Сияние - Стивен Кинг

— Спасибо, — сказал Дик. — Извините, что накричал.

— Первый раз, что ль, — с ухмылкой ответил водитель. — Сдается мне, вы вроде как заведенный. Возьмите-ка. — На колени Холлоранна упала пара толстых синих шерстяных перчаток. — Когда снова соскочите с дороги, они вам понадобятся. Морозит. Берите, ежели, конечно, не хотите весь остаток жизни ковыряться в носу вязальным крючком. Потом пришлете обратно. Их жена связала, так я к ним неровно дышу. Имя и адрес вшиты прямо в шов. Кстати говоря, звать меня Говард Коттрелл. Как станут не нужны, отошлете их обратно, и дело с концом. Да запомните — чтоб я за доставку не платил.

— Ладно, — сказал Холлоранн. — Спасибо. Вот невезуха…

— Вы поосторожней, я б и сам вас подвез, да дел по горло.

— Да ничего. Еще раз спасибо.

Он начал поднимать стекло, но Коттрелл остановил его:

— Как доберетесь в Сайдвиндер, если доберетесь, сходите в «Дэркин Коноко». Прямо рядом с читальней, мимо не пройдешь. Спросите Лэрри Дэркина. Скажите, вас Коттрелл послал — надо, мол, нанять один из его снегоходов. Назовете мое имя и покажете эти перчатки, тогда выйдет дешевле.

— Опять-таки спасибо, — сказал Холлоранн.

Коттрелл кивнул:

— Забавно. Никак вам не узнать было, что в «Оверлуке» непорядок… телефон вырубился, зуб даю. Но я вам верю. Я иногда нутром чувствую.

Холлоранн кивнул:

— И я тоже — иногда.

— Ага. Знаю. Только поосторожней там.

— Ладно.

Коттрелл исчез в несущейся мимо тусклой пелене, помахав на прощание рукой. Шапочка механика по-прежнему дерзко сидела на голове. Холлоранн снова тронулся в путь, цепи молотили снежный покров шоссе и, наконец, зарылись в него настолько, что «бьюик» стронулся с места. Позади Говард Коттрелл, прощаясь, в последний раз нажал на клаксон, хотя, по сути дела, это было не обязательно — Холлоранн и так ощущал, что тот желает ему удачи.

Вот, два сияния за день, подумал Дик, должно быть, это что-то вроде доброго предзнаменования. Однако Дик не верил в предзнаменования, ни в плохие, ни в хорошие. То, что он в один день встретил двух людей, способных сиять (хотя обычно попадалось человек пять за год, не больше), могло не значить ровным счетом ничего. Ощущение, что все решено, ощущение

(что все завершилось)

которое он не мог точно определить, до сих пор не покинуло его. Оно…

На узкой извилистой дороге «бьюик» все время пытался вильнуть то в одну, то в другую сторону, так что Холлоранн вел его осторожно, затаив дыхание. Включив еще раз приемник, он услышал голос Ареты, а Арета — это отлично. С ней он разделил бы герцевский «бьюик» хоть сейчас.

От очередного порыва ветра машина закачалась и заскользила вбок. Холлоранн выругался и ниже склонился к рулю. Арета допела песню, и опять заговорил диск-жокей, он сообщил Холлоранну, что сесть сегодня за руль — отличный способ расстаться с жизнью.

Холлоранн выключил приемник.

Он все-таки добрался до Сайдвиндера, хотя ехал до города от Эстес-Парк четыре с половиной часа. К тому времени, как он выбрался на Нагорное шоссе, полностью стемнело, но буран и не думал ослабевать. Дважды дорогу преграждали сугробы, доходившие «бьюику» до крыши, так что пришлось остановиться и ждать, пока снегоочистители расчистят проезд. К одному сугробу снегоочиститель подъехал по полосе Дика, и гудок опять прозвучал совсем рядом. Шофер ограничился тем, что объехал машину Холлоранна. Он не высунулся, чтобы сказать, что думает, просто сделал пару непристойных жестов, знакомых всем американцам старше десяти лет, и знаки эти вряд ли означали миролюбие.

