заснуть, то храпела, то колотила в спину Лесли со всей силы кулаками – потому только, что та повернулась к ней спиной, видимо, у них это было запрещено).

Ни Алиса, ни Лесли не могли вспомнить ни когда завели это правило, ни соблюдалось ли оно вообще, но это не мешало Алисе избивать миссис Оустлер, которая говорила Алисе спасибо уже за то, что она не включает по ночам на полную громкость Боба (который целыми днями голосил на Квин-стрит, судя по полицейским отчетам).

– Когда настанет пора, Джек, отвези меня туда, – сказала Алиса сыну; он понял, что она говорит про свой тату-салон. – Когда мне останется совсем недолго, я буду спать на иголках и никак иначе.

В такую вот бессонную ночь Лесли и вползла к Джеку в кровать и так внезапно, но нежно взяла его за пенис (он сразу понял, никакого интима не ожидается), что сначала он решил, будто явился призрак Эммы. А что, ведь спит-то он в Эмминой кровати.

– Мне надо поговорить с тобой, Джек, – сказала она. – Мне плевать, пусть твоя мама думает, что мы трахаемся. Мне надо кое-что тебе сказать.

– Валяй, – сказал Джек.

Лесли уже рассказала ему, что львиную долю расходов на обучение в Св. Хильде покрыл папа; миссис Уикстид, напротив, помогала лишь «время от времени» (Алиса же уверяла Джека, что все было наоборот). А еще он думал, что одежду для Реддинга и Эксетера купила Лесли – верно, по магазинам ходила она, но деньги дал Уильям. Разумеется, то же самое касалось платы за обучение в Реддинге и Эксетере.

– Он платил и за колледж, за все эти годы в Дареме? – спросил он Лесли.

– Даже первые пару лет в Лос-Анджелесе, – сказала Лесли. – Уильям перестал посылать деньги, лишь когда ты стал по-настоящему знаменит, Джеки.

– А «Дочурка Алиса», я имею в виду салон?

– Этот блядский салон твоей мамаше купил Уильям.

Портрет папы оказался совсем не таким, как думалось Джеку. Последний образ папы, живший у него в памяти, – тапер на круизном лайнере, направляющийся в Австралию за татуировкой от Синди Рэй! Впрочем, это тоже ложь – Лесли не могла припомнить, чтобы Уильям хоть раз в жизни был в Австралии. Она еще больше удивила Джека, сообщив ему, что когда они с мамой отплыли из Роттердама обратно в Канаду, папа был в Голландии.

– Я уверена, он стоял на пирсе и провожал вас, – сказала она.

И вот теперь Лесли забралась к нему в кровать и взяла за пенис, чтобы сообщить еще что-то важное; он был весь внимание и в то же время наполовину спал, как в добрые старые времена.

– Я про ее татуировку, про «Покуда я тебя не обрету», – шепнула ему на ухо Лесли. – Может быть, тут вовсе не Уильям.

– Что? – переспросил Джек.

– Подумай сам. Ведь Уильям, вообще говоря, никуда не пропадал, она всегда знала, где он.

– А где он сейчас?

– Понятия не имею. И Алиса тоже.

– Эй, кончайте там шептаться! – крикнула из спальни миссис Оустлер Алиса, так громко, что казалось, она лежит с ними в одной постели. – Лучше уж говорить вслух, чем шептаться!

Джек шепнул на ухо Лесли:

– Но кто тогда стоит за «ты» в татуировке, если не Уильям?

– Ну, любовь ее жизни, например. Человек, который вылечит ее сердце, разбитое твоим отцом. Ясно, такого человека она так и не обрела. Я не могла ее излечить! – решительно сказала миссис Оустлер, и тут Алиса снова заорала:

– А чем говорить, лучше уж трахаться!

– То есть это такое обобщенно-личное «ты»?

– Я только хочу сказать – за этим «ты» точно не стою я, и, может быть, Уильям тоже за ним не стоит.

– Я хочу домой! – закричала Алиса.

