Рабыни дьявола - Жюльетта Бенцони

Длинная зубчатая линия молча показалась, когда обогнули остров Принцев и гигантская, отливающая цветами радуги жемчужина показала свои точные очертания.

Фрегат, словно для реверанса слегка наклоняясь под тяжестью наполненных утренним бризом парусов, миновал мыс Сераля и вошел в Золотой Рог.

На этом морском перекрестке, где кипение Старой Европы встречалось с тишиной Азии, величие триединого города стало подавляющим. Сюда входили, как в пещеру Али-Бабы, не зная больше, чем восхищаться и на что смотреть глазами, ослепленными блеском и светом. Но пылкая жизнь в этом горниле, где сплавились целые цивилизации, сейчас же хватала вас за горло и похищала.

Держась за поручни полуюта, рядом с пресыщенным и смотрящим без удивления сэром Джемсом, Марианна пожирала глазами открывшийся перед нею громадный порт, чья синева простерлась между двумя мирами.

Слева, у набережных Стамбула, сгрудились османские суда, пестрые и живописные, прямо, у лестниц Галаты, выстроились корабли Запада: черные суда генуэзцев, англичан, голландцев, чьи цветные флаги на голых мачтах напоминали плоды, забытые нерадивым садовником.

На берегу толпился люд, прямо или косвенно связанный с морем: матросы, чиновники, рассыльные, писцы, агенты купцов или посольств, носильщики, грузчики, торговцы и трактирщики, среди которых двигались воинственные фигуры янычар в высоких фесках и портовых полицейских.

Буксируемый баркасами с яростно гребущими гребцами, фрегат величественно прибыл на место якорной стоянки, когда от берега отчалила шлюпка с английскими моряками в кожаных шляпах и направилась к нему. На корме ее стоял со скрещенными на груди руками очень высокий, худощавый блондин, крайне элегантный, в развевающемся просторном светлом плаще. При виде его сэр Джемс от изумления поперхнулся.

– По… позвольте… но ведь это же посол!

Вырванная из мечтательного созерцания, Марианна вздрогнула.

– Что вы сказали?

– Что у наших двух молодчиков оказалась более длинная рука, чем я мог предположить, мое дорогое дитя, потому что это лорд Стратфорд Кэннинг своей собственной персоной направляется к нам!

– Это значит… что он сам явился арестовать беднягу грека за то, что он позволил себе немного потрясти поганого архитектора?

– Невероятно… но похоже, что так! Мистер Спенсер, – обратился он к своему помощнику, – загляните в трюм, там ли еще пленник? Если да, то бросьте его в воду, но заставьте исчезнуть! Иначе я больше не отвечаю за него. Надеюсь, что цепи соответственно подготовлены?

– Будьте спокойны, милорд, – улыбнулся молодой человек. – Я лично проследил за этим.

– Тогда, – заключил моряк, незаметно вытирая лоб под треуголкой, – остается только принять получше его превосходительство. Нет, не уходите, дорогая, – добавил он, удерживая Марианну, которая уже собралась на попятный, – будет лучше, если вы побудете со мной. Возможно, вы понадобитесь мне, и, кроме того, он же видел вас!

Действительно, взгляд посла был устремлен к стоявшей на полуюте группе, и Марианна в своем ярком наряде, безусловно, выделялась среди других.

Смирившись, она смотрела на приближающегося дипломата, удивляясь его молодости. Высокий рост и подтянутость не добавляли лет его бесспорно юношескому лицу. Сколько же могло быть лорду Кэннингу? Двадцать четыре, двадцать пять? В любом случае не больше! А какой он красивый!.. Черты его лица вполне подошли бы греческой статуе. Только рот, тонкий и поджатый, да немного выступавший вперед подбородок принадлежали Западу. В глубоко сидевших глазах под протокольной холодностью дипломата проглядывала мечтательная душа поэта.

Едва шлюпка подошла к кораблю, как он бросился на веревочную лестницу и взобрался по ней с ловкостью человека, занимающегося спортом, и, когда взошел наконец на полуют, Марианна могла констатировать, что вблизи он еще более соблазнительный, чем издали. От него, его манер и серьезного голоса исходило странное очарование.

Однако, когда ее взгляд впервые скрестился со взглядом красавца дипломата, молодая женщина внезапно ощутила, что находится перед лицом опасности. У этого человека были твердость, блеск и чистота клинка дамасской стали. Даже в его безукоризненной учтивости чувствовалось что-то непреклонное. Впрочем, едва обменявшись с коммодором полагающимися любезностями, он повернулся к молодой женщине и, не ожидая представления сэром Джемсом, очень почтительно поклонился и заявил совершенно спокойным тоном:

– Вы видите меня, сударыня, очарованного возможностью приветствовать наконец ваше светлейшее сиятельство. Вы настолько задержались, что мы почти не надеялись больше на ваше прибытие. Стоит ли говорить, что лично я одновременно и счастлив, и наконец спокоен?

Никаких следов иронии в этих словах, и Марианна выслушала их без удивления, ибо внутренне уже ждала этого с того момента, как увидела посла. Она ни секунды не верила, что такая важная особа беспокоится из-за простого греческого слуги…

Тем временем сэр Джемс, считая это недоразумением, разразился смехом.

– Светлейшее сиятельство? – воскликнул он. – Дорогой Кэннинг, я боюсь, что вы допускаете странную ошибку… Госпожа…

– …княгиня Сант’Анна, столь же чрезвычайная, как и тайная посланница Наполеона! – спокойно закончил Кэннинг. – Я буду удивлен, если она станет отрицать это: такая знатная дама не опустится до лжи!

Под проницательным взглядом посла Марианна почувствовала, как запылали ее щеки, но не отвела глаза. Наоборот, она с таким же спокойствием смотрела на своего врага.

– Это правда, – признала она, – я та, кого вы ждали, милорд! Могу ли я хотя бы узнать, как вы нашли меня?

– О, мой бог, совсем просто… На рассвете меня разбудили два забавных субъекта, требовавшие не знаю какого наказания за не помню какой проступок в отношении одного из них слуги некой молодой дамы, столь же благородной, как и необычной, внезапно возникшей из вод Эгейского моря туманной ночью. Дело этих джентльменов меня интересовало мало… а вот восторженное описание знатной дамы очень заинтриговало: оно в точности соответствовало уже давно полученному предупреждению. И когда я увидел вас, сударыня, последние сомнения исчезли: ведь я знал, что мне придется иметь дело с одной из самых красивых женщин Европы!

Это не был комплимент. Просто констатация очевидности, вызвавшая грустную улыбку у той, что была ее предметом.

– Хорошо, – сказала она, вздохнув, – отныне вы уверены в успехе вашего предприятия, лорд Кэннинг! Простите меня, сэр Джемс, – добавила она, внезапно поворачиваясь к старому другу, выслушавшему этот невероятный обмен словами с изумлением, которое мало-помалу сменилось грустью, – но я не могла сказать вам всю правду. Требовалось, чтобы я любой ценой попала сюда, и, если я обманула ваше гостеприимство, подумайте, что сделала это во имя долга, более высокого, чем я.