Башмаки на флагах. Том 4. Элеонора Августа фон Эшбахт - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И что же случилось? — Первый раз за всё время подала голос Брунхильда. Ей и её товарке было очень интересна эта тема.
А неизвестный господин, что поднял этот вопрос, заметил:
— Так вы ещё собирались взять приступом замок соседа… Не хотел бы я жить рядом с вами.
Но Волков тут же нашёлся что ответить:
— Коли вы упырь какой или людоед, то лучше вам и вправду рядом со мной не селиться.
Господин насупился, а вот графиня продолжала интересоваться:
— Так что же барон, он и вправду был тем зверем?
— Увы, графиня, увы, — продолжал Волков, — он и вправду оказался тем зверем. Как только я пообещал, что возьму замок, так он и вышел ко мне. И сам, сам сказал, что больше не хочет скрываться, а бежать не может, так как бароны фон Деницы никогда не бегали, и, мол, некуда ему было бежать.
— И он вот так взял и признался вам в злодеяниях? — Теперь спрашивал уже сам курфюрст.
— Да, он сам признался мне в том, что растерзал монаха отшельника, порвал его на куски, я те куски потом собрал в своей часовне, теперь это мощи, скоро, я надеюсь, того монаха Церковь признает святым.
— Он убил монаха? — Ахнула Брунхильда. — Но за что же?
— Он, когда принимал образ звериный, не различал, монах перед ним или ребёнок, он даже своего лучшего друга убил, кавалера Рёдля, оторвал ему голову.
— О, Господи! — Брунхильда и женщина, что была с ней, стали креститься.
— Это всё только ваши слова, — заметил обер-прокурор.
— Священник моего прихода, отец Семион и мой прапорщик то слышали, а священник ещё причащал и исповедовал барона перед смертью, — рассказывал кавалер, — мой прапорщик стоит за этой дверью, его можно будет допросить прямо сейчас.
— Даже если это и так, — произнёс неизвестный господин, — отчего же вы не предали барона суду, отчего не привезли сюда в Вильбург?
— Если бы я и передал барона, так только Святой Инквизиции, судить таких, как барон, это её прерогатива. Об этом своём намерении я фон Деницу и сказал.
— И что же он? — Спросил герцог, это дело очень интересовало его. То было видно.
— Он стал просить меня не отдавать его попам.
А вот тут все понимающе молчали, и Волков продолжал:
— Он стал просить меня о смерти, смерти благородной, говорил, что не хочет, чтобы попы измывались над ним, не хочет всеобщего осуждения. Барон сказал, что хочет умереть от рыцарской руки. И другой рыцарской руки, кроме моей, там не было.
— И вы согласились? — Произнёс герцог задумчиво.
— Я знаю, что святые отцы на меня нынче очень злы, что мне ещё непременно скажется, — чуть подумав, отвечал кавалер, — им бы очень хотелось его судить перед своей паствой, но барон пришёл мне на помощь по первому моему зову, и дрался со мной, плечом к плечу, там, у Оврагов. Я не смог ему отказать, хотя знал, что долг мой — передать его Святой Комиссии. Я выполнил его просьбу, я убил его сам.
— Это был благородный поступок, — сказал барон фон Виттернауф, и, кажется, Его Высочество едва заметно кивнул головой соглашаясь с замечанием барона.
«Хороший знак».
— Тем не менее, вы дерзки и своевольны, — вдруг оживился герцог, — вы ослушанием своим давали поводы всяким иным вассалам не слушать меня.
И тут кавалер понял, что пришло время для второго его козыря:
— Ваше высочество, не могли бы вы поглядеть бумаги, что я привёз, сии бумаги не должно видеть более никому, кроме вас, и я дам вам пояснения, которые, надеюсь, удовлетворят вас.
Все стали переглядываться, смотреть на герцога, господа были возмущены, а тот был заинтригован, и сказал:
— У меня нет секретов от собравшихся, это мои доверенные лица.
— Не сомневаюсь, — произнёс кавалер, — но эти господа — не мои доверенные лица, и у меня есть от них секреты, поэтому эти бумаги я могу показать только вам, Ваше Высочество.
Волков достал два небольших письма и держал их в руках:
— Только вам я давал вассальную клятву, поэтому только вам могу их показать.
Вот теперь герцог уже не мог удержаться, любопытство одолевало его, а Волков не подходил к столу, так и держа бумаги в руке.
— Мне встать и подойти к вам? — Наконец спросил курфюрст.
— Если это не затруднит вас, Ваше Высочество. — Отвечал кавалер, и не думая приносить ему бумаги.
Герцог начал вставать, а стоящий за его креслом барон стал помогать ему, наконец Его Высочество подошло к Волкову, и он сразу передал курфюрсту письма.
— От кого эти письма? — Спросил тот разворачивая первое письмо.
— Я думаю, вы догадаетесь, по прочтении, — отвечал ему кавалер.
И герцог стал читать письма, что писал Волкову архиепископ Ланна.
Да, это были письма от него. Прочитав первое письмо, герцог поднял глаза на кавалера, он уже всё понимал, и спросил:
— Это его рука?
— Да, его канцелярия пишет иначе. — Отвечал Волков.
Герцог стал читать второе письмо. И во втором письме было то же самое, что и в первом, в обоих письмах архиепископ просил кавалера не униматься, а продолжать распрю с горцами, чтобы война перекинулась на земли Ребенрее.
Дочитав письмо, курфюрст поднял глаза на кавалера. Волков боялся, что герцог не поверит в подлинность писем, ведь там не было подписи, но герцог, зная нрав архиепископа, сразу поверил, он лишь спросил:
— Могу ли я забрать эти письма?
— К сожалению нет, я обещал их сжечь, с вашего позволения, монсеньор, я сожгу их. — Отвечал кавалер.
Герцог кивнул и отдал ему письма, чуть постоял, глядя на генерала и спросил:
— Значит, вы дали вассальную клятву мне, но продолжали служить курфюрсту Ланна?
— Да, — честно признался Волков, — но больше я архиепископу ничего не должен, теперь у меня лишь один сюзерен. Один сеньор. Это вы, Ваше Высочество, и я приложу все силы, чтобы доказать вам свою преданность.
Тут из-за спины герцога вынырнула графиня, подошла она так тихо, что мужчины за разговорами её не замечали до самого последнего момента.
— Душа моя, — спросил герцог, увидав её, — что вам угодно? У нас тут разговоры мужские, вам то будет скучно.
— Решается судьба брата моего, мой господин, — она не собиралась уходить, графиня взяла герцога под руку, — разве это дело меня не касаемо?