– Ради всего святого, Алиса, ты дома! – крикнула в ответ миссис Оустлер.

Джек лежал рядом с Лесли и размышлял лишь о слове «тебя» во фразе «Покуда я тебя не обрету». В самом деле, разве не глупо думать, будто в мире нашелся бы кто-то, способный излечить сердце его матери, – разве могла она найти человека, мужчину ли, женщину ли, у которого имелся бы хоть один шанс на миллион излечить ее сердце!

– Мисс Вурц! – шепнула Лесли так неожиданно, что у Джека встал. – Вот, он писал мисс Вурц! Каролина вела с твоим папой нечто вроде переписки.

– Вурц? – ошарашенно переспросил Джек.

– Она сама мне сказала, – шепнула в ответ Лесли. – Думаю, твоя мама даже не подозревает об этом.

Неожиданно что-то заслонило свет из ванной, словно из воздуха материализовался Серый Призрак, или миссис Машаду, или ее призрак. Оказалось, это мама, впрочем, голая она выглядела не хуже других призраков, обитающих на границе между миром живых и мертвых.

– Я хочу домой, – прошептала Алиса. – Вы тут шепчетесь как заведенные, ну ладно, я тоже буду шептаться.

После чего запрыгнула к ним в кровать.

Ее левая грудь показалась Джеку искалеченной – странно, ведь шрам-то был на правой. Татуировка с разбитым сердцем выглядела как синяк, а «тебя» смотрелось столь же бессмысленно, как если бы красовалось на бирке, привешенной к большому пальцу ноги покойника в морге.

Миссис Оустлер и Джек обняли Алису, каждый со своей стороны.

– Пожалуйста, отвезите меня домой, – прошептала она снова.

– Алиса, ты и так дома, – сказала ей Лесли и поцеловала в шею, в плечи, в губы. – Или ты про Эдинбург?

– Да нет же, домой! – яростно настаивала Алиса. – Джек, ты ведь знаешь, о чем я.

– О чем, мам? – спросил Джек. Он прекрасно знал, о чем, он просто хотел проверить, хватит ли у нее сил произнести нужные слова.

– Я об иголках, мой милый, – сказала Алиса. – Я хочу домой, к своим иголкам.

– Быть дома – это, оказывается, для Алисы означало «спать на иголках». Впрочем, что же тут удивительного.

Глава 26. Маловер

Алиса умерла во сне, без мучений, как и предсказывала Морин Яп. Пять дней и ночей подряд она то просыпалась, то засыпала на диване в своем заведении на Квин-стрит. Лесли и Джек дежурили у ее постели, сменяя друг друга. Выяснилось, что Алиса вела себя менее агрессивно, если не видела их вместе, – очень кстати, ведь спать на диване втроем было никак нельзя.

На пятую ночь настала очередь Лесли. Алиса проснулась и попросила поставить ей Боба Дилана. Лесли уже замучила полиция, поэтому она включила музыку, но почти убрала звук.

– Достаточно громко, Алиса? – спросила она.

Ответа не последовало. Лесли сначала решила, что Алиса снова заснула, но, улегшись рядом, обнаружила, что та не дышит. Вскрытие показало, что в ту ночь опухоль проела сосуд и татуировщица умерла от кровоизлияния в мозг.

Джек в этот момент лежал в постели с Бонни Гамильтон в ее доме; неожиданно зазвонил телефон. Бонни не успела снять трубку, а он уже понял, что мама навсегда уснула на иголках.

– Я скажу ему, – услышал он слова Бонни, а сам пытался разобраться, где что в темной комнате, ему очень не хотелось, вылезая из кровати, споткнуться о коляску. – Поняла, и это я тоже передам.

– Алиса умерла во сне, просто перестала дышать, – сказала ей миссис Оустлер. – Думаю, мне с Джеком надо побыть с ней до утра. Не хочу, чтобы ее увозили в темноте.

Алиса проинструктировала Джека и Лесли на предмет организации «поминальной службы». Очень необычно для нее – инструкции были четкие, как никогда.