Таинственный остров (перевод Игнатия Петрова) - Жюль Верн

Не приходится говорить, что Айртон жил теперь вместе с остальными колонистами и не помышлял даже о возвращении в кораль. Однако он по-прежнему оставался грустным, малообщительным и охотней принимал участие в работах, чем в развлечениях колонистов. Он оказался великолепным работником — сильным, неутомимым, ловким и изобретательным. Его уважали и любили все колонисты. И он это знал.

Разумеется, колонисты не забывали и про кораль. Через каждые день-два кто-нибудь из колонистов отправлялся туда в тележке или верхом, наполнял кормушки муфлонов и коз и возвращался, привозя с собой молоко для кухонных надобностей. Эти поездки обычно использовались и для охоты. Поэтому чаще всего эту работу брали на себя Гедеон Спилет или Герберт. Иногда они ехали вместе и прихватывали ещё Топа. Благодаря этому кладовые Гранитного дворца всегда ломились от запасов битой дичи: водосвинок, агути, кенгуру, кабанов, пекари, уток, глухарей, якамар и прочего. Стол колонистов разнообразили также рыба, устрицы с устричной отмели, овощи с огородов плоскогорья Дальнего вида и, наконец, фрукты, сорванные в лесах. Главному повару Набу оставалось только выбирать лучшее из этого изобилия продуктов.

Само собой разумеется, что телеграфный провод из Гранитного дворца в кораль был давно починен, и телеграф работал всякий раз, когда тот или другой колонист, отправившийся в кораль, считал нужным остаться там на ночь. Впрочем, остров теперь стал безопасным, и нечего было бояться нападения, по крайней мере со стороны людей.

Однако колонисты считались с возможностью повторной высадки пиратов на остров. Вполне возможно, что кто-нибудь из товарищей Боба Гарвея по норфолкской каторге знал об его планах и, выйдя на свободу, тем или иным способом попытается привести их в исполнение. Колонисты ввели поэтому в правило ежедневно осматривать в подзорную трубу горизонт как со стороны бухты Союза, так и со стороны бухты Вашингтона. Отправляясь в кораль, дежурный колонист обязательно с той же тщательностью осматривал морской горизонт в западной части острова.

Ни разу, правда, колонисты не заметили ничего подозрительного, но, наученные горьким опытом, они строго придерживались этого правила.

Однажды вечером инженер поделился со своими товарищами придуманным им планом укрепления кораля. Он предполагал сделать ограду более высокой и пристроить к ней нечто вроде блокгауза, в котором колонисты могли бы отбивать нападение целого отряда врагов.

Насколько Гранитный дворец был неприступным, настолько же лёгкой и соблазнительной добычей для грабителей являлся кораль с его стадами скота, постройками и запасами продовольствия. Нужно было обеспечить сохранность всего этого на случай возможной высадки на остров пиратов.

Проект инженера был в общем одобрен колонистами и намечен к осуществлению на будущую весну.

К 15 мая на стапелях верфи уже чётко вырисовывался контур киля нового судна. Ещё несколько дней спустя на концах киля выросли прочно посаженные в пазы форштевень и ахтерштевень. Крепкий дубовый миль имел сто десять футов в длину. Таким образом, ширину средней части судна можно было довести до двадцати пяти футов. Но это было всё, что плотники успели сделать до наступления холодов. Воспользовавшись неожиданным повышением температуры в начале июня, они поставили первые кормовые шпангоуты и затем окончательно приостановили работы.

В первых числах июня погода стала ужасной. Ветер дул с востока, достигая порой силы настоящего урагана. Инженер даже стал беспокоиться за судьбу верфи. Но перенести её в другое место было бы ещё хуже, потому что островок Спасения всё-таки защищал Камин от ветра, тогда как в дни сильных бурь океанские волны докатывались до самого подножия Гранитного дворца.

К счастью, тревога Сайруса Смита оказалась напрасной. Верфь устояла. Пенкроф и Айртон, самые рьяные из строителей, продолжали работу на верфи так долго, как это было возможно. Их не пугали ни ветер, ни дождь. Они считали, что удар молота, независимо от того, в какую погоду он нанесён, остаётся ударом молота. Только тогда, когда первые морозы придали древесным волокнам твёрдость железа, они признали себя побеждёнными стихией и оставили работы.

Это случилось 10 июня.

Сайруса Смита и его товарищей поражали сильные морозы, наблюдавшиеся зимой на острове Линкольна. Средняя зимняя температура здесь была сходна с температурой Новой Англии, расположенной примерно на таком же расстоянии от экватора. Но там, в Северном полушарии, это явление объяснялось равнинным характером приполярных земель, дающим полный простор северным ветрам. Здесь, на острове Линкольна, это объяснение не годилось.

— Уже давно установлено, — как-то сказал Сайрус Смит своим товарищам, — что под одинаковыми широтами острова и прибрежные земли меньше страдают от холода, чем континентальные территории. Я, например, часто слышал, что в Ломбардии зимы суровее, чем в Шотландии. Это объясняется тем, что зимой море отдаёт то тепло, которое оно накопило за лето. Острова в этом отношении находятся в особенно выгодных условиях.

— Но почему же в таком случае остров Линкольна составляет исключение из общего правила? — спросил Герберт.

— Это трудно поддаётся объяснению, — ответил инженер. — Скорее всего это связано с тем, что наш остров находится в Южном полушарии, которое, как известно, значительно холоднее Северного.

— В самом деле, — заметил Герберт, — я читал где-то, что плавучие льдины в Южном полушарии встречаются под более низкими широтами, чем в Северном.

— Я это видел своими глазами! — сказал Пенкроф. — Однажды, когда я служил на китобойном судне, мы встретили плавучие льдины на самом траверсе мыса Горна!

— Может быть, именно близостью льдов и объясняется суровость зим на острове Линкольна? — подумал вслух журналист.

— Вполне возможно, что ваше предположение соответствует истине, Спилет, — ответил Сайрус Смит. — Я сам думаю, что только этим и можно объяснить здешние морозы. Но существует другое вполне научное объяснение причин, почему Южное полушарие холодней Северного: так как солнце летом стоит ближе к Южному полушарию, естественно, что зимой оно больше от него удаляется. Это объясняет также и то, что лето па острове Линкольна много жарче, чем в соответствующих ему широтах Северного полушария.

— Но скажите мне, мистер Смит, — хмуря брови, сказал Пенкроф, — почему это наш земной шар так плохо разделён? Это несправедливо!

— Дружище Пенкроф, — смеясь, ответил инженер, — справедливо это или нет, но так устроен свет! И вот почему: Земля описывает вокруг Солнца не круг, а эллипс — этого требуют законы небесной механики. Солнце находится в одном из фокусов этого эллипса, и, следовательно, Земля в своём годовом беге то удаляется от Солнца на самое далёкое расстояние — находится в своём афелии, — то приближается к нему на самое близкое расстояние — вступает в свой перигелий. Но как раз во время южной зимы Земля находится в афелии, на самом далёком от Солнца расстоянии. Неудивительно поэтому, что зимы бывают тут такими холодными. Здесь, друг мой Пенкроф, люди ничего не могут изменить, как бы учены и могущественны они ни были!