Казалось, чем ближе Дик подъезжает к «Оверлуку», тем сильнее что-то подгоняет его, вынуждая торопиться. Он поймал себя на том, что постоянно поглядывает на часы. Руки Дика как будто бы рвались вперед.

Через десять минут после того, как он свернул на Нагорное шоссе, промелькнули два указателя. Свистящий ветер очистил обе надписи от снежной оболочки, так что их можно было прочесть. Первая гласила:

САЙДВИНДЕР, 10.

Вторая:

В ЗИМНИЕ МЕСЯЦЫ ДОРОГА В 12 МИЛЯХ ВПЕРЕДИ ЗАКРЫТА.

— Лэрри Дэркин, — пробормотал Холлоранн себе под нос. В приглушенном зеленоватом свете приборного щитка лицо Дика выглядело напряженным и утомленным. Было десять минут седьмого. — Лэрри… «Коноко» возле библиотеки.

И тут на него всей тяжестью обрушился запах апельсинов, а с ним — мысль, мощная, смертоносная, полная ненависти.

(ПОШЕЛ ВОН ОТСЮДА ГРЯЗНЫЙ НИГГЕР ТЕБЯ ЭТО НЕ КАСАЕТСЯ НИГГЕР ЗАВОРАЧИВАЙ ОГЛОБЛИ РАЗВОРАЧИВАЙСЯ ИЛИ МЫ ТЕБЯ ПРИБЬЕМ ВЗДЕРНЕМ НА СУКУ ТЫ ОБЕЗЬЯНА ЧЕРНОЗАДАЯ А ПОТОМ СПАЛИМ ТЕЛО ВОТ КАК МЫ ОБХОДИМЯ С НИГГЕРАМИ ТАК ЧТО СЕЙЧАС ЖЕ ПОВОРАЧИВАЙ НАЗАД)

В замкнутом пространстве машины взвился крик Холлоранна. Послание пришло к нему не словами, а серией загадочных образов, которые впечатывались в сознание с ужасающей силой. Чтобы стереть их, он выпустил руль.

Тут машина врезалась крылом в бордюр, отскочила, наполовину развернулась и остановилась, понапрасну крутя задними колесами. Холлоранн резко вырубил сцепление, а потом спрятал лицо в ладони. Не то, чтобы он плакал, — у него вырывалось прерывистое «ох-хо-хо». Грудь тяжело вздымалась. Он понимал, что, застигни его этот удар на том отрезке дороги, где хоть одна обочина обрывалась в пропасть, он был бы уже мертв. Может, так и было задумано. И в любой момент удар мог настичь его снова. Придется защититься. Его обступила кровавая сила безграничной мощи — может быть, памяти. Он тонул в инстинкте.

Дик отнял руки от лица и осторожно открыл глаза. Ничего. Если что-то и пыталось снова испугать его, оно не смогло к нему пробиться. Он отгородился.

И вот такое случилось с мальчуганом? Господи Боже, такое случилось с маленьким мальчиком?

Сильней всех прочих образов Дика тревожил чмокающий звук, как будто молотком лупили по толстому ломтю сыра. Что бы это значило?

(Иисусе, только не малыш. Господи, прошу тебя.)

Включив малую скорость, он одновременно немного прибавил газ. Колеса завертелись, зацепились шинами за дорогу, опять завертелись, зацепились еще раз. «Бьюик» поехал, фары слабо рассеивали снежные водовороты. Холлоранн взглянул на часы. Уже почти половина седьмого. На него нахлынуло ощущение, что уже действительно очень поздно.

50. Тремс

Венди Торранс в нерешительности стояла посреди спальни и глядела на сына, который моментально уснул.

Полчаса назад шум прекратился. Весь и сразу. Лифт, вечеринка, хлопанье открывающихся и закрывающихся дверей. Вместо того чтобы принести облегчение, тишина усилила зародившееся в Венди напряжение; обстановка напоминала зловещее затишье перед последним жестоким порывом бури. Дэнни, однако, задремал почти сразу, сперва мальчик ворочался, но в последние десять минут сон стал глубже. Даже глядя на сына в упор, Венди с трудом различала, как медленно поднимается и опускается узенькая грудная клетка малыша.