Текст и контекст. Работы о новой русской словесности - Наталья Борисовна Иванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парадоксально, но факт: Андрей Битов назвал свои заметки, написанные в 1963 году и обнародованные сегодня («Новый мир», 1990, № 2), «Записками из-за угла». И это, как мне кажется, связано не только с тогдашним, да и теперешним желанием выйти из ряда, являющимся, на мой взгляд, одной из сущностных его характеристик (быть всегда немного в стороне, наособицу; никогда не забывать завет Пастернака о том, что стадность есть прибежище неодаренности), но и с бессознательной, предположила бы я, не будь это Битов, перекличкой с названием «Записок из подполья». Так вот – из-за угла, не на дороге, на которой расположились шестидесятники; то есть как бы и на дороге, но все-таки в стороне.
Записки Битова начинаются с изложения сна.
Сон – о собрании.
Ему «шепчут в ухо», «подталкивают»; зал «таится в темноте, молчит и дышит».
Собрание в 1963 году (июнь) – это метафора тогдашней общественной жизни. Идея собрания включает в себя в том времени объединение каких-то сил, их поляризацию и непременную партийность, что ли; занимание определенной общественной позиции. Во сне Битов, выступив, идет в «узком проходе между скамьями, и кругом… молчание». Логика того, что называется «общественным окружением», логика «свирепых бумажек с подписями» для него «лжива». Он не хочет участвовать в «суете»: «Я вдосталь наигрался с нею». Но, уходя в свой «угол», отделяясь от тех, кого автор с иронией называет «передовыми людьми», Битов, словно кружа над «старыми словами», то есть стертым, идеологизированным, выпотрошенным языком, пытаясь вырваться, прорваться через них к своей мысли, приходит совершенно независимо к тому же, с чего начал свой путь Карякин: «Человечество живет так: обманывая себя. Некоторые обманывают только себя – это честные люди, некоторые себя и других, а потом себя – это люди нечестные, это эксплуататоры и экспроприаторы, политики и властители дум, тираны и фанатики. Человек живет так: обманывая себя или других» (курсив мой. – Н. И.).
Из двух «углов» – Карякин и Битов практически (исторически) одновременно, с разницей, может быть, в несколько месяцев, а то и в несколько дней, приводят свою мысль к одному и тому же понятию: самообман.
Карякин от идеи самообмана, лежащей в основе «правды о себе, о своих иллюзиях», «стремления разобраться в нашем собственном самосознании времен господства сталинщины», да и последующей эпохи, пришел к «Самообману Раскольникова» и книге «Достоевский и канун XXI века». Битов – к «Пушкинскому дому». В 1963 году уже было ясно, что недолгая и непостоянная оттепель кончалась. Можно было, конечно, продолжать заниматься самообманом, в том числе либеральным, национальным – каким угодно! После крушения демократических иллюзий нужно было искать свою культурную «нишу», свой, говоря языком героев Бородина, «вариант». Ведь впереди, по тогдашнему ощущению О. Чухонцева, в 1960 году приветствовавшего свое поколение манифестом «Это мы!» («Юность», № 10):
…такие сроки,
такие дальние дороги,
по осени такая тьма –
что и не стоит… Бога ради!
Опустишь голову в тетради,
поднимешь – а уже зима.
«Сроки» и «дальние дороги» сулила новая эпоха. «Хватит “оттепелей”, – говорит у Горенштейна ныне “интернационалист” и борец с “великодержавным шовинизмом”, а в недавнем прошлом сталинист Хомятов. – Мы – северная страна. Умеренный мороз нам на пользу. Дышится легче, снегом все покрыто, чисто, свято».
Да, каждому пришлось выбирать свой «вариант». Программа Чухонцева, например, была сдержанно стоической:
Простимся с громкими мечтами,
и пусть токуют в фимиаме
соперники по ремеслу –
пусть их! а мы, как в поговорке,
и от махорки будем зорки,
покурим под шумок в углу.
Вот и «аукнулся» битовский угол…
Примораживали, «придушивали» отнюдь не только демократов – обозначим их для простоты «неозападниками». «Примораживали» и неопочвенников. Тот же горенштейновский Хомятов рассуждает: «Вы любите говорить о возрождении общества. Но ведь возрождается и реакционное вольнодумство. Раньше оно лакействовало перед сильной властью, стараясь исподтишка толкнуть ее в нужном направлении, но сейчас оно тоже от контроля освободилось, оно тоже хочет говорить в полный голос и дышать полной грудью. В России либеральный нигилизм есть троянский конь черносотенного нигилизма. Умеренный консерватизм – вот наша надежда». Да, даже столь непоследовательное потепление в 1960-е годы дало возможность проявиться, и даже довольно бурно, хотя и непоследовательно, тем, кого Солженицын назовет «компатриотами» – я имею в виду статьи В. Чалмаева и М. Лобанова, вызвавшие известную статью А. Дементьева в «Новом мире», которая, в свою очередь, послужила поводом для «письма одиннадцати». Но это уже будет закатом 1960-х. А в 1963 году прогрессизм политиканствующий, групповой вызывал у «своих» же, вроде у либералов, порой неприятие и даже отталкивание. Правда, прямо об этом, скажем, тот же Битов не писал, однако в «Записках» мы обнаружим злую характеристику отечественного прогрессизма, клянущегося марксистскими догмами: «Наши либералы… эти первые спасители существующего порядка, непременные переодеватели старого в новое, гримировщики трупов, двойные спекулянты, не берущие на себя даже цинизма в достижении благ, стяжатели, завернутые в знамена идей прогресса и вспоможения новому и выглядывающие оттуда, как тля из куколки…» Отметив несправедливость филиппики в целом, мы не сможем не увидеть и определенной правды. Действительно, пожалуй, никто не сделал так много для реабилитации марксизма, как «Новый мир» в 1960-е годы. Кочетовский «Октябрь» со своим догматизмом мог лишь отвратить от идеологии. «Новый мир» пытался ее очистить, «сиять заставить заново». Позиция главного и единственного демократического органа печати была социально-нравственной, а его тактика – прагматичной; и во имя «этики», во имя «народной морали» отсекалось все, что могло показаться эстетически сложным, недоступным «широким массам», да и просто «лишним» в реальной политической борьбе. «Лишними» в этой ситуации были для «Нового мира» стихи Мандельштама – и Твардовский отказался их печатать. «Лишней» была и проза Битова. Тем более что путь, который он «осознал себе в последнее время, заключается в том, что я стремлюсь написать правду о самом себе, ибо это единственная из доступных мне правд». И еще: «Ты там тихонько сидел и кропал и думал – дело делаешь, а тебя тем временем отстали. Приедешь там в город за надобностью, оторвешься от трудов, спички там купить надо, соль, а тебе
